Идеология как фактор устойчивости бытия (наблюдения натуралиста)

Человек, в отличие от животного, действует на основании определённых идей, а идеи, рождает, моделируя действительность вокруг себя - и природную и социальную. отсюда важность идеологии - некого набора изначальных конструктов, которые заранее дают  "заготовки" для...

Print Friendly Version of this pagePrint Get a PDF version of this webpagePDF

001_58_kandinsky-1913-comp-7

 

Человек, в отличие от животного, действует на основании определённых идей, а идеи, рождает, моделируя действительность вокруг себя — и природную и социальную. Отсюда важность идеологии — некого набора изначальных конструктов, которые заранее дают  «заготовки» для этого моделирования, разворачивают внимание познающего субъекта в определённую сторону. К слову, идеологии бывают не только и не столько политические, но прежде всего — научные и религиозные. Об этом отлично писал Грамши в «Тюремных тетрадях» (они различаются методом, применяемым для познания). Этим идеологии в обыденной жизни точно соответствуют «колодкам познания«, которые использует исследователь, учёный (см. «Как философствуют биологи?» ).

Для устойчивого продвижения по жизни каждому из нас приходится придерживаться одновременно двух несовместимых друг с другом идей.

Например, в США после 9/11 одновременно распространялись два тезиса — «бдительность, враг под кроватью» и «ничего не произошло, живём обычной жизнью«. Одновременно друг с другом эти настроения, несовместимы но в процессе столкновения с жизнью личность интуитивно чувствует, когда надо применить первую, а когда вторую идею, в зависимости от того какое противодействие оказывает окружение и социальная среда. Так римский воин в бою то закрывался щитом, то колол мечом, в зависимости от того, замахивались на него или закрывались.

Поэтому не надо требовать логики от живых людей (но нужно требовать от раздумывающих над жизнью философов):  сосуществование несовместимых идей в одной голове противоречиво только внешне. В рамках системы «обработки людей людьми» т.е. общества по Марксу это не только осмысленно, но и необходимо. При этом какие идеи кажутся противоречащими друг другу а какие нет определяются ИДЕОЛОГИЕЙ, принятой индивидом.

Например, в дискуссии с по поводу легалайза в контексте «Опасных вопросов» С.Пинкера ЖЖ-юзер gilgamesh_lugal одновременно утверждает следующее:

А. «для меня, например, любая аргументация, отвергающая право вменяемого взрослого человека распоряжаться своим  телом, жизнью, психикой автоматически выпадает из рассмотрения, как бессмысленная не смотря на степень аргументированности». Б. «Помимо этого всегда выступал, выступаю и буду выступать за эксперименты на особях Homo sapiens, противопоставивших себя обществу».

Это точка зрения либерала: он здесь не видит противоречия, поскольку доверяет принципам, на которых организовано капиталистическое общество. А поскольку принципы общественного устройства с точки зрения автора хороши, то люди, отвергнутые и наказанные обществом — заведомо плохи, на них можно ставить медицинские опыты, их можно пытать, чтобы узнать правду об их подозрительных действиях и пр. Естественное развитие такой точки ведёт к выводу, что в рыночном обществе бедные, неудачники, лузеры — такие же отвергнутые и наказанные, как преступники;  и следовательно всё сказанное про преступников относится к ним. Этот вывод был сделан и привёл к соответствующей социальной практике, см. «Смертоносная наука«.

Для коммуниста А противоречит Б напрочь. Ведь кто именно противопоставил себя обществу, в какой степени и насколько, решает суд, то есть кодифицированное мнение обывателя (а часто и вообще администрация – то есть те, кого обыватель боится и боготворит). И если эти лояльные члены общества имеют право/возможность судить меня, в том числе и за инакомыслие, то право распоряжаться своей жизнью, строить жизнь как я сам считаю нужным, у меня отнимается сразу и навседа. Соответственно, ни о какой свободе в таком обществе речь уже не идёт.

Причина этого отношения к обществу и его представителям – в том, что коммунистическая идеология оппонента держит капиталистическое общество под подозрением. Суть подозрений инакомыслящего в отношении общества хорошо сформулировал М.Л.Гаспаров. В «Записях и выписках» он чётко зафиксировал понимание, что у личности нет никаких особых прав: каждый существует лишь попущением общества и в любой момент может быть смят и отброшен на дно, просто за то, что ест чей-то хлеб, заставляет других видеть своё лицо и т.п. И это давление именно общества, не государства – их предъявляет дом, трудовой коллектив и пр.

Соответственно для оппонента в споре (или меня) капитализм — не рациональная организация человеческого устройства, а  система угнетения и эксплуатации («из людей добывают деньги как из скота сало» — американская пословица), которое держится на несправедливости «верхов» и невежестве «низов». В том числе и невежестве по поводу механизмов функционирования данного социума. Исходно будучи диссидентом в этом обществе, я не верю в его суд и приговор, поскольку они несправедливы априори. Отсюда известное требование — заключённых можно наказывать лишением свободы, но нельзя унижать и мучить.

В силу полярности идеологий спорящих оказывается, «что для одного софизм — для другого очевидность» (gilgamesh_lugal), ведь именно идеология определяет нам, какие формы общественной жизни представляют собой «правильные, нормальные отношения и взаимодействия», а какие — «помехи», мешающие реализации правильных форм.

Познаваемость мира

Мне думается, мир познаваем из-за этого вот «антагонизма интересов» индивидов, включённых в определённые системы, — социальные, природные, политические и иные, и самих систем, пытающихся отношениями и взаимодействиями индивидов управлять (а иначе система не воспроизводит самоё себя в череде поколений). Индивидам для максимальной реализации в системе (не уточняю, реализации чего – от  дарвинской приспособленности до творческого потенциала) нужно объективное знание о ней, нужен познающий ум, а в длинном процессе эволюционной оптимизации систем выгоден «умный» субъект, умеющий быстро находить и занимать «своё» место в структуре отношений системы, и как только он появляется регуляторные механизмы системы будут «работать» на его поддержание и развитие.

Вот это идеологическое столкновение одних индивидов с другими, одной «колодки познания» с другой, заставляет их всех нуждаться в объективном знании о том, как их собственная идеология («модель мира», «колодка познания») соотносится с реальным устройством системы в которую включены они все – а это и общество, и природа? Учёные давно пишут о том, что столкновение идей – это не проблема, а возможность, ибо оно открывает новые перспективы для прогресса теории. Что верно для развития науки, думаю, верно для развития познания вообще – столкновение идеологий в рамках социальной практики ведёт к «онаучиванию» идеологий, своего рода естественный отбор общесоциальных и политических идей в условиях противостояния идейных противников требует «наполнения» их таким философским и общенаучным бэкграундом, что каждая из них приближается к истинности и в процессе приближения понимает свои собственные «слепые пятна», «слабые места» и ограничения.

Отсюда вывод о познаваемости мира  как естественном следствии того что система в которую включён познающий субъект (природа, общество) устроена по другим законам и находится в контрапункте с субъектом, его мыслями и желаниями. Как писал И.Кант:

«Человек хочет согласия, но природа лучше знает, что для его рода хорошо…она хочет раздора. Он желает жить беспечно и весело, а природа желает, чтобы он вышел из состояния нерадивости и бездеятельного довольства и окунулся с головой в работу, и испытал трудности, чтобы найти средства разумного избавления от этих трудностей».

То есть мысль человека предшествующей эволюционной историей (и просто историей) общества так же приспособлена к познанию мира, как копыто и зубы лошади к травянистым ландшафтам. И может познать мир в силу этого самого контрапункта: социальные системы, социальные взаимодействия, в которые включены индивиды (личностно развивающиеся во времени) постоянно пытаются этими индивидами управлять, и перестраиваются, так что их структура формы и методы управления всё больше приближаются к «настоящей» человеческой природе (в этом прогресс).

В тех же самых взаимодействиях люди, пытаясь развиваться личностно в рамках отношений и ограничений системы, натыкаясь на них, постепенно получают всё более и более верное представление «как мир устроен». То есть экспоненциальный рост научного знания приближает нас к истине, а не отдаляет от неё именно потому, что устройство системы, в которую включены развивающиеся личности, и «душевное устройство», жизненные задачи личностей находятся в контрапункте, «подогнаны» друг к другу всей предшествующей эволюционной историей нашего вида, от миноги до возникновения языка. И подгонка продолжает совершенствоваться. Свобода (познания) есть осознанная необходимость (для нашей мысли следовать реальному устройству мира, как низколетящим ракетам следует повторять неровности рельефа, чтобы не быть сбитыми).

Здесь есть два источника ошибок, «сбивающих» с поступательного прогресса познания. Первая — мысль Сент-Дьёрди, что мозг — орган не познания, а выживания и постоянно склонен принимать за истину то, что является просто преимуществом.

Отсюда очевидна социальная ответственность участников «нормальной науки», добывающих позитивное знание с помощью руководящих идей определённой парадигмы (они обязаны потратить некое время, чтобы разделить в добытом первое и второе). А вот сами авторы «руководящих идей» — Дарвин, Маркс, Лоренц, Фрейд, и пр. — от этой ответственности освобождены.

Поэтому отклики и обсуждение в научном сообществе, корректирующие научную идею, встраивающие полученный результат в ту или иную систему представлений в отношении прогресса, а не роста научного знания часто важнее самих результатов. Обсуждение совершенно отфонарной идеи А.Колли, что признаков в организме много больше, чем веществ, метаболическое или онтогенетическое взаимодействие которых даёт эти признаки, и поэтому признаки должны кодироваться последовательностью мономеров в каких-то длинных молекулах дало идею конвариантной редупликации и «двойную спираль ДНК. В момент высказывания идеи, в конце 19 века никто не мог оценить ни разнообразие признаков (реально – структур) организма, которые наследственно воспроизводятся, ни разнообразие веществ, потенциально пригодных для такого воспроизводства.

Второй источник ошибок — то, что люди считают себя в первую очередь индивидами, а свои взаимодействия в обществе — в первую очередь взаимодействиями независимых и свободно мыслящих личностей. Тогда как то и другое — лишь взаимодействующие «узелки» в общей системе социальных отношений. «Маска индивидуальности» взаимодействий в системе мешает использовать их как «пробные шары» для узнавания того, как система устроена в самом деле.

Это сходно с эволюционной эпистемологией Лоренца, если развивать её не в сторону радикального конструктивизма, а в прямо противоположную сторону соприкосновения, сопряжения и слияния с диаматом (за возражение спасибо kosilova). Здесь предшествующая эволюционная история мира с одной стороны, познающего субъекта с другой, является некой гарантией того что он для объяснения опыта будет создавать правдоподобные метафизические модели (которые могут быть развиты и улучшены в сторону приближения к действительному строению моделируемого). С другой стороны — социальные механизмы в виде откликов учёных на идеи и результаты друг друга будут корректировать идеи развиваемые научным сообществом в сторону приближения к истине, а не удаления от неё — просто потому что наука не изолирована а является частью большого общества и научные идеи, теории, помимо жизни собственно внутри научной традиции получают новую жизнь в борьбе идей в самом обществе. Есть и обратное идейное влияние от таких форм жизни общества как политика и бизнес на структур научного познания

Так что всякая идея проверяется не только как она сочетается с другими идеями в структуре научной теории но и как она в сочетании с другими идеями влияет на качество жизни нашего вида, на нашу социальную практику. Таким образом, структура нашего познания оказывается «слепком» структуры того «участка мира», который мы стараемся уловить в познавательном процессе — приближением к реальности, а не развитием в бесконечность.

Неидеологичность познания: испытание социальной практикой

На это сразу же — возражение от kosilova:

«Вы большой оптимист, но у вас встречается непоследовательность. Сначала пишете: познание встроено в социальную практику. Не продумываете эту мысль до конца, если бы продумали — поняли бы, что страшно оскорбили познание. Но затем в другой ветке пишете: рассуждать и анализировать надо всегда, а «близость» этому только мешает. То есть как бы призываете к объективности. Вы уж определитесь: познание идеологично или нет? Если да, то встроено в социальную практику, но не является анализом. Если нет, то является анализом, но не встроено в практику».

Я думаю можно (и нужно) быть встроенным в социальную практику и при этом взаимодействовать с ней в режиме диалога а не в режиме стимуляции-реагирования на массовые настроения и влечения (которые составляют бОльшую часть социальной практики). То есть «быть встроенным» и находиться в диалоге, но не поддаваться на соблазн делить элементы социальной практики на «близкие» и «далёкие». В этом случае ты исчезаешь как познающий субъект и оказываешься частью этой социальной практики, обывателем, даже если ты профессор в башне из слоновой кости.

Как оптимист я полагаю что познание (и отдельные познающие субъекты) могут включаться в социальную практику, не теряя своей специфичности как познающих субъектов, не поддаваясь соблазну чувств и влечений, массовых коллективных и иных. Если уж общество выращивает таких специализированных субъектов – эти своего рода проприоцепторы общества — то в наше время всеобщего взаимопроникновения и смешения им стоит оставаться таковыми всегда. Даже когда они выходят из своей сферы в «большое общество».

Как писал равви Элимелех из Лизенска (в ответ на переданный ему трактат Канта о правах человека) «обособление не выход: обосабливать следует не жизнь, а мысли«. Следуя этой логике, мне кажется, если я как угодно встраиваюсь в социальную практику но трезво анализирую то что вокруг, а не поддаюсь на идеологические посылы, циркулирующие в этом «вокруг» я осуществляю именно познание. Наблюдаю, делаю выводы, строю концепцию происходящего, вместо того чтобы быть управляемым и манипулируемым.

Поэтому с идеологичностью / неидеологичностью познания нет дихотомии, высказанной kosilova. Конечно, всякая социальная практика заинтересована в тиражировании собственной идеологии и подчинении ей индивидов, и особенно мыслящих и действующих успешно. Собственно интеллигенты и нужны для производства идеологий, как рабочие для производства товара. На производстве за рабочими присматривает мастер, чтобы делали именно то, что нужно хозяину, и в нужном темпе, с нужным уровнем качества, а когда участники производства выйдут в большое общество, перейдут от работы к досугу  — они контролируются идеями, продуцируемыми интеллигентами, или оформленными с их участием, в общем попадают под действие аппарата социальной трансляции, о котором писал М.К.Петров.

Но если социальная практика хочет сохраниться и выжить «на длинной дистанции», изменяясь адекватно изменениям мира, она больше нуждается в верных идеях о мире, чем в идеологическом подчинении масс. То есть в процессе оптимизации соответствующей социальной системы под воздействием научных идей и идеология «большого общества» начинает эволюционировать становясь всё более «научной» (см. те же самые «Тюремные тетради» Грамши). Так что в долговременной перспективе идеологический посыл от большого общества способствует прогрессу, а не идеологизации  познания (в отличие от краткосрочных отрезков).

Это как в процессе эволюционной оптимизации коммуникативных систем позвоночных стимулы, заставляющие реагировать на состояния и влечения демонстратора, заменяются знаками информирующие об альтернативных категориях объектов внешнего мира. Материальный носитель сигнала – демонстрация в этой случае остаётся один и тот же. Так и тут «большое общество», заведшее и культивирующее у себя познание мира в качестве обособленной отрасли, из «общества идеологий» превращается в общества знаний. Марксово определение соц.жизни как обработки людей людьми остаётся в любом случае но одно дело – обмен информацией, оставляющий свободу выбора и делающий твой выбор твоим собственным, обоснованным, и другое – оказаться в зоне воздействия массового мнения, настроения, или предрассудка. Тут ты можешь или следовать ему или сопротивляться, но вряд ли что-то сможешь понять.

И в заключение – опять про идеологию. Этой вот точке зрения в посте про познаваемость мира kosilova привела возражение:

«Вы где лучше думаете, в посте или в комментах?».

Она – в посте, я в комментах – мне нужны отклики, возражения и комментарии, чтобы оформить сырую и неопределённую мысль, отсечь лишнее, подчеркнуть значимое (и спасибо ей за это!). Наверно, поэтому я рассчитывают не оскорбить познание погружением в социальную практику, а закалить его, она – нет. То есть мы возвращаемся к началу текста – каждый действует в рамках собственной идеологии, столкновение идеологий высекает новое понимание «как мир устроен» и реального содержания происходящего, которое ассимилируется этими идеологиями, «онаучивая» их и давая выигрыш в конкурентной борьбе.

Об авторе wolf_kitses