Критическое богословие Говарда Лавкрафта

Одним из доводов, неизменно выдвигаемых религиозной традицией в рамках теодицеи, является утверждение, согласно которому человек не имеет оснований роптать на Бога и установленный им миропорядок, поскольку Бог...

Print Friendly Version of this pagePrint Get a PDF version of this webpagePDF

Говард Филлипс  Лавкрафт

Говард Филлипс Лавкрафт

Все мои истории построены на одной фундаментальной идее: что человеческие законы, интересы и чувства не имеют никакого значения и ценности в огромной Вселенной в целом

Говард Филипп Лавкрафт

Одним из доводов, неизменно выдвигаемых религиозной традицией в рамках теодицеи, является утверждение, согласно которому человек не имеет оснований роптать на Бога и установленный им миропорядок, поскольку Бог несравненно превосходит любое из своих созданий и даже то, что человеку в окружающей его Вселенной кажется бессмысленным и глупым, в конечном итоге послужит благу.

Нетрудно заметить слабые места этого софизма (который сам по себе представляет не более чем религиозную версию «хитрого плана Путина»): даже если принять (далеко не самоочевидную) концепцию всемогущего Бога как творца и управителя Вселенной, превосходящего людей не только силой, но и разумом – он вовсе не обязан быть «добрым».

image001

Четверо, вошедшие в Пардес. Фрагмент миниатюры из итальянского манускрипта XVII века. The Gross Family Collection. Тель-Авив

А если и он и добр – исходя из того, что представления людей о добре в ряде аспектов ограничены или вовсе даже неверны, откуда мы знаем, что «истинным добром», монополия на которое принадлежит вышеупомянутому Божеству, не окажется нечто, полностью чуждое всему человеческому1?

Азатот в окружении своих слуг посреди космоса

Азатот в окружении своих слуг посреди космоса

В вымышленной вселенной американского фантаста Говарда Филиппса Лавкрафта (1890-1937), известная как «Мифы Ктулху», в отличие от религиозной традиции, на этот вопрос дан неутешительный ответ. В рамках внутримировой вселенной Лавкрафта у мира есть создатель, Азатот, который «управляет пространством и временем», но он же характеризуется как

«исконное зло, слишком ужасное, чтобы его можно было описать» («Сны в ведьмином доме»).

Более того, Азатот – «слепой и безумный» («Обитающий во тьме»)2. Но Азатот – не аналог гностического демиурга, не низшая сила, узурпировавшая полномочия истинного Бога.

Именно этот безумец, как сказано в сонете «Азатот», дает мирозданию вечные законы (eternal laws), будучи при этом лишен элементарного самосознания (Here the vast Lord of All in darkness muttered / Things he had dreamed but could not understand). Азатот обитает в «средоточии хаоса», «центре бесконечности» за пределами «стройного космоса» («Сомнамбулический поиск неведомого Кадата»).

Современник Лавкрафта, писатель-христианин Джон Толкин, создавая историю собственного вымышленного мира – Средиземья — в одной из глав «Сильмариллиона», «Айнулиндалэ», вдохновляясь античным учением о «музыке сфер», заимствованном христианским богословием, описал, как Эру Илуватар (Бог) создает мир посредством Музыки Айнур – подчиненных ему ангелических духов. Но если Музыка Айнур до внесенного в неё «сатаной»-Мелькором разлада была прекрасна, то музыка, звучащая у престола Азатота, отвратительна – она описывается как:

«приглушенный умопомрачительный бой богомерзких барабанов и тонкое монотонное завывание сатанинских флейт» («Сомнамбулический поиск неведомого Кадата»).

Гораздо больше музыка Азатота напоминает тему Мелькора, как она описана в «Сильмариллионе»:

«громко и вызывающе звучала она, без конца повторяясь; и не было в ней гармонии, но скорее крикливый унисон, подобно звуку многих труб, выдувающих две-три ноты».

Убежденный материалист, Лавкрафт смотрел на мир гораздо более пессимистично, чем христианин Толкин. У Толкина сильнейшие из Айнур – Валар, «боги» – обладающие властью над той или иной «стихией» — как и все Божьи создания, благи; даже Мелькор исходно не был злым. У Лавкрафта не только Азатот, но и младшие «божества» его «пантеона», нередко выступающие как своего рода литературная персонификация природных явлений (например, Йог-Сотот – пространственно-временной континуум, Шуб-Ниггурат – витальность), даже если не угрожают людям прямо, не являются дружественными и могут представлять опасность опосредованно через своих культистов, которые становятся традиционными антагонистами для положительных персонажей произведений Лавкрафта. При этом цели, которые ставят эти культисты и их хозяева, выглядят как гротескная пародия на эсхатологию христианства и вообще религий спасения, ключевой идеей которых является рождение царства Бога через гибель нынешнего мира.

В произведении «Зов Ктулху» время, которое настанет с возвращением древних богов, описано следующим образом:

«Время это легко будет распознать, ибо тогда все люди станут как Великие Старейшины — дикими и свободными, окажутся по ту сторону добра и зла, отбросят в сторону законы и, мораль, будут кричать, убивать и веселиться. Тогда освобожденные Старейшины раскроют им новые приемы, как кричать, убивать и веселиться, наслаждаясь собой, и вся земля запылает всеуничтожающим огнем свободы и экстаза».

Yog-Sothoth_couleur

Этот пассаж может быть понят как нарочито-издевательский парафраз лейтмотива посланий апостола Павла, говорившего о переходе после сошествия Бога в мир от жизни под законом к жизни в (божественной) благодати. Интересна и параллель образа всплывающего из-под вод города Р’Льех, обители бога Ктулху, с содержащимся в Откровении Иоанна Богослова образом спускающегося с неба Небесного Иерусалима, где стоит престол Бога и Агнца (Откр. 21:2, Откр. 22:3). Дополняет параллель местный аналог «воскресения из мертвых» — упоминание о том, что

«тайные жрецы поднимут великого Ктулху из его могилы, чтобы оживить Его подданных и восстановить Его власть на земле»,

и тезис о культе Великих Старейшин, передающем пророчества о их будущем торжестве, как древнейшем в мире (см. теорию «первоначального монотеизма»).

Видение Небесного Иерусалима Иоанном Богословом, Анжерский апокалипсис

Видение Небесного Иерусалима Иоанном Богословом, Анжерский апокалипсис

Параллель с Откровением Иоанна Богослова усиливает приведенное в «Зове Ктулху» стихотворение (вымышленного Лавкрафтом) арабского поэта Абдула Альхазреда:

«Не мёртво то, что в вечности живёт, Со смертью времени и смерть умрёт».

В Откровении Иоанна Богослова при описании Небесного Иерусалима, как известно, сказано:

«И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откр. 21:4).

город Р’льех

город Р’льех

Подобное выворачивание наизнанку мотивов Нового Завета Лавкрафт использует и в других своих произведениях. Например, в «Ужасе в Данвиче» Лавкрафт описывает следующим образом последние мгновения сына Йог-Сотота и человеческой женщины – демонического гибрида, зачатого непонятным путем (без плотского соития?) и пытавшегося уничтожить человеческую цивилизацию, впустив на Землю полчища существ из чуждых измерений (подобно тому, как в Откровении Иоанна Богослова посланные Иисусом Христом ангелы истребляют человечество), но своевременно уничтоженного сотрудниками Мискатоникского университета:

«Из каких бездонных колодцев архаическою ужаса, из каких неизмеримых пучин внекосмического сознания или тайной, долго скрывавшейся наследственности, происходили эти неотчетливые громовые каркающие звуки? Теперь они стали более отчетливыми в своем неистовстве.

«Эх-я-я-я-яхьяах — э’яяяяааа… нгх’аааа… нгх’ааа… х’ююх… х’ююх». ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!… па-папа — ПАПА! ПАПА! ЙОГ-СОТХОТХ!…»

На этом все кончилось, Мертвенно-бледные люди на дороге все еще вслушивались в эти несомненно произнесенные по-английски слова, которые густо и громоподобно опускались из сводящей с ума пустоты над ужасным алтарем, но больше им никогда не суждено было их услышать. Вместо их раздался грохот взрыва, который, казалось, расколол юры; оглушающий, апокалиптический звон, источником которого могла быть и земля, и небо. Единичный штык молнии ударил из багрового зенита в цент каменного алтаря, и гигантская невидимая волна невероятной силы и с неописуемым зловонием помчалась с вершины холма во все стороны».

В Новом Завете Иисус, умирая, восклицает

«Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15:34)3,

а в момент его смерти раздирается завеса Святая святых иерусалимского Храма и разверзается земля:

«И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись» (Мф. 28:11).

Завеса, отделяющая Святая Святых, реконструкция Института Храма

Завеса, отделяющая Святая Святых, реконструкция Института Храма

Параллель усиливает то, что Йог-Сотот как божество пространственно-временного континуума в наибольшей степени соответствует такому атрибуту Бога, как вездесущесть. Но сильнее всего параллели с Иисусом Христом проступают в образе наиболее зловещего и злонамеренного сверхъестественного персонажа лавкрафтовского пантеона (или, точнее, пандемониума) – Ньярлатотепа, Отличительная черта Ньярлатотепа – то, что если прочие лавкрафтианские «божества» неантропоморфны, заточены в иных измерениях или (как Азатот) бесконечны далеки от нашего мира, то Ньярлатотеп способен принимать человеческое обличье и беспрепятственно посещать Землю4.

Если Азатот, проводя аналогии с христианской теологией — своего рода «Бог-Отец» (создатель мира), Йог-Сотот – «Дух Святой» (всепроникающая сила, подробнее см. ниже), то Ньярлатотеп – «Бог-Сын», непосредственно сходящий в мир. В одноименном сонете Лавкрафта Ньярлатотеп пользуется этой своей способностью, чтобы прийти на Землю и, выступая в амплуа пророка, принести гибель и всему человечеству, и, в конечном итоге, самой Земле5. В рассказе «Ньярлатотеп», посвященном тому же сюжету, самое примечательное – что никто не может Ньярлатотепа остановить. Появление Ньярлатотепа предвещает острое чувство вины, повисшее над миром. Примечателен пассаж оттуда, согласно которому

«вся Вселенная перешли из-под контроля известных богов или сил к богам или силам, которые были неведомы».

4 ангела смерти из "Апокалипсиса" Альбрехта Дюрера (серия гравюр)

4 ангела смерти из «Апокалипсиса» Альбрехта Дюрера (серия гравюр)

В Деяниях Апостолов Павел проповедует афинянам «неведомого Бога», отождествляя его с христианским Богом (Деян. 17:23).

У Лавкрафта его божества тоже «неведомы», но это качество со знаком «минус» — непознаваемость в его мире не сулит ничего хорошего.

«Известные боги или силы», более дружественные к человечеству, чем лавкрафтианский пандемониум, посланником которого выступает Ньярлатотеп, скорее всего, тождественны слабым богам Земли6 из «Сомнамбулического поиска неведомого Кадата», над которыми Ньярлатотеп господствует и которых держит в заточении также, как Бог у Павла воцаряется над миром,

«отняв силы у начальств и властей» (Колосс. 2:15).

Апостол Павел проповедует в Афинах

Апостол Павел проповедует в Афинах

В этой связи стоит обратить внимание на стихотворение «Второе Пришествие» ещё одного современника Лавкрафта — ирландского поэта Уильяма Батлера Йейтса:

Все шире – круг за кругом – ходит сокол,
Не слыша, как его сокольник кличет;
Все рушится, основа расшаталась,
Мир захлестнули волны беззаконья;
Кровавый ширится прилив и топит
Стыдливости священные обряды;
У добрых сила правоты иссякла,
А злые будто бы остервенились.

Должно быть, вновь готово откровенье
И близится Пришествие Второе.
Пришествие Второе! С этим словом
Из Мировой Души, Spiritus Mundi,
Всплывает образ: средь песков пустыни
Зверь с телом львиным, с ликом человечьим
И взором жестким и пустым, как солнце,
Влачится медленно, скребя когтями,
Под возмущенный крик песчаных соек.
Вновь тьма нисходит; но теперь я знаю,
Каким кошмарным скрипом колыбели
Разбужен мертвый сон тысячелетий,
И что за чудище, дождавшись часа,
Ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме.

Впрочем, параллелен Ньярлатотеп не только Христу, но и его ветхозаветному Отцу – в рассказе «Обитающий во Тьме» описывается секта под названием Церковь Звездной Премудрости, поклоняющаяся сущности под названием Скиталец Тьмы (одна из бесчисленных аватар Ньярлатотепа), неспособной существовать при свете солнца

От слабого света ускользает, на ярком свету изгоняется»).

Упомянуто, что египетский фараон Нефрен-Ка, основавший этот культ, некогда

«выстроил для него храм с саркофагом без окон»

- как тут не вспомнить Яхве, который

«сказал, что Он благоволит обитать во мгле» (3 Цар. 8:12)?642px-William_Butler_Yeats_by_George_Charles_Beresford

Что характерно, в XIX веке обосновавшаяся в Америке секта Звездной Премудрости маскируется под христианскую церковь, а финальное столкновение главного героя – Роберта Блейка – со Скитальцем Тьмы описывается как видение «тройного горящего глаза» (см. классическую иконографию Бога как Всевидящего Ока).

Таким образом, в вымышленной вселенной Лавкрафта место Бога религий спасения как творца, управителя и промыслителя, начинающего и завершающего мировую историю, занимают силы, которые – с точки зрения человека – не могут быть охарактеризованы иначе, как злые. Но при этом – важный момент – они (за вычетом разве что Ньярлатотепа, именно что получающего удовольствие от причинения зла как отдельным людям, так и людям в целом) злы не в том смысле, в котором зол христианский сатана или гностический демиург. Скорее они абсолютно бесчеловечны.

В этом плане Лавкрафт опять же абсолютный материалист: человеческая мораль для него исходит не от некого стороннего Абсолюта (такой Абсолют в мире Лавкрафта в лучшем случае нейтрален, в худшем – смертельно опасен), а формируется как механизм функционирования человеческого общества, и абсурдно ожидать от Вселенной, что они разделяет наши моральные установки. Тут можно вспомнить произведение «Врата Серебряного Ключа», написанное Лавкрафтом в соавторстве с Хоффманом Прайсом.

В нем главный герой, Рэндольф Картер, встречается с богом Умр ат-Тавилом (по-видимому, ипостасью Йог-Сотота), открывающим ему тайну мироздания – все живые существа являются проявлением тех или иных архетипов, которые в свою очередь восходят к верховному архетипу (тут можно усмотреть пародию на античный неоплатонизм, в превращенном виде интегрированный позднее в теологию авраамических религий):

«Каждый представитель уходящих в глубь веков поколений сын, отец, дед и так далее и каждый человек в разном возрасте младенец, ребенок, подросток, мужчина лишь одна из фаз этого вечного прообраза, зависящая от смены угла сознания или умозрительного плана».

Но при этом Умр ат-Тавил как само воплощение Бытия внеморален7 – он прямо заявляет, что «Человек Истины стоит по ту сторону добра и зла», то есть он ни в коем случае не может быть арбитром морали.

Образ Йог-Сотота примечателен ещё и потому, что он именуется «Содержащим Всё» (то есть он, строго говоря, тождественен этой Вселенной), но сам он вторичен по отношению к творцу-Азатоту. В этом плане можно вспомнить, что религиозная картина мира, призванная как бы «разрешить» вопрос о происхождении мира, в действительности лишь добавляет лишнюю сущность, поскольку говорит о Боге как создателе мира («всего»), как бы помещая этого самого Бога за пределы мира («всего») – где у Лавкрафта и находится безумный, аморальный и чуждый всему человеческому «султан демонов» Азатот.

Показательно, кто был автором этой мощной деконструкции христианства, которую легко принять за мрачные видения мистика. Как известно, Лавкрафт, при всей своей незаурядной и мрачной фантазии, был рационалистом, сотрудничал с фокусником Гарри Гудини, который разоблачал спиритов и других шарлатанов. Гудини заказал Лавкрафту книгу «Рак суеверий» об оккультизме, которая так и не была закончена из-за того, что заказчик умер в 1926 году. Потомок американских протестантов, рационально взглянув на верования предков, ужаснулся, увидев возможность зловещего перевёртыша.

Примечания

1 См. талмудическую историю (Трактат Хагига, 14б) о четырех мудрецах, вошедших в Пардес (Райский Сад), и их судьбе. Бен Азай взглянул — и умер. Бен Зома взглянул — и повредился [в уме]. Элиша бен Абуя стал «вырывать саженцы» (стал атеистом; Маймонид видел в этом желание постичь нечто большее, чем возможно для человеческого разумения). Рабби Акива — «вошёл с миром и вышел с миром»: правда, при подавлении восстания Бар-Кохбы римляне с него живого содрали кожу.

2 Кроме того, в сонете «Азатот» из сборника показано, что на самом деле он не обладает властью даже над младшими божествами, которые утверждают, что действуют от этого имени:

«Я вторгся с вездесущим бесом в паре

Из мира измерений — за Предел,

Туда, где нет ни времени, ни твари,

Но только Хаос, бледен и дебел.

Непризнанный ваятель мирозданья,

Он жадно и бессвязно бормотал

Какие-то смешные предсказанья

И сонм крылатых бестий заклинал.

В его когтях надрывно голосила

Бесформенная флейта в три дыры -

Не верилось, что в звуках этих сила

Которой покоряются миры.

Я есмь Его Глашатай, — дух съязвил
И Божеству затрещину влепил.»

3 Подобная инверсия вообще характерна для Лавкрафта. Скажем, в рассказе «Дело Чарльза Декстера Варда» злой культист, способный воскрешать мертвых, использует заклинание, в котором содержатся имена авраамического Бога:

«Заклинаю именем Адонаи Элохим, Адонаи Иеговы, Адонаи Саваофа, Метратона Агла Метона, Словом змеиным питона, тайной саламандры, Дуновением сильфов, тяжестью гномов, Небесных демонов Божество, Альмонсин, Гибор, Иехошуа, Эвам, Заристнатмик, приди, приди, приди!».

Использование имен Божьих в черной магии в средневековой и ренессансной Европе было связано с верой в их магическую действенность, ведь «и бесы веруют и трепещут». Но в вымышленной вселенной Лавкрафта библейский бог как персонаж – во всяком случае, в явном виде, под своим именем – отсутствует. Но при этом магия, использующая его имена для достижения некого результата, работает. Почему так?

Если исходить из всего известного, можно предположить что библейский бог и библейский дьявол (роль последнего он играет в произведении «Сны в ведьмином доме», где его культисты приносят ему в жертву детей, а главный герой переносится к черному трону Азатота, где расписывается кровью в некой книге) в данной вселенной — лики Ньярлатотепа. Во всяком случае это наиболее логическое объяснение, если учесть связь Ньярлатотепа в форме Обитателя Тьмы с Египтом и трудности, связанные с его манифестацией при наличии света (см. ниже).

4 «Ньярлатхотепу, Могущественному Посланцу, ему все должно быть сказано. И Он примет внешность человека, восковую маску и одежды, которые скроют его, и спустится вниз из страны Семи Солнц, чтобы притвориться…» («Шепчущий в ночи»)

5 «Он объявился под конец времен -

Египта сын, высок и смуглолиц.

Пред ним феллахи простирались ниц,

Цвет ризы его был закату в тон.

К нему стекался люд со всех сторон,

Охочий до пророчеств и чудес,

И даже дикий зверь, покинув лес,

Спешил к Ньярлатхотепу на поклон.

Все знали, что настал последний час,

И было так: сперва ушли моря,

Потом разверзлась суша, и заря

Скатилась на оплоты смертных рас.

В финале Хаос, вечное дитя,

С лица Вселенной Землю стер шутя».

6 “И далеко-далеко, за вратами Глубокого Сна, за зачарованным лесом и садами, за Серенарианским морем и за сумеречными просторами Инкуанока, ползучий хаос Ньярлатотеп задумчиво вошел в ониксовый замок на вершине неведомого Кадата в холодной пустыне и принялся надменно упрекать добрых земных богов, чье упоительное веселье в чудесном закатном городе он так грубо прервал”.

7 И в этом качестве противоположен «слабым богам Земли», связанным с человечеством:

«Волны вновь забурлили, и Картер понял, что Бытие услышало его. Безграничный разум послал целый поток информации и пояснений, распахнувший перед ним новые горизонты. Картер смог охватить мысленным взором недоступные раньше сферы космоса <…> Ему наглядно продемонстрировали мелкость и ничтожество земных богов с их жалкими человеческими пристрастиями враждой, буйством, любовными интрижками, жаждой почестей и желанием властвовать вопреки рассудку и природе».

Об авторе Tapkin