Про социальную опасность религии

Print PDF

Случившееся в Париже (и тем более в Бейруте) ещё раз показывает, что подъём религиозности социально опасен — через ряд передаточных звеньев в социуме он ведёт к насилию, крови и смертям, независимо от того, религия это мира, любви, закона, благодати, нирваны или какая-либо ещё. По четырём причинам:

1. Религиозность неотделима от ненависти к иноверным и неверующим, подогревает и усиливает их, если те порождаются какими-то иными факторами (экономической конкуренцией, национальной враждой и пр.).

Как и от восприятия современного («онаученного», рационального и гедонистического мира) — плохим, убогим, деградирующим и пр.

2. Если человек верует всерьёз, он воспринимает загробный мир и спасение в жизни вечной буквально. В этом случае, как показывает известный специалист по психологии масс Акоп Погосович Назаретян, превратить его в живую бомбу, или боевика ИГИЛ-Хамаса-Хизб’аллы-Исламского Джихада-Хиндутвы и пр. — задача чисто техническая.
3. Риски 1 и 2 максимальны у стран и религий, не прошедших своего Просвещения, клерикалы которой не испытали атаки воинствующего материализма в 19-20 в., а пользуются уважением (к которому вольномыслящие должны примеряться). Это, в первую очередь, ислам и индуизм (до некоторой степени кроме Турции и Туниса); во-вторых, США, где атеизм неизменно дискриминировался, чтилась религиозность и пр.

Именно здесь больше всего религиозно окрашенного террора. См. данные по США. Да и в Израиле религиозные правые известны своими подвигами, и ШАБАК занимается ими наравне с исламистами.

Там, где «гадину» если не «раздавили», то «придавили», и «ядовитые зубы» повыдергали (Европа, Израиль, и особенно б.соцстраны), с этим ситуация лучше. Однако «второе пришествие религиозности» в 1980-е (неслучайно совпавшее с подъёмом неолиберальной реакции) сильно ухудшило ситуацию и здесь. В том числе в традиционно светской и свободомыслящей Франции.

Увы, религию как источник опасности замалчивают и справа, и слева (о русских черносотенцах и украинских патриотах помолчим, из стыда за человечество). Первые отделываются исламофобией: мол, чего ждать от дикарей, сравниваемых с муравьями, которых надо бы то ли кипятком, то ли дустом (и колониальную систему восстановить). Вторые занимаются, на психологическом языке, обвинением жертвы: виновны не убийцы и вдохновивший их исламизм, а французы или европейцы за «их империалистическую политику» в Мали, Ливии, Сирии и пр. (но в аналогичной ситуации в Бейруте ливанцы не виновны за «их Хизбаллу», обслуживающую аналогичный — лишь меньшего масштаба — иранский империализм в Сирии).

В чём проявляется скрытый расизм представителей «средних слоёв», если не формирующих главную массу левых, то говорящих от их имени — мол, жертвы империалистической политики способны лишь на этот ответ. Хотя когда коммунисты боролись с религией, а не потакали ей, как сегодня во Франции, плоды в мусульманском мире были совсем иные. Опять же, не надо забывать, что не уничтожишь людоедство съедением всех людоедов. Прогрессивная идея укрепляется и привлекает к себе в том числе большей человечностью, на жестокость расправы ставит реакция, и если ее вдруг начинают оправдывать «от имени прогресса», последний останавливается и падает.

Впрочем, в первоначальный подъём исламофобии во Франции свою лепту внесла ФКП, надеясь на этом собрать голоса в рабочих пригородах. Когда же, потом, в этой риторике Национальный Фронт и другие правые понятно почему выступили органичнее коммунистов, те (как и прочие левые) бросились из огня да в полымя — к защите ислама вместо атеистического просвещения.

Не во всём полностью виновен империализм; большая вина есть на «левых исламофилах», борцевавших против светскости, в защиту буржуев исламской общины. При умилительном солидарности правых и предпринимателей, поддерживавших религиозность своих рабочих понятно зачем:

«Спрос на ислам», который принял многообразные формы, выразился прежде всего в повышении тяги к исламской религиозной практике. В 70-е годы она проявилась, в частности, в стихийном оборудовании молельных помещений в общежитиях, на предприятиях (в частности, на автозаводах Рено), а затем и в пригородных рабочих кварталах. При этом администрация часто шла навстречу мусульманским активистам, добивавшимся права на открытие этих импровизированных «мечетей», видя в исламе противовес влиянию на рабочих левой агитации».

Алексей Кудрявцев. Мусульмане во Франции

В любом случае; в такого рода убийствах в первую очередь виновны убийцы и двигавшая их идеология, иначе ведь зверства моджахедов в Афганистане — в ответ на земельно-водную реформу, строительство школ и больниц, — можно оправдывать «советским империализмом». «Левые антикоммунисты» и оправдывали.

4. В силу п.3. конкретно во Франции треть мечетей контролируется Союзом исламских организаций Франции (UOIF) — кондовыми исламистами, близкими к «Братьям-Мусульманам», официально считающими что настоящий закон для мусульманина — шариат, а обязанности французского гражданина, светское законодательство — это так, побоку. И да, вполне ожидаемо его финансируют монархии Залива.

В современном капитализме никакой рационалистической, прогрессистской атаки на это не ведётся; даже левые, которым вроде бы карты в руки, защищают ислам как «религию угнетённых» (а не людей этой веры от местных расистов). Чем нехило работают против своей идеологии и на пользу буржуев мусульманской общины, помогая им через веру держат «своих» в узде — вместо того чтобы становиться французами и усвоить, в т.ч. революционное наследие этой страны.

Соответственно, евространы становятся перед ложным выбором между ксенофобами справа и ксенофилами слева, вместо подрыва стены между «нашим» и «ксено» (атеизм с обоих сторон здесь — наилучшее средство). Частным средством, важным в связи нынешним увеличением мусульманского — и индуистского — рассеяния может стать целенаправленная поддержка (или выдвижение) тех религиозных лидеров или общин, которые считают закон страны первоочередным для своих членов, и выполнение религиозных обязанностей идёт в его рамках (по аналогии с известным еврейским принципом «закон страны — закон для еврея»).

Главный подозреваемый. Как и прочие, проживал в той Брюссельской коммуне, где действуют скорее законы шариата, чем Бельгии. Подобный «некроз современности» всё шире распространяется в европейских городах

Так или иначе, в сложившейся ситуации существует и укрепляется питательная среда для терактов, к тому же усиливающаяся реакцией на них местных расистов и правых вроде нападений и поджогов мечетей. Тут нет других средств, кроме секуляризации и эмансипации, поддержки объединений бывших мусульман, равнодушных к религии и др., как делали это левые некогда (!!!) в отношении б.католиков. И левых феминисток из мусульманской общины, активно выступающих против исламизма и связанных с ним форм угнетения женщин.

В Бейруте понятное дело, ситуация хуже, Хизб’алла отличается от ИГИЛ только большей «социальностью», а прогрессистского сопротивления исламистам просто нет. Но, скажем, в Египте, вполне себе было в Александрии и Порт-Суэце во время «весны» (так что на его подавление бросали боевиков ХАМАС). Но, в отличие от Франции, и в Египте, и в Кении (не говоря уже о Ливане) расследование таких преступлений невозможно — только месть.
***
Это была реклама «атеистического режима» советского образца, ограничивающего религиозность частной жизнью, и … о ужас… ликвидирующего присутствие конфессий в социальной сфере. В нём куда меньше «социальных язв», нежели там, где религиозность высока и уважаема, и совсем нет террористов-смертников — как ответной ненависти к общинам, откуда они выходят.