В продолжение исследований источников и факторов роста черносотенной тенденции в современной РФ стоит вспомнить заметки известного философа и религиоведа vidjnana. Они старые, уже 6летней давности, — и тем более показательны.
Уже тогда были в полной мере видны «цветы» клерикальной реакции, сейчас ставшие «ягодками» уголовных дел за антиклерикальные высказывания в Сети, погромов художественных выставок и «оскорбительных» архитектурных форм. Что много опаснее — вовсю идёт оформление православных штурмовиков, атакующих горожан, протестующих против уничтожения парков ради храмостроя, «охраняющих» церковных чинов.
Одновременно движутся вверх по должностной лестнице известные церковные черносотенцы, вроде архимандрита Тихона (Шевкунова), тесня «теплохладных». [Тут надо сказать, что автор очень информативного текста по ссылке, известный религиовед Николай Митрохин, один раз там таки соврал. Архиепископ Серафим, при всей реакционности, был одним из немногих «зарубежников», кто не сотрудничал с Гитлером, удерживал паству от записи в Русский охранный корпус, от участия в любых прямых действиях против СССР. Может быть потому, что, по оценкам компетентных советских органов, в политике не разбирался и просто был русским патриотом. Почему, видимо, потом сотрудничал с победоносным СССР. Понятно, что убеждения г-на Митрохина здесь просто требовали полить грязью]
Уже тогда аппетиты реакции были ничуть не скромнее того, что они получают сейчас; все эти годы были успешной реализацией описанных ниже мечт, причём инициативу проявляли они — а власть шла навстречу. Да и «приёмы дискуссии» клерикалов остались прежними — теми, исконными, описанными ещё Щедриным:
«– Говорил я ему: «Какой вы, сударь, имеете резон драться?», а он только знай по зубам щелкает: вот тебе резон! вот тебе резон!».
В ответ на рациональную и доказательную критику следуют ложь, диффамация, апелляция к городовому и, если последняя удаётся — собственное насилие. Можно сравнить этот, сегодняшний, материал с рассказанным ниже и комментариями защитников клерикализации там.
«О дискриминации неверующих
Содержание
В связи с участившимися в последнее время требованиями со стороны верующих, особенно православных, уважать их религиозные чувства, на мой взгляд, жизненно необходимо поднять наболевший вопрос о дискриминации неверующих в нашей стране.
Попробую высказать самые общие соображения, чтобы определить контуры борьбы за права неверующих.
Согласно экспертным оценкам, в самом российском законодательстве выражена «системная дискриминация прав атеистов по сравнению с правами верующих и прав атеистических объединений по сравнению с правами религиозных объединений».
Тем не менее, существуют соответствующие статьи Конституции РФ, Федеральный Закон «О свободе совести и религиозных объединениях», а также ст. 282 УК и ст. 5.26 КоАП., которые могли бы позволить отстаивать права неверующих в России. В частности, особенно важным представляется п.6 ст.3 закона «О свободе совести…», где «запрещается и преследуется в соответствии с федеральным законом» «воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и свободу вероисповедания, в том числе сопряженное с насилием над личностью, с умышленным оскорблением чувств граждан в связи с их отношением к религии, с пропагандой религиозного превосходства…» (что соответствует п.2 ст.29 Конституции РФ: «Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства»).
Однако именно с пропагандой религиозного превосходства мы постоянно сталкиваемся, когда верующие, в том числе клирики РПЦ, заявляют, что лишь верующий (в частности, православный) обладает единственно верным взглядом на мир, что неверие есть взгляд ложный, что неверующие — люди безнравственные, бездуховные, у них нет смысла в жизни и т.п. [Сейчас эта мерзость уже попадает в учебники]. В принципе, любое высказывание верующего, которое содержит в себе указание на какое-то превосходство его религии над другими религиями и над нерелигиозными мировоззрениями уже нарушает право индивида на свободу совести и должно подпадать под соответствующие нормы российского законодательства.
Например, в тех же учебных заведениях: почему неверующий студент должен спокойно реагировать на слова с кафедры о превосходстве какой-то религии — вне зависимости от того, преподаватель это вещает, или приглашённый в стены вуза священнослужитель? Нет, я считаю, что он имеет право встать и сказать:
«Вы нарушаете сейчас мои права и свободы как неверующего, вы оскорбляете меня, указывая на превосходство ваших религиозных взглядов над моими атеистическими. Поэтому я требую, чтобы вы прекратили нарушать закон, в противном случае, я вынужден буду обратиться за помощью к правоохранительным органам«.
И в случае отказа можно будет действительно обращаться в различные инстанции с приобщением диктофонных записей, подтверждающих, что правонарушение имело место.
Как мне кажется, такого рода акции имели бы куда более солидный вес, нежели демонстрации ряженых и возможно, выступающие с вузовских кафедр (а равно как и прочие верующие) хорошенько бы подумали — а стоит ли навлекать на себя неприятности. К тому же ведь никто не мешает верующим считать свою религию наилучшей — однако не для всех людей, а лишь для себя лично».
Русский – это православный?
Желание отождествить национальность и религиозность наблюдается сейчас довольно широко и особенно обостряется на волне борьбы с антиклерикализмом. Возникает желание представить антиклерикалов как пособников сначала иных религий (в первую очередь, ислама, иудаизма, различных «сект», в роли которых нередко выступают протестанты), а затем, поскольку православие рассматривается как «религия русского народа» — и как врагов русских, в лучшем случае, как предателей (ну а в худшем естественным образом поминается жидомасонский заговор и далее со всеми подобающими сему «дискурсу» остановками).
И это отождествление русских и православных — вовсе не частное мнение отдельного лица, а политика РПЦ. В «Основах социальной концепции РПЦ» прямо сказано:
И т.п.
Эти положения находят широкий отклик у так называемых «православных патриотов» и сокращаются до афоризма: «А Достоевский.. лучше сформулировал: «Русский – это православный». Вот и все! Нет короче формулы!».
Иными словами, РПЦ, не отказываясь от проповеди в рамках всей Земли, считает своей главной миссией «окормление» русского народа и полагает, что имеет право воспринимать русских как свою паству. Опросы, правда, пока что говорят о том, что далеко не все русские готовы назвать православие своей религией, однако на это отвечают в том духе, что русские — это потенциальные православные, «естественные», «природные» православные, хотя могут о том не знать. К тому же Крещение сейчас становится всё более массовым явлением, поэтому очень удобно называть «потенциальными православными» всех тех, кто крещён.
О нравственной стороне этого способа борьбы с антиклерикализмом я уж говорить не буду — она, по-моему, очевидна. Остановлюсь на аргументах.
1. Антиклерикализм в России потому чаще всего проявляется как борьба с клерикализмом РПЦ, что именно РПЦ желает «окормлять» русских, используя госаппарат, а русских всё-таки большинство в России. Прочие религии вербуют своих сторонников в основном среди нерусской части населения России, в «сектах» же состоит ничтожная часть русских и никакого влияния на госаппарат они не имеют — максимум, отдельные эпизоды были в горбачёвско-ельцинское время. Что тут может быть непонятного — ума не приложу.
2. «Потенциальная паства» — такой же виртуальный предмет, как потенциальный выигрыш в лотерею. Аргументом он быть не может.
3. Спор о количестве православных упирается в критерии православности, а их, по крайней мере, желательно не подменять в разных ситуациях. Однако в любом случае: даже если бы реальных, а не виртуальных православных было бы подавляющее большинство, отсюда никак не следует тождество национальности и религии.
4. Исторически религиозность подавляющего большинства населения России никогда не была православной, а представляла собой религиозный синкретизм.
5. Русский атеизм на сегодняшний день является одной из национальных традиций, возникшей, кстати, вовсе не в период соввласти, как некоторые почему-то полагают, а вызревший как раз в лоне государственного православия, торжества клерикализма.
Мусульманские и дореволюционные образцы для клерикализации России
Дискуссия по поводу перформанса студентов СПбГУ (на самом деле, повод-то вполне ничтожный, а вот то, что всплыло — весьма и весьма интересно), показала характерную тенденцию современного православия. А именно: довольно велика доля верующих, которые для противостояния тем, кого они считают «врагами Церкви», готовы использовать силовые и неправовые методы и даже нормы, в России признанные архаичными — в частности, телесные наказания.
Скажем, здесь , у pretre_philippe верующие, даже священнослужители, высказывались и за тюремное заключение («в тюрьму бы их, там под шконкой у параши права бы качали»), и за публичную порку, и даже чтобы «просто этим недоделкам дать в репу, а девушек, так сказать, за волосы выволочь из зала». Порадовало, что было немало и вполне здравомыслящих, находящихся в правовом поле, суждений по данному поводу, но тем не менее, тяготение к репрессиям у значительной части православных налицо.
В связи с чем было бы, на мой взгляд, полезно обратиться к репрессивной практике сегодняшних мусульманских государств, а также Российской Империи, ибо именно в них, на мой взгляд, черпают образцы для подражания православные фундаменталисты. (Что в общем-то не удивительно — фанатизм имеет множество сходных черт, даже если он вырастает на почве разных культур). К тому же мусульмане, вслед за РПЦ, также заявляют свои права на «окормление» России .
Как известно, в ряде мусульманских государств действует «полиция нравов», следящая за соблюдением гражданами норм ислама в общественной и частной жизни. Скажем, в Саудовской Аравии «Комиссия по Распространению Добродетели и Предотвращению Порока» надзирает «за соблюдением исламского кода одежды, недопущения смешивания представителей противоположных полов в общественных местах, и «предотвращением проявления развратного поведения». Аналогичный орган действует и в Иране, и даже в Турции, собирающейся вступать в Евросоюз. Иранская полиция нравов, помимо прочего, регламентирует, например, нормы поведения моделей во время показа модной одежды, а также соответствие нормам ислама манекенов. Власти Саудовской Аравии полицейскими методами борются с колдовством. В качестве мер воздействия «полиция нравов» применяет и телесные наказания. Призывы ввести телесные наказания имеют место и у российских мусульман.
В Пакистане действует закон о богохульстве, предусматривающий смертную казнь, в период с 1988 по 2005 год 647 человек было обвинено в нарушении этого закона. Наказания за богохульство в Российской Империи, предусматривали тюремное заключение и ссылки не только самим богохульникам (то есть посягнувшим на всё, что сочтёт святым православная церковь), но и тем, кто не донесёт на них. Распространённость телесных наказаний в РИ — дело известное всем. Таким образом, и мировой, и российский опыт показывают, что введение репрессивных норм для утверждения ценностей одной из религиозных групп страны вполне возможно. Вопрос, скорее, в том, реально ли ввести подобные меры в современной России.
Исламские нормы морали опираются на клановые архаичные отношения соответствующих обществ. Аналогичным образом, в царской России элементы православной религиозности (только элементы, но тем не менее) были тесно связаны с патриархальными отношениями русской деревни. Современное же российское общество атомизировано, никакой традиционной морали в нём уж давно нет, РПЦ же как организация, правда, привлекает определённое количество сторонников, но её авторитет не может считаться безусловным и сейчас он не в лучшем состоянии (в сравнении с ранними постсоветскими временами).
Если уж попытка запретить один из сериалов («Южный Парк») вызвала массовые акции протеста молодёжи, то можно себе представить их реакцию на нормирование одежды или «предотвращение проявления развратного поведения». В лучшем случае мы увидим лишь драки православных дружинников с молодёжными группировками. Попытки же регламентировать рекламу (в частности, телевизионную), контент, привлекающий внимание к рекламе и торговлю вызовет уже противостояние бизнеса, в который вовлечена и РПЦ.
В конечном счёте, и сама власть не заинтересована в таком усилении РПЦ, ей, скорее, уготована функция инструмента идеологической обработки граждан, традиционная роль «опиума народа», но уж никак не роль приводного ремня управления. Тем не менее, вряд ли конструкцию российской власти стоит считать надёжной, а в ситуации неустойчивости и при наличии заинтересованных сил многие сценарии могут стать возможными. Потому забывать о тенденциях российского клерикализма не стоит.
Сравнивая происходящее сейчас с описанным выше, видим, что мечты клерикалов сбылись — почти без сопротивления общества. И тогдашняя акция студентов СПбГУ против незаконной клерикализации ВУЗов сегодня вызвала бы не ругань, а уголовную репрессию. Автор слишком оптимистичен только в одном — в силе «гедонистического» мотива к сопротивлению (а вот идейные мотивы у тех, у кого они есть, скорее окрепли).
Черносотенная реакция — лучшая культурная форма зависимого развития.
Важно подчеркнуть, что это объективный процесс, проистекающий из зависимого развития и классовых интересов крупной буржуазии, которой оно выгодно. Как пишет коллега:
«Трудовой кодекс, вообще отношения между трудом и капиталом – вопрос не только производственный или социальный, но национального уровня. Он определяет перспективы развития страны: дорогая рабсила, сильные профсоюзы, хорошо защищённый законом работник толкают предпринимателей одной рукой развивать научно-технический прогресс, другой рукой поддерживать науку, прикладную и фундаментальную. И наоборот, бесправные работники, слабые профсоюзы, Фемида, берущая перед богатыми на козырёк, консервируют отсталость и зависимое развитие.
Поэтому всякий патриот России должен быть против. Тем более стоит вспомнить, что модернизации промышленности препятствуют именно и только классовые интересы «верхнего 1%», а элементарное выживание страны требует решения трёх задач:
2) восстановления социалки до советского уровня, без чего продолжится вал сверхсмертности трудоспособных, с 1991 г. унесший больше жизней, чем коллективизация, и продолжающийся до сих пор. Без социального государства, при неолиберальном курсе остановить депопуляцию не получается и в «успешных» прибалтийских-восточноевропейских странах – патаму шта демографический переход необратим, а после его завершения воспроизводство населения определяется не рождаемостью, а величиной, обратной смертности – сбережением народа. С этим в условиях коммерциализации-приватизации хуже всего (тут, тут и тут); собственно, Крымск с «Булгарией» всё показали ясно.
3) восстановление верховенства закона и снижение уровня уголовного насилия как минимум до советских показателей (тоже, увы, не самых лучших в Европе).
3. И даже либерал-белоленточник, фапающий на «модернизацию и инновации», должен быть против – если доводы разума пересилят эмоциональную приверженность «прохоровым» & «собственности» вкупе с пренебрежением к «быдлу-анчоусам». Ведь избранный правительством курс консервирует ту самую сырьевую экономику, в которой научно-технической интеллигенции нет ни места, ни должного уважения, а многие из них, если не большинство, относятся именно к этой категории, хотя бы в потенции (студенты и аспиранты)».
Это писалось во время «болотных» протестов 2011-2012 гг., когда был шанс изменить вектор развития к инновационной экономике и социальному государству (этого требовали левые участники движения и старались помешать либералы). Увы, по разным причинам не получилось; сегодня зависимое развитие и сырьевая экономика торжествуют, вместе с черносотенной тенденцией. Ибо она — идеальная культурная форма для зависимого развития.
Действительно, все эти годы в точности то же самое происходит на Украине. Хотя «евроинтеграцию» массам рекламировали как «присоединение к прогрессу», она предсказуемо стала новым варварством. И после майдана (дружно поддержанного всеми конфессиями Украины, в том числе РПЦ МП) она сильно обогнала РФ в беге в реакционное болото.
Там всё на месте — и уроки закона божия в школах; и финансирование церквей, обгоняющее поддержку больниц и театров; и претензии гг.служителей культа к научным взглядам и произведениям искусства, которым хочешь-не хочешь, а приходится уступать, ибо подкреплено штурмовиками. И большее угнетение женщины, чем в «реакционной России» или «консервативной ДЛНР», от легализации проституции до отправления женщин на кухню и открытого, одобряемого насилия в отношении них. Женщинам вообще стоит помнить, что клерикалы для них — такие же исконные враги, как расисты для негров. Независимо от страны и конфессии.
Савонарыло, или манифест православного ИГИЛ
И вот недавно в «газете «Завтра» опубликована статья председателя Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества Московского патриархата протоиерея Всеволода Чаплина «Стяжатель Духа Святого. Памяти преподобного Иосифа Волоцкого». Несмотря на небольшую длину статьи, она представляет собой законченный манифест, объявляющий войну светской государственности и нерелигиозным гражданам России.
Слово «война» здесь не является метафорой или преувеличением. Чаплин, ранее назвавший участие России в войне против ИГИЛ «священной войной» (в условиях, когда о религиозной природе гражданской войны говорят сами исламские экстремисты, это вызвало протест даже у епископа Антиохийской православной церкви Ильяса Тума), на этот раз объявил, что:
«попытка лишить православие огненной силы, низвести его на уровень теплохладного христианства, страшнее любых сект и псевдомиссионерских нашествий, любого так называемого «Исламского государства» и иных образований. И это надо многажды повторить на всех уровнях и церковного организма, и государственного, и общенародного».
Господину Чаплину следует напомнить его собственные слова, произнесенные [в ответ на Письмо 10 академиков], когда клерикализация в России еще не достигла нынешнего уровня:
«[Конституция России] права, когда говорит о недопустимости установления обязательной или государственной религии или идеологии. В том числе, естественно и материализма, позитивизма, агностицизма, атеизма».
В 2007 году, Чаплин якобы опасался установления государством обязательности атеизма, а сейчас требует поддержки «огненного» православия против «теплохладного» (что бы эти слова ни обозначали) на «всех уровнях государственного организма»! (см.сабж).
Читая такое от дважды рупора черносотенцев (г.Чаплин и в газете «Завтра»), прямо-таки чувствуешь, как выражение «наши Палестины» наливается соком и из метафоры делается реальностью. Особенно интересно это:
«Некоторые сегодня могут сказать: нельзя вернуться в Средние века, нельзя вернуться к той строгости жизни, которая имела место во времена преподобного Иосифа. Да, нельзя вернуться к тем техническим и организационным формам жизни, но вернуться к той степени строгости нравов вполне можно».
Я чувствую, надо просить коллег-историков написать о «той степени строгости нравов», в т.ч. в обществе, где жил св.Иосиф и последующем. Скажем, об этом; или этом.
Но вот что социально опасно в г.Чаплине и др.клерикалах: свою веру они видят господствующей, а образцом для взаимоотношения религии и общества считают исламский мир, где наказывают за атеизм, переход в другую веру, где вера поддерживает и оправдывает насилие в семье, убийства чести и пр. не лучшего рода практики. Либо царскую Россию, где было примерно то же самое.
Это то, что нас ждёт, если не дать отпор и не сделать религию снова частным делом (это минимум; максимум — отделение церкви от гос-ва и школы от церкви, как в СССР).
Важно подчеркнуть: клерикалы считали так всегда, и действовали в этом направлении с самого переворота 1991 г. Богоборчество всегда было правильным делом, но сейчас его необходимость всё более очевидна.
Как дóлжно?
Пока религиозная вера является частной особенностью индивида, она, конечно, должна быть не только терпима, но и охраняема обществом, как охраняются вообще индивидуальные вкусы, пристрастия и предрассудки («типа я люблю блондинок, но не люблю брюнеток») из соображений свободы личности. В самом деле, общество не имеет никакого морального права «исправлять» отдельные индивидуальные черты в индивидах (но может и дОлжно охранять большинство от опасностей, проистекающих из этих черт, когда они воплотятся в поступках).
А вот когда люди, имеющие веру в душе, делают эту свою индивидуальную склонность общей идеологией, то это уже общественно опасно и должно пресекаться. Поскольку как только религиозная вера становится фактом общественного сознания (и в качестве такового как бы рассматривается «на равных» с научным знанием), она становится социально опасным предрассудком, поскольку способствует росту «социальных язв», тормозит прогресс и мешает постижению истины.
То есть как индивидуальная форма познания мира религия (магия, колдовство) и т.п. в свободном обществе вполне допустимы, как и метод проб и ошибок. А вот как «знание» равное научному, или даже превосходящего его по ценности – недопустимы ни в коем случае, ибо останавливается прогресс, а общество теряет свободу и оказывается в рабстве у религиозных предрассудков. Как сор не следует выносить из избы, религиозную веру не надо пускать из индивидуальных душ в общественное сознание, что и делалось в СССР.
Есть такое совершенно аполитичное понятие прогресс, нейтральное по отношению к советскому и антисоветскому, вере и неверию, которое может служить судьёй в отношении всех четырёх. Так вот вытеснение религии из социальной сферы в сферу частной жизни (секуляризация) всегда прогрессивно, обратное всегда реакционно.