Print 
PDF
Социальный заказ на антисоветчину в перестройку и после родил две взаимно-дополнительных мифа о национальных отношениях в СССР. Первый, условно «либеральный»: СССР давил, угнетал и русифицировал нерусские народы, национальные окраины были колониями, как при царе , страна в целом — тюрьмой народов, все достижения нацменов как и дружба народов — пропаганда и показуха. Несмотря на людскую память, фильм «Мимино» и прочие доказательства.
Правда, противореча сами себе, они заявляют, что, мол, зря советская власть преследовала национализм, он естественен для людей — гляньте, мол, современную ситуацию. Забывая, что национализмы (включая русский) в перестройку не сами вырвались на свободу, но были выпущены с 1987 г. когда собравшихся у «памятника Свободы» латышских нациков не разогнали и посажали, а восприняли как vox populi; при продолжении прежней системы дезинфекции общества оно не было бы захвачено этими настроениями; да и случавшиеся взрывы национальных страстей, вроде событий 1965 г. в Ереване, были связаны с очень узкими социальными группами — студенты-гуманитарии и творческая интеллигенция. Применительно к сегодняшней российской ситуации этот миф поддерживает ксенофилию либеральной общественности, их «единое мышление» с западными версиями истории, бьющим по СССР так, чтобы попасть в нынешнюю РФ.
Второй, черносотенный, зеркален по отношению к нему: союзный центр развивал нерусские окраины в ущерб и за счёт за счёт русских, инородцы паразитировали на собственно русских регионах (а как же программа 1980-х «500 малых городов России» по развитию там промышленности и инфраструктуры?). Применительно к нынешней российской ситуации это игра на ксенофобии, подпитываемой в связи с притоком гастарбайтеров (с которыми ассоциируют прежние республики).
Как почти все современные «расхожие мнения», то и другое враньё (где-то 1% реальной жизни, отразившейся в этих мифах см. PS). Что хорошо видно во вводной главе к исследованию Леокадии Дробижевой «Социальное неравенство этнических групп: представления и реальность» (в РФ на 2000-е гг.); хотя она в разных местах вставляет ритуальные фразы, поддерживающие вышеописанную, приведённые данные говорят сами за себя.
«В течение длительного времени в отечественной науке господствовала концепция, согласно которой одной из ведущих тенденций социально-этнических процессов в СССР было сближение социальной структуры «советских наций и народностей». В свою очередь, статус каждого народа как «равного среди равных» должен был способствовать укреплению идей интернационализма, отношений дружбы и сотрудничества между народами.
Однако уже первые этносоциологические исследования продемонстрировали, что действительность была не столь однозначной. Хотя за годы Советской власти многие особенно резкие, диссонирующие различия в социально-культурном облике населения разной этнической принадлежности в той или иной мере были сглажены, тем не менее говорить о завершении становления социальной однородности наций было нельзя[1]. Мало того, согласно тем же этносоциологическим исследованиям, проведенным в бывших союзных республиках, сближение образовательного и социально-профессионального состава национальностей нередко приводило к усилению состязательных отношений между ними, обострению конкурентной ситуации и даже стимулировало межэтнические конфликты[2].
Материалы Всесоюзных переписей населения послевоенных лет подтвердили тезис о сближении этнических общностей России по многим социально-культурным показателям. Тем не менее трудовая занятость населения разных регионов, людей разной этнической принадлежности продолжала сохранять немало специфических черт. Дифференциация определялась как объективными, так и субъективными условиями. Немаловажную роль играли географические факторы, своеобразие природно-климатической среды проживания тех или иных национальных групп, во многом определяющие специфику отраслевой занятости людей, которая в то же время регулировалась и государством. Имели значение и традиционные ориентации населения на те или иные занятия и профессии, его образовательный уровень и демографический состав, характер расселения, особенности исторического развития, традиционного хозяйственного и бытового уклада, культуры и психологии, миграционного поведения и т.п.
Динамику социально-профессионального состава большинства крупных этнических общностей России с конца 1950-х гг. характеризовали в основном общие процессы: сокращение доли сельскохозяйственного населения, рост квалифицированных кадров, расширение сферы умственного труда.
В целом по России доля представителей профессий умственного труда увеличилась с 1959-го по 1989 г. с 23 до 35%, в том числе доля работников высокой и средней квалификации – с16 до 25,5%, а удельный вес квалифицированных рабочих повысился с 36 до 46%.
Хотя темпы и масштабы названных процессов в отдельных регионах и этнических группах были неодинаковы, имела место тенденция к сближению титульных национальностей российских автономий по доле работников умственного и физического труда, людей, занятых в индустриальном производстве, работников со средним и средним специальным образованием. В то же время дистанция в масштабах развития ряда конкретных социально-профессиональных и отраслевых групп не только сохранялась, но в ряде случаев и увеличивалась. Этнические особенности социально-профессионального состава выявлялись не только при сопоставлении всего (городского и сельского) населения титульных национальностей, что можно было бы объяснить неодинаковой долей в их составе жителей города и села, заметно различающихся по роду своих занятий, но и при сравнении социальной структуры отдельно горожан и сельчан.
Расчет коэффициентов вариации доли людей, принадлежащих к тем или иным социально-профессиональным стратам, среди занятого городского населения титульных национальностей российских автономий по материалам переписи 1989 г. позволил установить весьма важную закономерность. Оказалось, что чем выше на социальной лестнице находилась группа, тем заметнее варьировала ее относительная численность у представителей разных этнических общностей. Именно на высшем уровне, в сфере высококвалифицированного умственного труда, различия между титульными национальностями в конце 1980-х гг. были наиболее масштабными.
| Работники высококвалифицированного умственного труда 33Работники умственного труда средней квалификации 27Работники мало- и неквалифицированного умственного труда 25Рабочие высшей квалификации 21Рабочие средней квалификации 17Мало- и неквалифицированные рабочие 18 |
Различия в социально-профессиональном составе городского населения титульных национальностей автономных республик России в коэффициентах вариации в 1989 г. выглядели следующим образом:
_______________
Источник: Рассчитано по материалам Всесоюзной переписи населения 1989 г. Государственный комитет РФ по статистике. Табл. 33в.
Заметная дифференциация национальностей по относительной численности людей, занимающих высшие ступеньки на социальной лестнице, ключевые позиции в политике, экономике, культуре, определяющие основные направления развития республик, представляется достаточно значимой. Тем более, что престиж высококвалифицированного умственного труда среди подавляющего большинства населения был тогда достаточно высоким.
Среди титульных национальностей достаточно заметно выделялась группа тех, рост образовательного уровня и численности высококвалифицированных кадров у которых шел особенно интенсивно. Это были прежде всего буряты и якуты, живущие в «своих» республиках. Уже в первые послевоенные годы занятое население этих национальностей отличалось сравнительно высокой долей интеллигенции. В конце 1950-х гг., согласно материалам Всесоюзной переписи населения 1959 г., доля якутов с высшим, неоконченным высшим и средним специальным образованием и среди городского, и среди сельского населения была в 1,5-2 раза больше по сравнению с большинством других титульных национальностей автономных республик России. Относительная численность интеллигенции (работников умственного труда, занятых на должностях, требующих высшего или среднего специального образования) у якутов была в те годы еще масштабнее, особенно в городах – около четверти занятого населения.
За два последующих десятилетия доля якутов с дипломами высших и средних специальных учебных заведений в городском населении выросла более чем вдвое, а на селе –в 5 раз. Значительно расширились и отряды интеллигенции, причем наиболее заметно пополнилась группа специалистов высокой квалификации и руководителей высшего звена, увеличившись в 1989 г. по сравнению с 1959-м в 2,7 раза.
В других автономных республиках, например в Татарской и Башкирской АССР, заметный рост числа высококвалифицированных специалистов у татар и башкир начался позднее, чем у якутов, но он происходил, и особенно заметно со второй половины 80-х гг.
У таких национальностей, как марийцы, мордва, удмурты, чуваши, тувинцы, коми и ряд других, имевших сравнительно невысокие социально-культурные показатели в прошлом, продвижение по социальной лестнице шло менее интенсивно. В результате различия между национальностями в представленности наиболее социально продвинутых групп увеличились. Так, с конца 1950-х до конца 1980-х гг. дистанция, например, между якутами и тувинцами по доле всех работников умственного труда уменьшилась с 1,9 до 1,7 раза, по доле же специалистов высокой квалификации и руководителей высшего звена увеличилась с 1,3 до 2,1 раза.
Если среди якутского и бурятского населения в городах относительная численность работников квалифицированного умственного труда в конце 1980-х гг. была равна 40%, а на селе – 30%, то у карел, марийцев, удмуртов, чеченцев даже в городском населении доля интеллигенции не превышала 20%, а в сельской местности составляла всего 12-13%. Таким образом, разница между национальностями в уровне представленности в их составе специалистов и руководителей высшего звена в ряде случаев достигала 2,5-3 раз.
Сложилась ситуация, когда в одних автономных республиках титульные национальности уже в течение сравнительно долгого времени имели свои высокообразованные кадры. Представители политической и культурной элиты не только широко и активно участвовали здесь в органах управления, создавали научные труды и произведения искусства, обучали молодежь, вершили судебные дела и т.п., но и стимулировали развитие национального самосознания, конструировали общественное мнение, способствовали сплочению своих этнических общностей. В ряде же других республик процесс формирования своей интеллигенции имел менее длительную историю, а у репрессированных народов был в силу известных причин приостановлен, деятельность по поддержанию статуса групп была не столь эффективна. Подобные различия в условиях конца 80-х и в 90-е гг., в период подъема этнического самосознания, этнической мобилизации и консолидации, приобретали особое звучание.
В сфере физического труда этнические различия были выражены слабее и имели менее значимый характер. Сопоставляя величину тех или иных социально-профессиональных групп в составе горожан титульной национальности автономных республик России, можно заметить, что к концу 1980-х гг. преобладающей по численности у большинства из них стали квалифицированные рабочие (кроме бурят и якутов, у которых самой большой группой были работники квалифицированного умственного труда). Среди адыгейцев, алтайцев, ингушей, калмыков, осетин квалифицированные рабочие приближались по численности к группе интеллигенции.
Важно отметить, что национальности, несколько «отстающие» от других по представительности отрядов интеллигенции, отличались в то же время весьма многочисленными группами высококвалифицированных рабочих, доля которых в городах превышала треть, а в сельской местности достигала почти трети занятого населения этих национальностей (марийцы, мордва, чуваши, удмурты).
Во всех республиках, прежде всего в городах, шло интенсивное снижение доли занятых мало- и неквалифицированным физическим трудом. К концу 1980-х гг. лишь у некоторых титульных национальностей автономных республик Северного Кавказа (чеченцы, аварцы, даргинцы) в силу специфического исторического развития и особенностей природно-климатической среды представительность малоквалифицированных рабочих оставалась сравнительно высокой, превышая четверть занятого городского и 60% сельского населения этих этнических групп.
Тем не менее в социально-профессиональном составе ряда национальностей (алтайцы, ингуши, калмыки, осетины) наряду с более или менее весомыми отрядами интеллигенции еще сравнительно заметная доля приходилась на мало- и неквалифицированных рабочих. В силу того, что представители названных «крайних» социально-профессиональных групп, как известно, заметно отличались друг от друга не только по характеру труда и его оплаты, но и по уровню образования и культуры, образу жизни, это обстоятельство усиливало социальную дифференциацию внутри данных этнических общностей.
Фактором, дифференцирующим социальное положение людей одной национальности, можно назвать и сохранение заметной дистанции в социально-профессиональном составе городского и сельского населения. Показательно, что наиболее заметными различия между городом и селом оказались в этнических группах, которые отличались особенно внушительными темпами социально-культурного развития, обеспечивающимися в основном за счет горожан. Например, в городах Горно-Алтайской АО, Бурятской и Якутской АССР титульные национальности наиболее значительно повысили свой социальный статус, в то время как их сельские жители, будучи более социально продвинутыми по сравнению с сельчанами других титульных национальностей, существенно отставали в этом отношении от своих «соплеменников», живущих в городах. Относительная численность специалистов и руководителей высшего звена у алтайского, бурятского, якутского городского населения была вдвое выше, чем у сельского. Между тем среди башкир, марийцев, мордвы, татар, удмуртов, хакасов, чувашей доля этой группы работников мало отличалась в городе и селе, оставаясь и там, и там сравнительно невысокой.
Для более наглядного представления о социальной дифференциации титульных этносов российских автономий они были условно объединены в несколько групп. За основу деления была взята относительная численность работников квалифицированного умственного труда в городском населении.
В первую группу были включены национальности, в составе которых доля людей, занятых умственным трудом, превышала половину горожан, а доля интеллигенции достигала 40%. В нее вошли только буряты и якуты.
Вторая группа объединяла национальности, также имевшие достаточно солидные отряды интеллигенции, относительно более многочисленные, чем в среднем по России (28%), но все же не столь крупные, как у бурят и якутов, –чуть более трети занятого городского населения: адыгейцы, алтайцы, калмыки, осетины.
В третью группу были включены национальности, в составе городского населения которых доля работников квалифицированного умственного труда колебалась от четверти до трети занятых, что было примерно на уровне среднероссийского показателя: аварцы, кабардинцы, балкарцы, ингуши, кумыки, лезгины, карачаевцы, черкесы, хакасы.
Четвертую групп составили титульные национальности остальных республик. Они отличались сравнительно невысокой долей интеллигенции – менее четверти занятого городского населения, что было ниже, чем в среднем по России. В то же время нельзя не отметить, что ряд вошедших в эту группу этнических общностей выделялся повышенной долей высококвалифицированных рабочих: башкиры, карелы, марийцы, мордва, татары, удмурты, чуваши. Прочие национальности – коми, тувинцы, чеченцы, даргинцы – имели сравнительно невысокую представительность квалифицированных кадров как умственного, так и физического труда, а доля интеллигенции в их городском населении была равна или ниже удельного веса мало- и неквалифицированных рабочих.
Можно сказать, таким образом, что накануне кардинальных социально-экономических трансформаций в России титульные национальности ее автономных республик продолжали в той или иной мере различаться по своему социально-профессиональному составу, в том числе по представительности высококвалифицированных кадров, людей, занимающих высокие социальные позиции. Подобное неравенство сказывалось не только на неодинаковых возможностях представителей тех или иных этнических групп пользоваться потенциалом своей национальной интеллигенции, делегируя ей право отстаивать свои интересы развивать национальную культуру и самосознание и т.п., но и на шансах дальнейшего социального роста людей. Ведь, как известно, выходцам из семей интеллигенции гораздо проще приобрести высокий социальный статус, чем, например, детям из рабочих семей. [В СССР это было не так]. Все это создавало и далеко не равные условия для вхождения представителей этих национальных общностей в рыночную экономику, для их участия в процессах приватизации, в формировании новых социальных слоев и групп, в возможностях повышения своего материального уровня, приобретения собственности.
Однако с точки зрения теории относительной депривации оценка людьми условий их существования зависит от того, с кем они себя сравнивают. Вряд ли рабочих из среды башкир, татар, удмуртов особенно волновал тот факт, что в далекой Якутии якуты существенно отличаются от людей их национальности по структуре занятий. В то же время для многих был и останется важным такой показатель, как уровень участия лиц их национальной принадлежности в составе тех или иных социальных групп, который, в свою очередь, зависит от того, как распределяются социально-профессиональные роли между людьми разных национальностей, живущих в одной республике.
В связи с этим в качестве принципиально важной выступает проблема социальной дистанции между титульным и местным русским населением. Вопросы социального равенства или неравенства контактирующих этносов приобретают особую значимость и с точки зрения развития процессов межэтнической интеграции, упрочения состояния стабильности как в отдельных республиках, так и в стране в целом.
За исследуемый тридцатилетний период социально-профессиональный состав титульного и русского населения большинства республик также имел тенденцию к определенному сближению. Этот процесс шел как в городской, так и в сельской местности, однако в городах он имел более выраженный характер.
В табл. 1 показана динамика за 1959-1989 гг. социально-профессионального состава русского и титульного городского населения Башкирской, Татарской и Якутской АССР – республик, в которых проходили наши социологические исследования по проекту «СН» в 1999-2001 гг. Как видно, во всех трех республиках и у русских, и у титульных национальностей шли одинаковые процессы: снижалась доля рабочих с невысоким уровнем квалификации, расширялась сфера занятости высококвалифицированным физическим трудом, возрастала относительная численность работников умственного труда, в том числе весьма интенсивно пополнялась группа руководителей высшего звена и специалистов высокой квалификации.
Однако различия в темпах и масштабах этих общих процессов, а также в «стартовых» позициях этнических общностей привели к тому, что дистанция между титульными этносами и русскими по ряду показателей даже в городах оставалась достаточно заметной и в разных республиках весьма неодинаковой.
Так, например, в Башкирской и Татарской АССР с конца 1950-х до конца 1980-х гг. (согласно материалам соответствующих переписей населения) доля руководителей высшего звена и специалистов высокой квалификации увеличилась у русских примерно вдвое, а у башкир и татар – в 2,3 раза. Однако среди русского населения она оставалась еще несколько весомее, чем у башкир и татар за счет разницы в «стартовых» показателях. В Якутской АССР рост этой социально-профессиональной группы среди русских был менее заметен и результаты его были скромнее, в том числе и по сравнению с якутами, которые в конце 1950-х гг. «обгоняли» русских по данному показателю в полтора раза, а в конце 1980-х. – уже более чем вдвое.
В то же время в Якутской АССР, как и в Башкирской, и в Татарской (в городском населении), произошло сближение относительной численности людей титульной и русской национальности, занятых умственным и физическим трудом средней квалификации, а также мало- и неквалифицированным физическим трудом. У башкир и русских, татар и русских (в соответствующих республиках) выровнялись доли работников высококвалифицированного физического труда и служащих. У якутов и русских различия в этом отношении возросли.
Если бы рассмотренные тенденции и темпы развития социально-профессионального состава русского и титульного населения этих трех республик сохранились и в последующие годы, то можно было бы прогнозировать, что в городах Татарской и Башкирской АССР татары и башкиры постепенно догнали, а затем и перегнали бы местных русских по занятости высококвалифицированным умственным трудом. А в Якутии произошло бы дальнейшее нарастание диспропорций в социальной стратификации якутов и русских.
Таблица 1
Динамика социально-профессионального состава титульного и русского городского населения Башкирской, Татарской и Якутской АССР
(1959—1989 гг., % от численности городского работающего населения данной национальности в республике)Специалисты высшей квалификации и руководители высшего звена
| Основные национальности | Башкирская АССР | Татарская АССР | Якутская АССР | ||||||
| 1959 г. | 1979 г. | 1989 г. | 1959 г. | 1979 г. | 1989 г. | 1959 г. | 1979 г. | 1989 г. | |
| Титульные национальности | 5,6 | 10,4 | 12,2 | 5,4 | 10,1 | 12,6 | 12,3 | 19,9 | 24,9 |
| Русские | 8,9 | 12,6 | 14,2 | 8,2 | 14,1 | 16,6 | 8,0 | 12,8 | 11,0 |
| Специалисты средней квалификации и руководители среднего звена | |||||||||
| Титульные национальности | 6,6 | 10,4 | 11,0 | 6,7 | 10,6 | 11,8 | 11,2 | 13,1 | 14,0 |
| Русские | 9,8 | 11,5 | 12,8 | 12,0 | 13,3 | 13,1 | 14,2 | 11,7 | 13,5 |
| Служащие | |||||||||
| Титульные национальности | 5,8 | 5,6 | 10,0 | 6,5 | 6,9 | 8,1 | 9,6 | 13,2 | 13,8 |
| Русские | 8,0 | 7,5 | 8,9 | 10,1 | 8,3 | 8,7 | 8,3 | 11,1 | 10,7 |
| Работники физического труда высшей квалификации | |||||||||
| Титульные национальности | 22,5 | 31,8 | 33,2 | 25,4 | 31,4 | 34,4 | 10,3 | 11,5 | 17,1 |
| Русские | 33,0 | 36,2 | 36,0 | 32,2 | 36,8 | 35,0 | 25,8 | 30,9 | 34,6 |
| Работники физического труда средней квалификации | |||||||||
| Титульные национальности | 19,2 | 18,2 | 13,6 | 23,2 | 20,6 | 13,9 | 15,0 | 15,5 | 11,2 |
| Русские | 18,8 | 16,9 | 13,1 | 18,2 | 17,0 | 13,4 | 18,1 | 11,8 | 12,8 |
| Работники мало- и неквалифицированного физического труда | |||||||||
| Титульные национальности | 40,3 | 23,6 | 19,5 | 32,8 | 20,4 | 16,0 | 41,6 | 26,8 | 18,7 |
| Русские | 21,5 | 15,7 | 15,0 | 19,3 | 13,7 | 13,2 | 25,6 | 21,7 | 16,9 |
___________
Источник: Рассчитано по материалам Всесоюзной переписи населения 1959, 1979, 1989 гг. фонд 1562, опись 336, ед. хр. 5512-5514, 4845-4847, 7505-7508, 7331-7336.
Данные только по этим трем республикам говорят о значительной дифференциации соотношения социальных позиций титульного и русского населения по регионам, которая в той или иной мере сохранилась и к началу 1990-х гг.
Наиболее сходным социально-профессиональным составом в конце 1980-х гг. отличались русские и титульные национальности лишь нескольких регионов – Кабардино-Балкарской, Северо-Осетинской, Коми АССР и Хакасской АО (как по городскому, так и по сельскому населению). В остальных ситуация была весьма неодинаковой. Причем в городе и селе наблюдались свои особенности.
В зависимости от представительности в составе городского населения титульной и русской национальности доли работников высококвалифицированного умственного труда, в сфере которого сосредотачиваются ключевые интересы контактирующих этнических общностей, все регионы (кроме четырех, названных выше) можно было условно разделить на две большие группы. К первой группе были отнесены те, в которых доля специалистов и руководителей высшего звена у титульных национальностей (в городах) превышала соответствующий показатель у местного русского населения. Это, прежде всего, такие республики, как Бурятская и Якутская АССР, а также Адыгейской и Горно-Алтайской АО, Калмыцкая АССР. В городах «своих» республик буряты и якуты опережали местных русских по доле высококвалифицированных специалистов и руководителей более чем вдвое, а адыгейцы, алтайцы, калмыки – почтив полтора раза. Участие представителей этих национальностей в группе республиканской интеллигенции было непропорционально высоким: например, якуты составляли более 20% всех специалистов и руководителей высшего звена, хотя их доля в городском населении Якутской АССР лишь чуть превышала 11%. Русские насчитывали в городах этой республики 67%, в составе же местной интеллигенции их доля падала до 62%.
Вторая группа объединяла республики, в которых доля работников высококвалифицированного умственного труда была выше у русского населения. Эта группа оказалась довольно неоднородной. В городах Башкирской, Карельской, Мордовской, Удмуртской, Татарской, Чечено-Ингушской АССР (в сравнении с ингушами) местные русские по этому показателю «обгоняли» титульные национальности всего на несколько процентных пунктов. В Дагестанской, Марийской, Тувинской, Удмуртской, Чувашской, Чечено-Ингушской АССР (в сравнении с чеченцами) дистанция между русскими и титульными национальностями по относительной численности высококвалифицированных специалистов и руководителей возрастала до 1,4-1,7 раза. Соответственно, во всех названных республиках уровень представительства русских в составе всей интеллигенции (в городах) был выше, чем у титульных национальностей. В Башкирской АССР, например, при доле русских в городском населении, равной 49%, а башкир – 15%, среди работников высококвалифицированного умственного труда люди этих национальностей были представлены соответственно 54 и 14%.
В Татарской АССР уровень участия татар в данной социально-профессиональной группе был еще скромнее: их доля в городском населении республики составляла 43%, в составе же высшей интеллигенции – 37%, у местных русских соотношение этих показателей было обратным –49% (в населении) и 57% (в интеллигенции) (табл. 2).
Таблица 2
Уровень представительства титульных национальностей и русских в составе работников разных социально-профессиональных групп городского населения в Башкирской, Татарской и Якутской АССР
(1989 г., % от численности социально-профессиональной группы)
| Социально-профессиональные группы | Башкирская АССР | Татарская АССР | Якутская АССР | |||
| Башкиры | Русские | Татары | Русские | Якуты | Русские | |
| Руководители высшего звена | 16,5 | 48,9 | 44,0 | 48,6 | 18,6 | 61,0 |
| Специалисты высокой квалификации | 13,2 | 53,8 | 37,8 | 53,9 | 9,0 | 68,2 |
| Руководители среднего звена | 13,6 | 54,1 | 36,3 | 56,4 | 20,4 | 62,4 |
| Специалисты средней квалификации | 13,5 | 45,9 | 43,0 | 50,3 | 15,8 | 66,8 |
| Служащие | 13,7 | 53,1 | 41,4 | 51,3 | 13,8 | 66,3 |
| Рабочие высшей квалификации | 14,9 | 49,2 | 44,0 | 48,1 | 5,7 | 69,4 |
| Рабочие средней квалификации | 17,1 | 43,7 | 48,0 | 43,6 | 9,3 | 64,6 |
| Мало- и неквалифицированные рабочие | 15,3 | 48,5 | 43,3 | 48,1 | 12,2 | 65,9 |
| Все занятое городское население | 14,9 | 49,2 | 42,9 | 49,3 | 11,1 | 66,6 |
_________
Источник: Рассчитано по материалам Всесоюзной переписи населения 1989 г.
В отличие от ситуации, сложившейся к концу 1980-х гг. в союзных республиках, где прослеживалась довольно четкая обратно пропорциональная зависимость между долей интеллигенции у населения титульной и русской национальности (по городам), в автономных республиках России подобная связь оказалась слабее. Величина коэффициента ранговой корреляции была равна здесь -291, в то время как в союзных республиках -668[3]. В союзных республиках довольно сильное влияние на различия в социально-профессиональном составе людей разной национальности, живущих на одной территории, оказывали этнокультурные факторы, в российских автономиях не менее важными выступали региональные особенности. Например, сравнительно низкой была доля интеллигенции у башкир и русских, у карачаевцев и русских, у коми и русских, у хакасов и русских (в соответствующих республиках), сравнительно весомой – у осетин и русских Северо-Осетинской АССР, ингушей и русских в Чечено-Ингушской АССР.
Занятость профессиями умственного труда средней квалификации и служащих имела сравнительно меньше этнических особенностей.
А в сфере физического труда, которая в большинстве случаев не служила полем столкновения национальных интересов, сохранялось довольно четкое разделение функций между работниками титульной и русской национальности, соответствующее их отраслевой специализации. В городах русские повсеместно (кроме Марийской, Удмуртской и Чувашской АССР) были шире представлены рабочими высокой квалификации, а титульные – средней (кроме Бурятской и Якутской АССР), что в значительной мере было связано с большей концентрацией работников русской национальности в отраслях машиностроения и металлообработки, где были сосредоточены крупные предприятия с наукоемким производством и повышались требования к квалификационной подготовке кадров.
Следует, однако, отметить, что за тридцать лет дистанция между русскими и титульными национальностями по относительной численности работников квалифицированного физического труда во многом была преодолена. В городах более или менее существенные этнические различия (в 1,5-2 раза) сохранились в основном лишь в тех республиках, титульные этносы которых были особенно ориентированы на занятия умственным трудом, т.е. в Адыгейской АО, Бурятской, Якутской АССР, Горно-Алтайской АО.
Уровень занятости мало- и неквалифицированным физическим трудом русского и титульного населения более заметно варьировал по республикам. В Адыгейской АО, Бурятской АССР и Горно-Алтайской АО он был выше у русских, в Башкирской, Дагестанской, Карельской АССР, Карачаево-Черкесской АО, Мордовской, Удмуртской, Чувашской, Северо-Осетинской, Якутской, Марийской АССР – у титульных национальностей. В остальных случаях русские и титульные национальности были заняты мало- и неквалифицированным физическим трудом примерно в равной мере.
Общим для большинства республик было относительно широкое участие русских в составе руководителей среднего звена, а титульных национальностей – среди управленцев более высокого ранга, относительное преобладание работников русской национальности в составе служащих, а также среди рабочих высшей квалификации, а представителей титульного населения – среди работников физического труда, имеющих средний квалификационный уровень.
Можно сказать, таким образом, что к концу 1980-х гг. итоги развития социально-профессионального состава титульных национальностей и русских, живущих в одной республике, оказались весьма неоднозначными. По одним показателям происходило сближение социальных позиций различных этнических общностей, по другим – дистанция между ними увеличивалась. Причем в разных республиках ситуация была далеко не одинаковой.
Различия в социально-профессиональном составе титульного и русского населения, так же, как и титульных национальностей отдельных республик, определялись целым комплексом разнообразных условий и факторов, которые уже довольно подробно исследованы отечественными этносоциологами. Хотелось бы подчеркнуть особую роль таких факторов, как политические, языковые, поселенческие, социально-культурные, миграционные.
В первые десятилетия советской власти в большинстве автономных республик России, согласно принципам национальной политики, шло интенсивное комплектование местной интеллигенции из представителей титульных национальностей, что было необходимо для обеспечения «коренного» населения, «своими» управленческими, педагогическими и медицинскими кадрами. Этот процесс имел особенно массовый характер в тех республиках, где уровень знания титульным населением русского языка был наиболее низким и использование труда русских специалистов во многих сферах деятельности оставалось невозможным, например в Якутской АССР.
В те годы государство принимало весьма активное участие в регулировании кадрового состава занятого населения тех или иных регионов, перемещая трудовые ресурсы из одной республики в другую, комплектуя местное руководство, создавая льготы для титульных национальностей при поступлении на учебу, формируя кадры индустриальных рабочих преимущественно из представителей тех национальностей, которые имели больший опыт индустриального развития и т.п.
Русские в большинстве случаев занимали те профессиональные «ниши», которые были недостаточно заполнены представителями титульного населения. В Якутской АССР, например, наиболее массовый приток русских происходил в тот период, когда у якутов уже сложились сравнительно многочисленные кадры собственной интеллигенции, но в составе рабочих производственных отраслей, несмотря на высокие заработки, якутов было крайне мало. Соответственно, местное русское население пополнялось в основном высококвалифицированными рабочими, многие из которых работали на приисках и целью их переезда нередко было получение высоких заработков.
На различия в социально-профессиональном составе национальностей заметное влияние оказывала разница в шансах социального продвижения у городских и сельских жителей, так как численность последних у титульных этносов в большинстве случаев была выше, нежели у русских. Более широкими возможностями для развития трудовой карьеры обладали и выходцы из семей интеллигенции. В особенно благоприятных условиях находились, соответственно, представители тех национальных общностей, среди которых отряды работников высокоинтеллектуального труда сложились сравнительно давно и были масштабнее, как, например, среди якутов.
В то же время немалая часть населения ряда титульных национальностей оставалась «за бортом» вузов и техникумов не только из-за высокой доли сельского населения, но и в результате недостаточно хорошего владения русским языком. В связи с этим важно отметить, что в большинстве автономных республик России преподавание в высших учебных заведениях, готовящих кадры для пополнения отрядов республиканской интеллигенции, велось преимущественно на русском языке. В Башкирской АССР, например, при наличии школ, работающих на башкирском, татарском, удмуртском и других языках населяющих республику национальностей, обучение студенческой молодежи на башкирском или татарском языках до последнего времени практически не практиковалось.
На сохранение этнических особенностей в социально-профессиональном составе горожан в определенной степени влияли и миграционные перемещения сельского населения, уровень урбанизированности самих городских жителей, зависящий от длительности их проживания в городе. В миграционном потоке сельчан в города сравнительно высокий удельный вес имели представители титульных национальностей как преобладающих среди жителей села. Пополняя городское население, приезжие из сельской местности способствовали росту доли лиц своей национальности в составе всех горожан, в то же время не влияя на повышение уровня представительства среди интеллигенции, так как устраивались в основном на мало- и неквалифицированную работу. Особенно активно приток сельских жителей в города происходил у тех национальных общностей, которые в целом слабее ориентировались на традиционные сельскохозяйственные отрасли, были более широко знакомы с русским языком и культурой, превалировавшими в городах, что было довольно типичным, например для татар.
На различия в социально-профессиональном составе населения титульной и русской национальности, живущего в селе, заметное влияние оказывал, помимо прочих факторов, и характер расселения. В большинстве республик местные русские чаще концентрировались в крупных населенных пунктах, а титульные национальности были более «распылены» по территории республик, и для обслуживания этой части сельского населения, слабо владеющей русским языком, были необходимы достаточно массовые отряды «национальной» интеллигенции.
Хотя в сельской местности уровень занятости квалифицированным умственным трудом был сравнительно невысок и у титульного, и местного русского населения, тем не менее в селе титульные национальности чаще, нежели в городах, опережали, хотя и незначительно, местных русских по доле работников квалифицированного умственного труда. Помимо адыгейцев, алтайцев, бурят, калмыков, якутов, относительно более крупные отряды интеллигенции по сравнению с русскими имели башкиры, кумыки, лезгины, карачаевцы, черкесы, осетины, татары.
В то же время русские, живущие в селах большинства республик, были шире заняты высококвалифицированным физическим трудом (за исключением Карельской и Коми АССР, где данный показатель у русских и титульных этносов был примерно одинаков). Это было связано, главным образом, с особенностями отраслевой специализации представителей этих национальных групп, в частности более массовой занятостью титульного населения сельскохозяйственным трудом, в то время как русские чаще ориентировались на работу в индустриальных отраслях, предприятия которых располагались в сельской местности.
Конечно, перечисленные выше факторы далеко не исчерпывают того многообразия причин и обстоятельств, которые определяли и определяют особенности социально-профессионального состава представителей разных этнических общностей. Ряд зарубежных и отечественных исследователей достаточно серьезное внимание уделяют культурно-психологическим особенностям, в том числе конфессиональной принадлежности людей, влиянию их традиционной системы хозяйствования, сохранению «своих» понятий о престижности той или иной профессии и занятия и т.п.[4]
Однако в данной главе представляется важным более подробно остановиться на таких особенно значимых и универсальных факторах, определяющих социально-профессиональные различия в этнических общностях, детерминирующих социально-экономическое неравенство людей разных национальностей, как их отраслевой состав и уровень образования.
Динамика отраслевого состава
Содержание
Отраслевая структура населения российских автономий в значительной мере регулировалась потребностями российской экономики и отвечала задачам межрегиональной хозяйственной специализации.
Многие автономные республики России были широко известны своими ведущими хозяйственными отраслями: Удмуртская АССР – военныммашиностроением, Башкирская и Татарская АССР –нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленностью, Якутская –горной, Карельская АССР –деревообрабатывающей промышленностью, Горно-Алтайская АО –овцеводством и т.д. Однако в отраслевом составе занятого населения российских автономий проявлялись не только региональные, но и этнические особенности.
Результатом политики индустриализации, активно проводимой советским государством во всех регионах России, стало интенсивное развитие индустриальных отраслей в большинстве автономных республик. В составе всех этносов, дававших название автономным республикам, занятые в индустрии стали одной из самых массовых отраслевых групп. Наиболее крупные отряды индустриальных кадров имели карелы, башкиры, марийцы, мордва, татары, удмурты, хакасы, чуваши. В городах их доля достигала 55-60% занятого населения этих национальностей. Относительно слабее участвовали в индустриальном труде алтайцы, калмыки, якуты, некоторые национальности Дагестана.
Без широкого привлечения титульных национальностей в индустриальное производство невозможно было его развитие, оно вело, в свою очередь, к увеличению экономической значимости республик, и это приобрело принципиально важное значение в период их суверенизации. Не удивительно, что вопрос более массового участия в индустриальных отраслях титульного населения таких автономных республик, как Якутская, Калмыцкая стал серьезно волновать их управленческую и научную элиту[5]. Тем не менее нельзя не отметить, что престиж индустриального труда среди большинства населения остается сравнительно невысоким. Привлекательность работы в индустриальных отраслях снижается из-за плохих условий труда, невысокого уровня автоматизации большинства предприятий, сохраняющихся потребностей в мало- и неквалифицированном физическом труде. Теряла свой прежний престиж и профессия инженера, в основном из-за перепроизводства инженерно-технических кадров, невысокой их оплаты и т.п.
Несколько сократились различия между титульными национальностями разных автономных республик России по доле занятых сельскохозяйственным трудом. В конце 1980-х гг. сравнительно большую долю сельскохозяйственных работников (40-50% всего занятого населения) имели лишь алтайцы и титульные этносы Дагестанской АССР. У других титульных национальностей доля участвующих в сельскохозяйственном труде варьировала в пределах 20-35%. Самой низкой относительной численностью сельскохозяйственного населения (в целом по городу и селу) отличались осетины, карелы, коми и удмурты (14-17%).
За исследуемый тридцатилетний период наряду с индустриальной сферой занятости довольно заметно у всех титульных национальностей выросла доля работников в таких отраслях, как здравоохранение, просвещение, наука, культура, искусство. Тем не менее в конце 1980-х гг. даже в городах уровень включенности в данные отрасли людей разной этнической принадлежности был далеко не одинаков. Например, доля работников здравоохранения (в городах) среди якутов и тувинцев была вдвое выше, нежели у башкир, мордвы, татар, чеченцев. В сфере науки якуты, коми, татары, алтайцы были заняты в относительно больших масштабах, нежели кабардинцы, карачаевцы, карелы, марийцы. Разница в относительной численности работников науки (по городскому населению) у этих этнических групп была почти 10-кратной. Доля работников культуры и искусства у алтайцев, тувинцев и якутов была в 3-5 раз выше, нежели у марийцев, кабардинцев, карел.
Относительная численность работающих в сфере управления в большинстве республик к концу 1980-х гг. составляла лишь несколько процентов занятого населения, заметно снизившись по сравнению первыми десятилетиями советской власти. Сравнительно большей представительностью государственной элиты отличались алтайцы, буряты, калмыки, якуты. Руководители органов хозяйственного управления более широко были представлены среди народов Северо-Кавказского региона – адыгейцев, балкарцев, черкесов, осетин. Правда, относительная массовость данной категории работников у этих национальностей обеспечивалась, главным образом, за счет преобладания в названном регионе большого числа мелких предприятий в основном перерабатывающих отраслей.
Следует отметить, что в отраслях управления, науки, культуры, здравоохранения, просвещения сосредотачивались работники преимущественно умственного труда, в том числе высококвалифицированного. Занятость в них для большинства населения представлялась и представляется наиболее престижной. Представительность работников именно этих отраслей в составе тех или иных национальных общностей воспринимается нередко как статусная позиция данных этносов, а неодинаковый уровень их развития – как один из серьезных аспектов социального неравенства национальностей.
Особую значимость имели различия в отраслевой занятости людей разных национальностей, живущих в одной республике. Отраслевой состав русского населения российских автономий зависел в первую очередь от двух факторов – уровня развития тех или иных отраслей в данной республике и степени включенности в эти отрасли лиц титульной национальности.
Особенности хозяйственно-отраслевой занятости у русского населения разных российских автономий были в ряде случаев менее существенными, нежели у населяющих одну республику русских и представителей титульного этноса. Хотя несколько десятилетий назад дистанция между этническими группами выглядела намного рельефнее, многие различия в отраслевой специализации национальностей, живущих в одной республике, сохранились до наших дней.
В течение рассматриваемых 30 лет (1959-1989 г.г.) специфика отраслевой структуры титульных национальностей и русских была связана, главным образом, с особенностями расселения этих этнических общностей в городской и сельской местности. Преобладание городского населения у русских (везде, кроме Горно-Алтайской АО) и заметно более высокая доля сельчан у представителей титульных народов определяли дистанцию в уровне участия представителей этих этнических групп в сельскохозяйственном производстве и в «городских» отраслях, в том числе индустриальных.
В этом отношении особенно заметные «несовпадения» в отраслевом составе занятого населения русской и титульной национальности можно было обнаружить в Якутской, Тувинской АССР, Карачаево-Черкесской АО, Чечено-Ингушской, Дагестанской АССР, титульные этносы которых отличались особенно высокой долей сельскохозяйственного населения, у русских же этих республик она была сравнительно низкой.
В городах отраслевой состав представителей русской и титульной национальности к концу 1980-х гг. уже практически не имел значительных расхождений. Наибольшим сходством в этом отношении отличались русские и титульные национальности Карельской, Татарской и Чувашской АССР. Особенно же заметные различия существовали в отраслевом составе городского населения русской и якутской, русской и тувинской, русской и бурятской национальности в соответствующих республиках. Тем не менее те или иные особенности хозяйственной деятельности людей разной этнической принадлежности можно было обнаружить в конце 1980-х гг. практически во всех автономиях, причем как в городе, так и на селе.
Картина отраслевой занятости представителей титульных этносов и местных русских в городах разных республик была достаточно пестрой. В одних республиках титульные национальности «опережали» представителей русского населения по включенности в те или иные «городские» отрасли, в других соотношение было обратным.
Однако можно было обнаружить и ряд общих моментов. Так, хотя горожане большинства титульных национальностей уже не отставали от местных русских по доле работников индустриального труда, а некоторые и обгоняли их (удмурты, башкиры, чуваши, марийцы, мордва, карелы, тувинцы), состав занятых в разных отраслях индустриального производства имел определенные этнические особенности. Представители титульных этносов более широко были заняты в строительстве и на транспорте, в легкой и особенно пищевой промышленности, в то время как русские – в машиностроении и металлообработке.
Важно отметить, что в производственных отраслях русские во многих случаях чаще выступали в качестве специалистов и руководителей, а титульные национальности – в качестве рабочих. Отраслевое деление работников физического труда разной национальной принадлежности было особенно четким. Например, в Башкирской АССР на 10 тыс. городского населения, занятого физическим трудом, приходилось среди башкир 250 человек, занятых в добывающей промышленности, и 2 521 рабочий машиностроения и металлообработки, среди русских, живущих в этой автономной республике, – соответственно 129 и 3 319. Примерно такое же соотношение рабочих данных отраслей было у русских и якутов, русских и татар.
Концентрируясь в отраслях машиностроения, русские находились в несколько более благоприятных условиях, чем титульные национальности. Машиностроительное производство сосредотачивалось преимущественно на крупных предприятиях, в том числе ВПК, которые отличались более комфортными условиями труда, более высокой заработной платой, более развитой материальной базой, где работники лучше обеспечивались социальными благами (ведомственное жилье, базы отдыха, детские сады и т.п.).
Особенностью профессионально-отраслевого состава местного русского населения большинства автономий была повышенная доля инженерно-технических работников и всей производственной интеллигенции в целом. Во всех республиках, кроме Бурятской АССР, эта группа занятых среди русских была относительно больше, нежели у титульных национальностей. Хотя рост ИТР у всех титульных народов автономных республик шел довольно быстрыми темпами, все же отраслевой состав специалистов и руководителей у титульных национальностей в большинстве случаев характеризовался большим перевесом в сторону массовой, художественно-творческой, научной интеллигенции, работников государственного управления, а у русских – в сторону производственных кадров и хозяйственных управленцев. Так, например, в городах Татарской АССР доля специалистов и руководителей производства в составе интеллигенции у татар была равна 45%, а у местных русских – 50%, в Башкирской АССР у башкир этот показатель составлял 38%, у русских –48%, а в Якутской АССР –36% у якутов и 51% у русских.
Представители производственной интеллигенции были связаны с той сферой деятельности, в основе которой лежала ориентация на научно-технические достижения других народов, в том числе русского, и в меньшей степени –на местную национальную культуру и язык. Сохраняющееся преобладание среди русской интеллигенции производственных отрядов имело как положительную, так и отрицательную сторону. С одной стороны, подобная специализация создавала для русских определенную «культурную нишу», стабилизируя их положение в социально-экономической жизни республик. При сравнительно ограниченном представительстве их в партийно-государственных органах русские в качестве специалистов и организаторов производства в той или иной мере могли принимать участие в сфере республиканского управления. С другой стороны, «перекос» структуры русской интеллигенции в сторону производственно-технических кадров снижал возможности местного русского населения достаточно широко пользоваться услугами специалистов своей национальности в области здравоохранения, просвещения, культуры, юриспруденции. Имея в своем составе довольно солидную долю производственной интеллигенции (от 35% всех работников квалифицированного умственного труда в Горно-Алтайской АО до 50% в Дагестанской АССР), русские в большинстве случаев отставали от представителей титульных народов по относительной численности работников названных отраслей.
Сферы деятельности, связанные с воспроизводством физического и духовного здоровья народа (педагогика, медицина, художественное творчество), были всегда особенно популярны у представителей титульных национальностей не только российских автономий, но и союзных республик, и активно пополнялись титульным населением еще с первых лет советской власти. В этом сказалось влияние как языковых, так и демографических факторов. Большинство титульных национальностей российских автономий отличалось от русских более высоким уровнем детности, нетрудоспособных членов семьи, что требовало и большего количества учителей и врачей из среды этих национальностей.
Однако и в этом отношении ситуация в разных республиках была далеко не одинаковой. В республиках с относительно меньшей долей интеллигенции в составе титульных национальностей (в Карельской, Коми, Татарской, Мордовской, Чувашской АССР) различия между русским и титульным населением в доле работников здравоохранения и просвещения были мало заметны, в иных же они были весьма значительны. Например, в Бурятской, Якутской АССР, Хакасской АО (в городах) относительная численность специалистов и руководителей русской национальности, занятых в здравоохранении и просвещении, в конце 1980-х гг. была в полтора-два раза ниже, чем у бурят, якутов, хакасов. В то же время в ряде других автономных республик (Марийской, Удмуртской) и в этих отраслях русские относительно лидировали. Так, в Марийской АССР (по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г.) на 10 тыс. занятого городского населения приходилось среди марийцев 165 учителей, среди местных русских –255, в Удмуртской АССР соответственно –159 и 211.
В тех же республиках, где титульные национальности имели достаточно массовые слои собственной интеллигенции, они заметно «обгоняли» русских по доле квалифицированных специалистов и в сфере просвещения, и в сфере здравоохранения. У якутов, например, в городах на 10 тыс. занятого городского населения приходилось 497 учителей и 295 врачей, а у русских, живущих в Якутии – соответственно лишь 206 и 69. Можно сказать, что в этом отношении русские в большинстве случаев не выделялись особенно высоким статусом еще до процесса суверенизации (табл. 3).
Весьма сильно отличался отраслевой состав русского и титульного населения по представительности работников культуры и искусства. У бурят, например, в городах доля занятых в этих отраслях превышала соответствующий показатель у местных русских вдвое, у алтайцев –в 2,5 раза, а у якутов –в 4 раза.
Таблица 3
Уровень представительства работников титульной и русской национальности в составе профессионально-отраслевых отрядов городской интеллигенции в Башкирской, Татарской и Якутской АССР
(1989 г., % от численности работников данной отрасли)
| Национальности | Работники государственного управления | Работники хозяйственного управления | Производственная интеллигенция | Массовая интеллигенция | Научная интеллигенция | Художественно- творческая интеллигенция |
Занятое городское население | |
| Башкирская АССР | ||||||||
| Башкиры | 20,1 | 13,3 | 11,1 | 17,1 | 18,3 | 19,1 | 14,9 | |
| Русские | 46,3 | 53,4 | 53,0 | 47,3 | 49,3 | 47,6 | 49,2 | |
| Татарская АССР | ||||||||
| Татары | 47,6 | 38,3 | 36,6 | 43,1 | 34,8 | 44,0 | 42,9 | |
| Русские | 47,0 | 53,3 | 56,9 | 49,1 | 55,7 | 47,2 | 49,3 | |
| Якутская АССР | ||||||||
| Якуты | 28,0 | 10,0 | 13,0 | 25,0 | 38,7 | 41,1 | 11,1 | |
| Русские | 56,2 | 67,2 | 69,0 | 58,2 | 47,6 | 44,2 | 66,6 | |
_________
Источник: Рассчитано по материалам Всесоюзной переписи населения 1989 г.: Текущий архив Комитета по статистике РФ, табл. «Распределение населения по занятиям и национальностям».
Участие титульного и русского населения в формировании кадров научной интеллигенции имело также довольно много отличий. Эта категория работников, сосредотачивающая в своих рядах наиболее высокообразованные кадры, пользующиеся в течение многих лет достаточно высоким престижем у населения, была самой представительной у национальностей с особенно высокой долей занятых профессиями высокоинтеллектуального труда. К концу 1980-х гг. в ряде республик доля научной интеллигенции среди титульных национальностей в тойили иной мере превышала долю занятых в этой сфере у местного русского населения, эта разница в Бурятской, Якутской АССР, Хакасской АО была 3-5-кратной. В то же время в Башкирской, Карельской, Коми, Чувашской, Марийской АССР представительность научных кадров у русских и титульных национальностей была примерно равной, а в Татарской, Удмуртской, Мордовской АССР отряды научных работников среди русских были относительно более многочисленными, нежели у титульных национальностей.
Особую актуальность имел вопрос о включенности представителей русской и титульной национальности автономных республик России во властные структуры.
Политика советской власти по коренизации органов управления в большинстве российских автономий принесла свои плоды достаточно быстро. В конце 1950-х гг. (по данным Всесоюзной переписи населения 1959 г.) в ряде автономных республик титульные национальности были в той или иной мере шире представлены в сфере государственного управления, нежели местные русские.
В городах Якутской АССР, например, на 10 тыс. занятого городского населения приходилось работников государственного и партийного управления: у якутов –286 человек, у русских –57, в Татарской АССР среди татар –45 человек, у русских –35, в Башкирской АССР среди башкир –43, среди русских –39 человек. В дальнейшем подобные диспропорции были несколько сглажены. Уже к концу 1970-х гг. доля управленцев среди якутов снизилась вдвое, а у русских Якутской АССР осталась примерно на том же уровне. Однако и в конце 1980-х гг. вопрос более пропорционального участия русских в органах местной власти ряда автономий оставался достаточно острым. Только в городах Калмыцкой АССР, Карачаево-Черкесской АО, Коми, Мордовской, Чувашской АССР население русской и титульной национальности было представлено в сфере государственного управления сравнительно пропорционально их численности в составе населения. В то же время в той же Якутской АССР в городах доля якутов, занятых в этой сфере, превышала соответствующий показатель у русских втрое. В Татарской АССР разница по этому показателю между русскими и татарами составляла 1,2 раза.
Рассматривая данные показатели, конечно, необходимо учитывать то, что русские горожане были представлены преимущественно жителями крупных городов, где на каждого горожанина приходилось меньшее число работников управления, чем в небольших поселениях, население которых было представлено в основном людьми титульной национальности.
Работники органов хозяйственного управления чаще подбирались с учетом их деловых качеств, организаторских способностей. В городах большинства автономий, в том числе в Башкирской и Татарской АССР, представительность категории хозяйственных руководителей, как и производственной интеллигенции, среди русских была не ниже, а в ряде случаев и выше, нежели у титульных национальностей. Даже в республиках, где титульные этносы имели в своем составе весьма внушительные группы интеллигенции, в том числе и по сравнению с местными русскими, по доле «хозяйственников» они уступали последним, например в Якутской (почти вдвое), Бурятской АССР, Горно-Алтайской АО и ряде других регионов.
В сельской местности сферы управления, просвещения, здравоохранения, культуры по причинам, о которых уже говорилось выше (слабое знание титульным населением русского языка, более высокий уровень рождаемости, распыленность по малым населенным пунктам и т.п.), комплектовались преимущественно людьми из среды титульных этнических групп, представительство же русских в этих отраслях во многих случаях оказывалось непропорционально низким.
Межнациональная отраслевая специализация имела немало как положительных, так и отрицательных сторон, которые довольно подробно исследованы и описаны в работах отечественных этносоциологов, прежде всего на примере населения бывших союзных республик. Оценки данного явления с точки зрения сближения или разобщения контактирующих этнических общностей, их социального равенства или неравенства могут существенно расходиться. С одной стороны, национальные общности, занимая определенные профессиональные «ниши», взаимодействуя между собой и дополняя друг друга в процессе трудовой деятельности, были менее склонны к конкуренции и конфронтации.
С другой стороны, различия в отраслевой структуре национальностей свидетельствуют об их неравном положении в трудовой сфере (разный уровень оплаты труда, разные условия трудовой деятельности, неодинаковый доступ к власти, материальным и духовным благам, разница в обеспеченности социальными пособиями и т.п.), ведут к сужению межэтнических трудовых и бытовых контактов, и тем самым этнические границы становятся более ощутимыми.
Таким образом, к началу перестроечного периода в отраслевом и социально-профессиональном составе разных этнических групп оставалось немало особенностей. Подчеркнем еще раз те из них, которые характеризовали этнические общности республик, в которых проводились этносоциологические исследования по проекту «СН».
Прежде всего следует отметить, что якуты отличались от башкир и татар не только более высокой долей специалистов и руководителей (как в городе, так и в селе), работников, занятых в сферах управления, просвещения, здравоохранения, науки, культуры, искусства, но и крайне низким удельным весом квалифицированных рабочих, в том числе промышленных. Среди якутов было также заметно ниже относительное число занятых в других индустриальных отраслях. Подобный «перекос» в структуре занятости якутов имел и положительные (значительная доля высокообразованных специалистов), и довольно многочисленные негативные моменты, так как материальное производство, от которого зависело функционирование других сфер экономики, развивалось преимущественно людьми не титульной национальности, в том числе русскими. Якутская АССР представляла собой республику с наиболее заметной дистанцией в хозяйственной деятельности якутов и русских. Якуты имели в своем составе более высокую долю людей с высшим образованием, более высокий удельный вес интеллигенции, в то время как местные русские отличались более значительной долей рабочих и меньшей долей специалистов и руководителей не только по сравнению с якутами, но и русскими, живущими в Башкирской и Татарской АССР.
Башкиры и татары были сравнительно близки по своему отраслевому и социально-профессиональному составу. Однако у татар была несколько выше по сравнению с башкирами доля интеллигенции высшего звена, работников просвещения, здравоохранения, науки, культуры, ниже удельный вес мало- и неквалифицированных рабочих (особенно в городах). У татар была более сбалансированная структура, они были относительно шире представлены в отраслях торговли и обслуживания. И в той, и в другой республике местное русское население в конце 1980-х гг. опережало башкир и татар по доле работников высококвалифицированного умственного труда. В Башкирской АССР это опережение более значительно, что было связано, главным образом, с многочисленностью русской производственной интеллигенции, так как в непроизводственных сферах, в том числе в сфере управления, должности специалистов и руководителей занимали чаще представители титульной национальности (за исключением научной интеллигенции у татар).
Сравнивая социальные позиции русских в названных республиках, можно отметить, что более высокими в сравнении с титульной группой они были в Башкирской АССР, в то же время в Татарской АССР отраслевой и социально-профессиональный состав башкир и русских отличался наибольшим сходством.
Сохранение, а иногда и увеличение различий в отраслевом и социально-профессиональном составе контактирующих этнонациональных групп, особенно в представительности среди них категорий людей, выполняющих ключевые роли в сферах экономики, политики, науки, культуры, работников, занятых в отраслях хозяйства с наиболее высокой оплатой труда, близких к системе распределения материальных и духовных благ и т.п., провоцировало и сохранение социально-экономической дифференциации представителей разных национальных общностей. В то же время повышались социальные ожидания людей и, соответственно, неудовлетворенность их своими социальными позициями, чему в немалой мере способствовал рост образовательного уровня национальностей и их претензий на занятие должностей, отвечающих этому уровню.
Социальная стратификация и образование
Рост образовательного потенциала был характерен для представителей всех национальностей России. Успехи, достигнутые в этой сфере некоторыми из них, выглядят весьма впечатляющими. У адыгейцев, алтайцев, бурят, якутов, калмыков, осетин относительная численность людей с высшим образованием (в городах) за 1960-1980-е гг. выросла примерно в 4 раза. Другие титульные национальности автономных республик – тувинцы, татары, мордва, марийцы, чуваши – отличались более быстрыми темпами роста численности людей со средним специальным образованием.
В результате этих процессов к концу 1980-х гг. в половине республик примерно 40-50% занятого городского населения титульных национальностей имело дипломы высших или средних специальных учебных заведений. Причем в числе этих национальностей были, наряду с бурятами, якутами, адыгейцами, осетинами, алтайцами, калмыками, также и кабардинцы, балкарцы, коми, мордва, хакасы. В сельской местности данные показатели во всех республиках оставались более скромными.
Стремление к высокому образовательному уровню было свойственно и русскому населению, в составе которого увеличивалась доля людей, окончивших высшие или средние специальные учебные заведения. Как и у титульных национальностей, у русских, живших в разных республиках, данный процесс шел неодинаково. В Якутской АССР, например, его темпы и масштабы были менее внушительными, чем в Тувинской, Северо-Осетинской АССР. Важно, однако, отметить, что к концу 1980-х гг. в большинстве республик значительных различий в относительной численности людей с высшим и особенно со средним специальным образованием у представителей разных этнических общностей уже не было. Только буряты и якуты примерно вдвое обгоняли местных русских по доле высокообразованных слоев населения. Русские же лидировали в этом отношении лишь в Удмуртской и Чечено-Ингушской АССР (по сравнению с чеченцами).
Однако, как показывают материалы статистики, уровень востребованности республиканской экономикой высокообразованных кадров заметно отставал от темпов их подготовки. О переизбытке выпускников вузов немало говорили и писали в 1980-е гг. Правда, нередко люди, получившие высшее или среднее специальное образование, предпочитали работу в сфере физического труда, главным образом, из-за более высокой его оплаты, а работники без дипломов могли занимать высокие посты. Но все же большинство людей, окончивших вузы и техникумы, рассчитывали на получение работы и должности, соответствующей их образовательному уровню, избранной специальности. Особенно это касалось людей с дипломами высших учебных заведений, затративших немало сил и энергии на поступление в вуз и учебу в нем.
Между тем индексы образовательного потенциала, выражающие процентное отношение доли лиц с высшим образованием к доле специалистов с высокой квалификацией и руководителей высшего звена, занятых в экономике, показывают, что во всех автономных республиках это соотношение постепенно менялось в пользу первой группы. К концу 1980-х гг. повсеместно сложилась ситуация, когда далеко не все владельцы дипломов высших или средних специальных учебных заведений выполняли трудовые функции, соответствующие их образовательному уровню.
Такие тенденции были характерны как для титульных национальностей, так и для русского населения автономных республик. В Татарской АССР, например, с 1959-го по 1989 г., по данным соответствующих переписей населения, доля лиц с высшим и неоконченным высшим образованием среди городских татар возросла втрое, а доля специалистов и руководителей высшего звена, т.е. людей, занятых на должностях, требующих такого образования – только в 2,3 раза. У русских жителей Татарской АССР эти показатели увеличились соответственно в 2,4 и в 2 раза. Индекс образовательного потенциала за данный период повысился у татар с 89 до 116, у русских – с 83 до 102. В Якутской АССР в конце 1950-х гг. кадры якутской интеллигенции в городах во многом комплектовались из людей, не имеющих высокой образовательной подготовки (величина индекса была равна 65). К концу же 1980-х гг. уже далеко не все якуты с высшим образованием могли найти для себя соответствующую работу (индекс стал равен 126).
Особым «переизбытком» работников с дипломами высших учебных заведений отличались не только титульные национальности, обладавшие наиболее солидной долей вузовских выпускников (адыгейцы, алтайцы, буряты, калмыки, кабардинцы, балкарцы, осетины, якуты), но и те, что жили в республиках, потребности экономики которых в высококвалифицированных специалистах были сравнительно слабыми (мордва, марийцы).
Сравнивая величину индексов образовательного потенциала у представителей различных этнических общностей, можно отметить еще один важный момент – степень реализация полученного образования у людей разной национальной принадлежности, в том числе живущих в одной республике, была неодинаковой. Показательно, что в большинстве республик местное русское население использовало свой образовательный потенциал более эффективно, нежели титульные национальности соответствующих республик. Дипломированные русские специалисты чаще находили работу по специальности, их профессиональные знания оказывались более востребованными. Такая ситуация была характерна и для республик, где среди русских доля высокообразованных людей была значительно ниже, чем у титульных национальностей (Якутская, Бурятская АССР), и для тех, где русское население имело в своем составе достаточно внушительный процент бывших студентов (Удмуртская, Мордовская, Чувашская, Татарская, Тувинская, Северо-Осетинская АССР и ряд других регионов).
Причина этого лежала, естественно, не в лучших профессиональных качествах работников русской национальности, а в неодинаковой численности вакансий в разных хозяйственных отраслях. В производственной сфере, которой отдавала предпочтение значительная часть русской интеллигенции, о чем говорилось выше, потребности в высококвалифицированных кадрах были нередко более высокими, нежели в отраслях просвещения, здравоохранения, науки, культуры, искусства, на которые чаще всего ориентировались представители титульного населения.
Существование определенного неравенства в шансах получить работу по специальности, реализовать свой образовательный потенциал у представителей титульного и русского населения могло способствовать усилению конкуренции между этими этническими группами, которая должна была бы быть особенно острой в республиках, где переизбытком дипломированных работников «страдали» как титульные национальности, так и местные русские. Это Якутская, Северо-Осетинская, Бурятская Кабардино-Балкарская АССР, Адыгейская, Хакасская АО. Здесь, в условиях сравнительно слабых экономических потребностей в высококвалифицированных специалистах и в то же время при их относительной многочисленности, столкновение интересов людей разной этнической принадлежности, с равным основанием претендующих на занятие соответствующих должностей в сфере интеллектуального труда, казалось наиболее вероятным.
Гораздо более благополучной в этом отношении представлялась ситуация в Карельской, Коми, Удмуртской АССР, где индексы образовательного потенциала были сравнительно невысокими и у титульного, и у русского населения.
Можно, видимо, предположить, что в автономных республиках России рост соперничества, конкурентности между этническими общностями был связан с выравниванием их образовательного и культурного уровня, главным образом, в том случае, если «производство» высокообразованных кадров в республиках не соответствовало экономическим потребностям в них. Чрезвычайно важное значение при этом имело и наличие или отсутствие патернализма со стороны республиканских властей представителям какой-либо одной национальности в их социальном росте.
Экономические реформы: новые возможности (?), старые ресурсы
К началу кардинальных социально-экономических и политических преобразований в России населяющие ее национальности пришли, как было видно, с весьма разным социально-культурным багажом. Кому-то он помог приспособиться к новым условиям, для кого-то оказался балластом, тянущим в прошлое.
Социально-культурная дистанция, существовавшая между разными этническими группами, стала оказывать еще более ощутимое влияние на все стороны жизни людей. Наиболее заметно проявили себя этнические особенности отраслевой специализации национальностей, которые в условиях значительных сдвигов в отраслевой структуре экономики страны и глубокого экономического кризиса приобрели важное значение, разделив людей на богатых и бедных, бизнесменов и наемных работников, стабильно занятых и безработных.
Больше всего пострадали национальности, имевшие в своем составе особенно крупные отряды работников промышленности. Во всех без исключения российских республиках сокращение промышленно-производственного персонала шло интенсивнее, чем занятых в других отраслях экономики. В Удмуртии, Туве, Карелии, Марийской Республике, Калмыкии, Дагестане, Кабардино-Балкарии численность работников промышленного производства упала почти вдвое, а в Северной Осетии – в 2,4 раза[6]. В то же время ситуация в разных промышленных отраслях была далеко не одинаковой. Особый урон понесли отрасли машиностроения и металлообработки, в том числе предприятия ВПК, где издавна работала значительная часть местного русского населения автономных республик, а также легкая промышленность. За 1990-е гг. численность всех занятых в промышленности уменьшилась в полтора раза, работников же машиностроения и металлообработки – вдвое, а легкой промышленности – в два с половиной раза. Во многих других промышленных отраслях численность кадрового состава изменилась незначительно, например в пищевой промышленности. А в нефтедобывающей и газовой число занятых возросло в полтора-два раза[7].
Именно в машиностроении и легкой промышленности оказался и самый низкий (среди других промышленных отраслей) уровень заработной платы – соответственно 935 руб. и 541 руб. при среднем заработке по промышленности – 1208 руб.[8]
В наибольшем выигрыше оказались республики, чьи предприятия имели ярко выраженную экспортную направленность при высокой конкурентной способности продукции на внешнем рынке. Такими предприятиями стали, прежде всего, предприятия добывающих отраслей, многие из которых были расположены на территории Башкортостана, Коми, Татарстана, Саха (Якутии), Хакасии. По сравнению с работниками машиностроения и металлообработки уровень заработной платы нефтяников и газовиков был выше в 3-5 раз.
Численность работников здравоохранения, просвещения, культуры, искусства, где были особенно широко представлены люди многих титульных национальностей, в большинстве случаев изменилась незначительно. Но уровень оплаты труда работников этих отраслей, относящихся в основном к бюджетной сфере, был сравнительно невысоким.
Во всех республиках заметно расширились сферы торговли и обслуживания. В прошлом работу в торговле предпочитали преимущественно народы Северного Кавказа. В большинстве других республик русские и титульные национальности были заняты в этой отрасли примерно в равной степени, кроме алтайцев, бурят, якутов, представительство которых в ней было относительно слабым. Между тем в переходный период занятость в торговле, обслуживании, посреднической деятельности стала популярной среди населения самой разной этнической принадлежности, так как в условиях экономического кризиса именно эти отрасли предоставляли людям более или менее стабильные рабочие места и приемлемый заработок. Судя по материалам прессы и массовых опросов, поле межэтнической конкуренции стало перемещаться из сфер, связанных с высокоинтеллектуальной деятельностью, в отрасли торговли и служб сервиса.
Еще более актуальным и острым по сравнению с советским прошлым стал вопрос участия представителей разных национальных общностей в сфере управления. Результатом суверенизации бывших автономных республик России стал резкий рост в них численности работников управления – от полутора (Карелия, Коми, Башкортостан и др.) до двух и более раз (Татарстан, Саха (Якутия), Ингушетия, Бурятия, Кабардино-Балкария и ряд других). Этот процесс сопровождался широким привлечением в состав республиканского и местного руководства людей титульных национальностей, претендующих на занятие ключевых постов в «своих» суверенных республиках, и снижением в сфере управления доли нетитульного населения. Особый смысл в этом плане имели законы, принятые в некоторых российских республиках, о необходимости знания работниками управления языка титульной национальности.
Различия в отраслевом составе национальностей проецировались на уровень их материальной обеспеченности. Дифференциация в оплате труда по отдельным отраслям, профессиям и должностям существовала и в советское время, но в 1990-е гг. она приобрела особые масштабы. На рубеже веков наиболее высокие заработки получали работники газовой промышленности, затем с большим отрывом шли занятые в нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности, цветной металлургии, электроэнергетике, в сфере финансов, кредитования и страхования. Особенно низко ценился труд работников легкой промышленности, образования и культуры[9]. Разница в заработке «газовиков», в том числе мало- и неквалифицированных рабочих, и работников образования, здравоохранения, культуры и искусства составляла более 6 раз.
Уровень заработной платы значительно дифференцировался по регионам России. Но даже в республиках, входящих в один экономический район, оплата труда работников одних и тех же отраслей была различной. Например, в Татарстане заработок в сфере образования в 1998 г. был равен 689 руб., в науке – 1 013 руб., в соседней же Калмыкии – соответственно 468 и 493 руб.[10]
В зависимости от уровня заработной платы и сложившихся цен в отдельных регионах страны представители разных профессий, жители разных республик имели и неодинаковые возможности приобретения потребительских товаров. Например, шахтеры на свой месячный заработок в середине 1990-х гг. могли купить в зависимости от места жительства от 7 до 14 наборов, состоящих из 19 основных продуктов питания. Станочникам и наладчикам станков оказались доступны в приобретении 3-6 подобных наборов, швейники могли рассчитывать на 2-3 таких набора, а младшей медицинской сестре по уходу за больными месячного заработка едва хватало лишь на 1-2 набора[11]. Можно сказать, что прошлые различия в отраслевом и социально-профессиональном составе населения разной национальной принадлежности во многом спровоцировали и усилившуюся дифференциацию людей по уровню материальной обеспеченности. А ведь именно этот индикатор лег в основу социальной стратификации населения постсоветской России. Уровнем материального достатка, независимо от его источников, стало определяться положение человека в обществе, его шансы на участие в управлении, доступ к материальным и духовным ценностям, к перераспределению собственности и т.п.
В конце 1990-х гг. разница в относительной численности населения с денежными доходами ниже величины прожиточного минимума между отдельными республиками достигала почти 4 раз. В Туве, например, доля малоимущих составляла 75%, в Саха (Якутии) – 32%, в Башкортостане – 28%, в Татарстане – 20% и т.д. Весьма быстрыми темпами шло имущественное расслоение населения внутри самих республик. Особенно внушительных размеров оно достигло в республиках Северного Кавказа, Туве, Калмыкии. В 1998 г. дистанция в заработной плате между 10% работников с наиболее высокой оплатой труда и 10% с наименьшей достигала в Туве 28 раз, в Карачаево-Черкесии – 29 раз, в Саха (Якутии) – 12, Татарстане – 13, Башкортостане – 17 раз[12].
Судя по материалам этносоциологического исследования, проведенного в конце 1990-х гг. в четырех полиэтничных районах России, материальное положение людей зависело не только от региональной, но и от этнической принадлежности, что в значительной мере было связано с особенностями их социально-профессионального и отраслевого состава. Показательно, что везде русские оценивали свое материальное положение (согласно представлениям респондентов о возможностях их семейных бюджетов) ниже, чем люди титульных национальностей, живущие рядом с ними. Индекс величины денежных ресурсов, отражающий разницу в доле самых высоких оценок (ответы «ни в чем себе не отказываем» и «денег хватает, но не на особенно дорогие покупки») и самых низких (ответ «денег не хватает даже на еду»), данных респондентами своему семейному бюджету, составлял в Башкортостане у башкир – +0,015, у местных русских– -141. В Саха (Якутии) этот показатель был равен: у якутов – 0, у русских– -0,021, а вТатарстане – +0,051 у татар и -0,056 у русских[13].
В Оренбургской области, где местное русское население выступает в ранге «титульного», русские также ощущали большую неудовлетворенность размерами своего семейного бюджета, чем живущие здесь же татары.
Одним из новых социально-экономических факторов, к которым пришлось приспосабливаться населению России, стала безработица, которая больно ударила по всем регионам, но в одних она затронула более широкие слои населения, чем в других, что тоже во многом зависело от развития в том или ином районе определенных хозяйственных отраслей. В конце 1990-х гг. уровень безработицы колебался по республикам России от 9,6 в Хакасии до 51,1 в Ингушетии[14]. В Башкортостане, Татарстане и Саха (Якутии) он был примерно на уровне общероссийского, составлявшего 13,3%.
Судя по материалам нашего этносоциологического исследования, русские чаще, чем титульные национальности, опасались потерять работу. В Башкортостане, например, согласно ответам респондентов, возможность остаться без работы очень беспокоила 36% башкир, 42% татар и 48% русских. В Саха (Якутии) разница в доле людей, для которых вопрос безработицы стоял особенно остро, между якутами и русскими достигала почти 2,5 раз, соответственно 19 и 46%. В Татарстане представления на этот счет у татар и русских были более близкими – опасались увольнения с работы 36% татар и 42% русских.
Для значительной части российского населения оказался достаточно сложным переход к новой рыночной системе хозяйствования. Его влияние на процессы межэтнической интеграции представляется пока весьма неоднозначным.
Введение института частной собственности, появление возможностей основать свое дело, заняться частной практикой, индивидуально-трудовой деятельностью и т.п. открыло для многих людей реальные перспективы значительного улучшения материального положения [как писал некогда Владимир Ильич «хи-хи ха-ха»], повышения социального статуса, занятия более высоких социальных позиций.
Важно отметить, что, как показывает статистика, развитие рынка в России создало условия и для более широко использования образовательного потенциала работников, который, как говорилось выше, у представителей многих национальных групп был реализован далеко не полностью [данные, приводимые автором, правда, говорят об обратном]. О повышении ценности высшего образования свидетельствуют и увеличившиеся конкурсы в вузы, и повысившаяся потребность российской экономики, главным образом негосударственного сектора, в образованных кадрах, знающих иностранные языки, владеющих компьютерной техникой, отличающихся логикой мышления и другими качествами, которые дает образование [на деле же наблюдается диссертационная ловушка, расцвет псевдоВУЗов, дающих не образование, а «корочки», и др. проявления деградации в этой сфере]. Хотя рост уровня безработицы наблюдался во всех группах населения, его темпы среди людей с высшим образованием были ниже. Так, с 1992-го по 1998 г. доля безработных с вузовскими дипломами увеличилась в 2,2 раза, среди имеющих полное среднее образование – в 3,1 раза, а среди имеющих основное общее – в 3,4 раза[15].
Однако рыночные преобразования в разных районах России шли далеко не одинаково. В большинстве российских республик численность занятых на предприятиях государственной и муниципальной собственности в конце 1990-х гг. была еще в 1,5-2 раза выше числа работников частной сферы. Особенно многочисленной оставалась занятость на государственных предприятиях в Туве, Северной Осетии– Алании, Республике Алтай, Саха (Якутии). Работа на частных предприятиях была более распространена среди населения Адыгеи, Дагестана, Карачаево-Черкесии, Хакасии[16].
Уровень участия людей в новых рыночных структурах во многом зависел от отраслевой структуры населения и, соответственно, имел определенную этническую окраску. Социологические исследования последних лет показали, что предпринимательский корпус в России комплектовался в значительной мере из числа бывшей партийно-комсомольской элиты, руководителей приватизированных предприятий, военных, инженерно-технических и научных работников.
В период разгосударствления собственности принципиально важное значение имеет близость людей к органам управления, так как позволяет им не только участвовать в руководстве республикой, районом, городом, но и создает более благоприятные условия для приобретения имущества, занятия предпринимательской деятельностью, получения льготных кредитов, заключения выгодных договоров и т.п.
Рассматривая с этой точки зрения отраслевой состав населения титульной и русской национальности республик России в конце 1980-х гг., можно сказать, что у титульных этносов многих республик, нередко более широко представленных в сфере управления, нежели русские, было больше шансов открыть свой крупный бизнес. В ряде республик, главным образом Северо-Кавказского региона, титульное население имело по сравнению с местными русскими и более высокую представительность руководителей предприятий торговли и общественного питания, которые одними из первых вышли из-под государственной опеки.
В то же время русские во всех республиках составляли немалую долю директоров производственных предприятий, многие из которых стали в дальнейшем акционерными обществами, а их директора – фактическими владельцами. Кроме того, немало русских, работавших в тех отраслях хозяйства, которые экономический кризис затронул наиболее болезненно, были вынуждены в силу объективных обстоятельств уйти из государственной сферы и заняться какой-либо предпринимательской деятельностью.
Особую роль сыграло и «своеобразие» российских реформ, нередко вынуждавшее бизнесменов набирать команды не столько из профессионалов, сколько из «своих», надежных людей, что повышало значимость родственных и соседских связей, достаточно сильных в ряде этнических общностей.
На степень участия русских и титульных национальностей в новых сферах деятельности определенное влияние оказывали и психологические факторы, сложившиеся традиции, прошлые ценностные ориентации. Можно, видимо, сказать, что вхождение в рынок представителей тех национальных общностей, которые были более ориентированы на занятия высокоинтеллектуальным трудом в отраслях, оставшихся в сфере государственной собственности, сохранили старые понятия о престиже профессий врача, учителя, научного работника, окажется менее активным.
Тем не менее нельзя сделать однозначный вывод о том, что происходящие в России перемены для одних этнических общностей оказались более «выгодными», нежели для других, прежде всего потому, что отраслевой и социально-профессиональный состав национальностей был достаточно неоднородным, в него входили как группы, «пострадавшие» от реформ, так и что-то приобретшие. Об этом говорят, в частности, данные, приведенные в табл. 4, где представлена относительная численность работников некоторых профессионально-отраслевых групп среди основных национальных общностей Башкортостана, Татарстана и Саха (Якутии). Группы выделялись на основании их потенциальной адаптированности к условиям работы в новых условиях.
Несколько слов следует сказать и о таком новом явлении для жителей России, как отмена института прописки, стимулировавшая рост неконтролируемой миграции населения, в том числе трудовой. В поисках работы, лучших жилищных и бытовых условий, спасаясь от межнациональных конфликтов и т. п. десятки тысяч людей стали покидать свои прежние места жительства и переезжать в другие, более благополучные с их точки зрения территории. Этот процесс повлек за собой определенные сдвиги в этническом составе занятого населения, отразился на изменении пропорций между отдельными социально-профессиональными и отраслевыми группами работников, на росте межэтнической конкуренции в некоторых отраслях и т.п.
Таблица 4
Численность работников ряда профессионально-отраслевых групп
на 10 тыс. занятого городского населения в Башкирской,
Татарской, Якутской АССР (1989 г., чел.)
| Профессионально-отраслевыегруппы | БашкирскаяАССР | ТатарскаяАССР | ЯкутскаяАССР | ||||
| Башкиры | Русские | Татары | Татары | Русские | Якуты | Русские | |
| Работники гос. и партаппарата | 58 | 41 | 44 | 49 | 41 | 155 | 52 |
| Директора предприятий | 174 | 248 | 198 | 217 | 305 | 156 | 192 |
| Руководители торговли, питания, заготовок | 63 | 77 | 88 | 90 | 68 | 70 | 108 |
| Экономисты | 94 | 136 | 125 | 134 | 131 | 129 | 109 |
| Юристы | 24 | 16 | 21 | 22 | 20 | 79 | 19 |
| ИТР | 821 | 1241 | 965 | 961 | 1437 | 1122 | 1167 |
| Работники медицины и образования | 974 | 838 | 851 | 863 | 913 | 1822 | 783 |
| Рабочие машиностроения | 1734 | 2128 | 1834 | 1979 | 2249 | 579 | 1305 |
| Рабочие легкой промышленности | 355 | 269 | 294 | 262 | 210 | 243 | 117 |
| Рабочие добывающей промышленности | 172 | 83 | 131 | 104 | 64 | 33 | 231 |
| Рабочие пищевой промышленности | 98 | 69 | 96 | 86 | 53 | 33 | 52 |
_______
Источник: Составлено по материалам Всесоюзной переписи населения 1989 г.
Судя по данным статистики, за период реформ миграционное поведение населения республик России по сравнению с предыдущим десятилетием заметно изменилось[17]. Только в четырех республиках сохранились прошлые тенденции. В Карелии и для карел, и для русских осталось свойственным положительное сальдо миграции. В Кабардино-Балкарии, Калмыкии и Туве, как и раньше, шел процесс оттока населения, преимущественно нетитульного. В то же время в Бурятии, Коми, Саха (Якутии) миграционный прирост сменился в начале 1990-х гг. миграционным оттоком. А в Марий-Эл, Удмуртии, Башкортостане, Татарстане (с начала 1990-х гг.), Мордовии, Чувашии, Дагестане, Северной Осетии – Алании (с середины 1990-х гг.) начался миграционный прирост.
В большинстве республик происходило, с одной стороны, усиление степени концентрации людей титульной национальности на территории «своих» республик, с другой –рост миграционных перемещений за пределы данных республик местного русского населения.
В наибольшей мере отток русских был характерен для Тувы и Саха (Якутии). В Туве, кроме экономических трудностей, имело значение межэтническое групповое столкновение 1990 г. В Саха (Якутии) большую роль в оттоке русских сыграло закрытие приисков. Отток русских из этой республики был сопоставим с тем, что происходило в соседней Магаданской области. Здесь он соотносительно был даже большим. В Татарстане же, где шел миграционный прирост, он обеспечивался как за счет татар, так и за счет русского населения.
Различия в миграционном поведении национальностей, их естественном движении на разных территориях вели к заметным переменам в этническом составе населения республик. Так, в Башкортостане с 1989-го по 1994 г. доля башкир возросла с 21,9 до 22,9%, а доля русских осталась примерно на том же уровне –39,3 и 39%. В Татарстане, напротив, за этот период увеличилась относительная численность жителей русской национальности (с 43,3 до 45,5%), а татар –практически не изменилась (48,5 и 48,1%). В Саха (Якутии) довольно заметно повысилась доля якутов –с 33,4 до 39,6%, а русских –упала с 50,3 до 45,5%[18]. Столь значительное сокращение русского населения было характерно только для этой республики.
В заключение подведем некоторые итоги.
- Анализ динамики социально-профессионального состава ряда этнических общностей России за три последних десятилетия до начала реформ показал, что социальная дистанция между этническими группами, живущими как в одной, так и в разных республиках, в целом имела тенденцию к сокращению. Однако различия в статусных позициях национальностей продолжали сохраняться, а по некоторым показателям и возрастать.
- Существующие особенности в социально-профессиональном и отраслевом составе этнических групп создают неравные возможности для адаптации последних к новым условиям жизни в постсоветской России, вхождения их в рыночную экономику.
- Наиболее заметные различия в социально-профессиональном составе титульных национальностей российских республик были выражены прежде всего в разной представленности среди них работников высших страт, в том числе государственной номенклатуры, политической и культурной элиты, что говорит о наличии неодинаковых условий у представителей тех или иных этнических общностей для выработки стратегии развития, неравенстве интеллектуального потенциала, которое отражается и в экономическом преуспевании, стимулировании деятельностного подхода к жизни, формулировании своих национальных интересов.
- Соотношение социальных позиций представителей титульной и русской национальности, живущих на одной территории, заметно варьирует по республикам. На фоне усиливающегося экономического расслоения регионов это стимулирует миграцию русских, что отражается на социально-профессиональном и отраслевом составе населения и межнациональных отношениях.
- В период экономических трудностей, структурной перестройки экономики возрастала дистанцирующая роль отраслевой специализации этнических групп. Полем этнической конфронтации становятся и новые рыночные структуры. Особенно резко национальные интересы людей сталкиваются в сфере управления.
- Характерный для всех этнических общностей рост образовательного уровня людей, в большинстве случаев не совпадающий с ростом экономических потребностей в работниках с высоким образованием, вел к недостаточной реализации образовательного потенциала населения, провоцируя усиление конкуренции между представителями разных этнических общностей, живущих на одной территории. С развитием рыночной экономики рыночные структуры могут взять на себя реализацию избыточного образовательного и профессионального потенциала людей, что должно оптимизировать процесс межэтнической интеграции.
P.S. Книга посвящена социальному подъёму за советские годы титульных наций в автономных республиках РСФСР в сравнении с их русским населением и русскими регионами. Она показывает 1) что никто не был угнетён — «социальные лифты» равно работали для первых, вторых и третьих, хотя в ряде случаев были неравномерности, которые методика автора позволяет фиксировать (чем и ценна);
2) эти последние максимальны в республиках, вроде Якутии и Бурятии, где «национальные кадры» сложились в 1920е гг., т. е. при рыночной экономике НЭПа, и минимальны — где сложились в 1930-40-е, в условиях планового хозяйства. Другим источником неравномерности было различие в размещении более и менее прогрессивных, наукоёмких и пр. отраслей промышленности с обеспечением их необходимыми специалистами. Поскольку хозяйство страны было единым целым, это производилось исходя из потребностей всего СССР, а не отдельных регионов, русских и нет, притом что развитие ранее отсталых народов и территорий было одной из задач.
3) Описанные достоинства социального подъёма для людей имели своим продолжением недостаток, сильно сыгравший на руку контрреволюции 1989 -91 гг. По инерции с 1940-50-х гг., когда квалифицированных специалистов с вузовским образованием ещё было мало, их ценили особенно, в СССР умственный труд котировался выше физического, получение образования с переходом из рабочих в инженера или служащие, тем более в интеллигенцию, рассматривалось как повышение статуса, хотя и вело к потере в деньгах. С высшим образованием соввласть сглупа даже запрещала труд на «своих» рабочих специальностях.
Что наложилось в 1970-х на демографическую волну, повышавшую конкуренцию за места в ВУЗы, даже с учётом этих роста последних. Что также подняло ценность высшего образования и «интеллигентных профессий» сравнительно с рабочими (и частью «служащими»). А именно этот слой в послесталинскую историю был наиболее уязвим к мифу «не будь совка с уравниловкой», мы бы зарабатывали как коллеги на Западе» (выражением этого взгляда в надстройке было культивирование этнического в противовес советскому, часто вкупе с религиозностью, расовыми и сексистскими предрассудками. Что достигало максимума у открытых диссидентов, но присутствовало и у «широких интеллигентских масс» в той мере, в какой потеряли советскость).
Освобождённые руководством в 1987 г., эти настроения и разнесли СССР, ибо толкали не только к «рынку», но и разъёму народнохозяйственного комплекса на национальные уголки (в надежде что «рынок оценит нашу квалификацию по заслугам, а на быдлосовков (вариант — на соседей) наплевать»), что неотвратимо вело к зависимому развитию (см. Дм.Верхотуров про «офинение регионалистов»).
Забавно, что Леокадия Михайловна сочувствует этим надеждам (не знаю, искренне, или «положение обязывает»), сохраняет их по сей день, хотя гибельность их была понятна уже в 1989-м. И удивляется, почему вдруг с приходом капитализма всё вышло с точностью до наоборот: и в автономиях, и в русских регионах рынок равно наказывал за образование и квалификацию, а не вознаграждал; и тем более, чем о более передовых производствах шла речь (что автор честно показывает в следующих главах книги, спасибо ему за это).
Следовательно, то зерно истины в вышеназванных мифах, о котором может идти речь — советская система а) не отрефлексировала растущий конфликт между производством людей образованных и количеством подходящих поприщ для них в передовых отраслях промышленности или образовании/медицине, а не управлении, «творческих профессиях» и т. д. «сфере обслуживания населения», второе сильно отставало от первого; б) выпустила его на свободу вместо того, чтобы управлять им: разрешить или подавить силой. Т.е. имело место конструктивное противоречие на уровне всего социума, но не нарушение равноправия среди наций — его единиц (институционализированных в республики, о которых и идёт речь в работе).
Примечания
[1] Социально-культурный облик советских наций (по материалам этносоциологического исследования). М., 1986; Социальная и культурная дистанции. Опыт многонациональной России и др.
[2] Русские. Этносоциологические очерки. М., 1992. С. 440.
[3] Русские. Этносоциологические очерки. С. 111.
[4]Труд и занятость в России: Стат. сб. М., 1999. С. 349.
[5]Труд и занятость в России… С. 349.
[6] Труд и занятость в России… С. 349.
[7] Труд и занятость в России… С. 349.
[8] Там же. С. 316, 318.
[9] Социальное положение и уровень жизни населения России: Стат. сб. М., 1999. С. 148.
[10] Социальное положение и уровень жизни населения России: Стат. сб. М., 1999. С. 486-487.
[11] Информационный статистический бюллетень № 4. М., 1995. С. 22.
[12] Труд и занятость в России… С. 331-332.
[13] Подробнее о расчете индекса см.: АрутюнянЮ.В. Социальная структура сельского населения СССР. М., 1971. С. 358.
[14] Труд и занятость в России… С. 120.
[15] Труд и занятость в России… С. 121.
[17] Данные о миграционных перемещениях населения российских республик были любезно предоставлены И.А. Субботиной.
[18] Основные итоги микропереписи населения России 1994 г. М., 1994. С. 52-66.
Леокадия Михайловна Дробижева
Рекомендуем прочесть
Как Европа открыла для себя Московскую Русь, а потом закрыла
COVID-19 вскрывает правду
«Урбанистика» — имитационная игра по изучению общественного мнения в градостроительстве
Расшифровка сигналов агрессии у коростелей
Ревень Rheum palaestinum, самоорошающееся растение пустынь Израиля
От экокризиса к экоустойчивости: три принципиальных момента
Вибрационные сигналы в коммуникации животных
Правильный нарратив для «Z»
