Страна победившего научпопа. Ч.1. Подъём

Print PDF

В продолжение «нужна ли наука для популяризации науки?»

Резюме. В этом и двух следующих постах публикуется очерк истории отечественной научно-популярной литературы Евгения Ваганова «Жанр, который мы потеряли«. Автор показывает, что «интерес общества к науке слабо зависит от тиражей научно-популярной литературы. Это именно промышленное развитие тянет за собой развитие системы научно-популярной периодики и литературы. Не наоборот».

«Почти идеальная синхронизация мощного индустриального и научно-технического развития с ростом тиражей научно-популярной литературы наблюдается в странах с совершенно разным политическим устройством. Совпадения между взрывным ростом интереса к научно-популярному жанру и уровнем промышленного и научно-технического развития в тех или иных странах настолько многочисленны и очевидны, что можно, пожалуй, говорить о некоей социальной закономерности. Эта социальная закономерность находит постоянные эмпирические подтверждения и в истории нашей страны». Поэтому первая часть публикации посвящена подъёму жанра в СССР в связи с индустриализацией и строительством социализма, вторая — военным годам и акмэ в годы спокойного развития СССР, третья — спаду и деградации в современной РФ в связи с деиндустриализацией как одним из следствий «второго издания капитализма».

***

Евгений Ваганов

Как в Советском Союзе делали науку популярной

«…какие надежды связывались с организацией Госиздата! Какие радужные перспективы рисовались!

«Печатание книг, продуктов духовного творчества, находилось в руках издателя, руководившегося в своей работе отнюдь не заботами о высших запросах духа, а требованиями рынка, — пишет В. Быстрянский. — Не интересы культуры, а прибыль, потворство улице, угождение рыночному спросу, который был спросом господствующего класса буржуа, — вот что определяло работу издательств. Известно, до какой глубины падения довело господство капитала периодическую прессу Запада… Известно, какое распространение получила в последнее время развращающая литература разного рода: порнографическая, сыщицкая и разбойничья… В рамках буржуазного строя невозможна действительная борьба с этим злом… Писатель попадает тем в большую зависимость от издателя, что весь темп жизни при капитализме с его бешеной погоней за наживой ведет к понижению спроса на серьезную книгу, “что современный человек более и более отвращается от серьезного чтения к легкомысленному и от книги к газете”».

Эти ожидания, казалось, вполне подтверждались и действиями правительства. Уже 21 августа 1918 года Отдел по делам печати Московского совета рабочих и крестьянских депутатов принимает решение «Об изъятии из обращения уголовно-лубочной и порнографической литературы».91

19 мая 1919 года уже Совет народных комиссаров принимает постановление «Об изъятии из продажи лубочной литературы». А через год, летом 1920 года, выходит «Постановление Совета Народных Комиссаров о передаче библиографического дела в РСФСР Государственному издательству».

Совет Народных Комиссаров постановлял:

«1. Библиографическое дело в РСФСР передается в ведение Народного комиссариата просвещения.

2. На обязанность Народного комиссариата просвещения возлагается регистрация всех печатных произведений, выходящих в РСФСР, и опубликование списка этих произведений.

3. Народный комиссариат просвещения содействует развитию библиографии, для чего учреждает на местах и принимает в свое ведение уже существующие книжные палаты и их агентуры, открывает библиографические институты и курсы, организует библиографические библиотеки, издает книги и журналы по вопросам библиографии, регулирует и согласует деятельность всех библиографических учреждений и обществ.

4. Народный комиссариат просвещения издает обязательное постановление о бесплатном снабжении вновь выходящими печатными произведениями государственных и иных книгохранилищ и определяет, каким книгохранилищам должны доставляться бесплатные экземпляры.

5. В осуществление настоящего постановления Народный комиссариат просвещения издает обязательные правила, виновные в нарушении коих подвергаются взысканию по приговору народного суда.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин).

Управляющий делами Влад. Бонч-Бруевич.

Секретарь Л. Фотиева.

Москва, Кремль, 30 июня 1920 г.»

Все вытекающие из этого декрета СНК практические задачи были возложены как раз на Госиздат. При нем создается Центральная книжная палата с отделениями регистрации и редакции, архивом и библиотекой.

«Самодержавная Россия смотрела на всякую печать как на подведомственное полиции зло, и потому, естественно, передала ее всегдашней заботе министерства внутренних дел, — комментировал это постановление СНК некто М. Глотов. — Теперь к этому делу приставлен Наркомпрос, единственный государственный маховик, который может привести в движение новый механизм и притом в совершенно обратную сторону: от полицейского зла к народной пользе».

Впрочем, еще раньше, в мае 1918 года, при научно-популярном подотделе Литературно-издательского отдела Наркомпроса была образована комиссия по естественнонаучной литературе.

«Государственный маховик» — кто бы спорил! — вещь серьезная. Руководство Госиздата считало, что научно-популярная книга

«…должна охватывать все отрасли естествознания и техники, выясняя как твердо установившиеся факты, так и вопросы, живо занимающие научную мысль в настоящее время… она должна быть проникнута той же идеологией научного материализма, чуждой всякого мистицизма, всякой метафизики, всякой религиозности».

Но, как мы убедились, маховик этот оказался чересчур инерционным механизмом. К концу 1920-х годов Госиздат превратился в грандиозный издательский трест. (Забегая вперед, можно отметить, что за 11 лет своей работы, т. е. к 1930 году, Государственное издательство выпустило 29 555 наименований книг и брошюр общим тиражом 610,3 миллиона экземпляров. По некоторым оценкам, в последние годы своей деятельности ГИЗ выпускал около половины всей издательской продукции в СССР!) И поэтому даже в рамках национализированного издательского дела начинают формироваться специализированные издательства, прежде всего при наркоматах, занимающиеся в том числе выпуском научно-популярной литературы. Кстати, и социальный заказ на такую литературу имелся самый неотложный.

Так, летом 1920 года Главное военно-ветеринарное управление объявляет конкурс на научно-популярные брошюры по следующей тематике: чесотка и борьба с нею, сап, лошадь в Красной Армии и уход за нею, ковка лошади и ее значение. Требования к конкурсантам предельно четкие:

«брошюры должны быть написаны простым, ясным и популярным языком и главною своей целью имеют распространение среди красноармейцев.

Размер брошюры не должен превышать двух печатных листов. За премированные брошюры, сверх установленной платы (построчной или полистной), будут выданы: 1-я премия — 15 000 рублей, 2-я премия — 10 000 рублей и 3-я — 5000 рублей. <…> Крайний срок представления — 15 августа 1920 года.»

Объявлений о такого рода конкурсах было достаточно много в то время.

Вообще для развития издательской деятельности при Народном комиссариате здравоохранения в октябре 1918 года была образована издательская секция. Согласно постановлению СНК от 25 июля 1921 г., издание  противоэпидемической литературы рассматривалось как ударная работа. Надо назвать хотя бы некоторые из выпущенных Наркомздравом популярных брошюр: «Санитарное состояние России, задачи и меры ее оздоровления» (З.П. Сорокин), «Сыпной тиф и борьба с ним» (А.Н. Сысин), «Об охране чистоты питьевых вод» («А.В. Мольков), «Пролетарская болезнь (туберкулез)» (Н.А. Семашко) и т.д.

О масштабах выпуска научно-популярной литературы Наркомздравом говорят такие цифры: популярных брошюр, не считая плакатов и листовок, было издано с января 1919 года по январь 1922-го более 1,5 миллиона экземпляров; монографий сборников, учебников, справочников — 13 тысяч экземпляров.

И этот, казалось бы, монотонный поток брошюрятины сделал свое дело. Уже в 1926 году коэффициент смертности в СССР составил 20,3 человека на 1000 населения против 32,4 — в конце XIX века в России. Снижение коэффициента смертности явно не обошлось без вклада санпросветработы.

9 октября 1918 года по решению Научно-технического отдела ВСНХ было организовано научно-техническое издательство — будущий Гостехиздат. Уже в начале 1919 года оно выпустило в серии «Инженерно-промышленная библиотека» 10 книг тиражом 45 тысяч экземпляров. В следующем 1920 году — 24 книги тиражом 105 тысяч экземпляров. Техническое издательство при Народном комиссариате почт и телеграфов выпускает труды видных ученых и инженеров: «Популярный курс телефонии» В.И. Коваленкова, «Электричество и магнетизм» В.К. Лебединского, «Курс радиотехники» М.В. Шулейкина и т.д.

Выпуск научно-популярной литературы Наркомземом в 1918–1920 гг. составил 60% по количеству названий и 80% по тиражу! «Демократизировать сельскохозяйственную литературу в смысле ее удешевления и распространения в широких массах крестьянства» — так ставилась задача в 1919 году. В итоге более 80% выпуска по названиям и тиражу в издательской деятельности наркоматов составляла научная, научно-популярная, учебная и справочная литература.

6 декабря 1921 года выходит постановление СНК РСФСР «Об улучшении быта ученых».

«В целях наилучшего использования научных сил страны для восстановления народного хозяйства, а также обеспечения научным работникам возможности спокойной и планомерной работы» устанавливалось с 1 января 1922 года дополнительное академическое обеспечение для 7000 научных работников. И в числе прочих мер поддержки было установлено премирование «научных, научно-учебных и научно-популярных работ».

[Как писал с гордостью (и с затаённой горечью) замнаркома просвещения, известный историк М.Н.Покровский, ]

В декабре 1924 года издательская деятельность Академии наук была объединена во вновь созданном Издательстве АН СССР. (Этот шаг, как покажет дальнейшее развитие событий, сыграет принципиально важную роль в научном книгоиздании вообще и в научно-популярном книгоиздании в частности. Об этом сюжете в нашей истории еще представится повод поговорить более подробно.)

Однако ГИЗ стремился взять под крыло все области издательской деятельности в СССР, заставляя издательские органы наркоматов и ведомств работать через свой аппарат. И действительно, соревноваться с Госиздатом в выпуске научно-популярной литературы специализированным наркоматовским издательствам было трудно. К 1925 году Государственным издательством было опубликовано около 300 наименований научно-популярных книг. Но — и это самое интересное для нас! — все они были очень быстро «проглочены» рынком. Это означало, между прочим, что в стране, на долю которой до 1917 г. приходилось всего лишь 2,6% в общем объеме валовой продукции всей мировой промышленности, появился массовый потребитель научно-популярной литературы. Факт сам по себе заслуживающий внимания.

Парадоксально, но рынок научпопа, созданный в немалой степени усилиями Государственного издательства, в итоге и поглотил своего создателя. Причем процесс «переваривания» Госиздата был вполне эволюционным.

* * *

16 мая 1928 года на VII Всесоюзном съезде ВЛКСМ  И.В. Сталин выступил с речью:

«Овладеть наукой, выковать новые кадры большевиков-специалистов по всем отраслям знаний, учиться, учиться, учиться упорнейшим образом — такова теперь задача. Массовый поход революционной молодежи в науку — вот что нам нужно теперь, товарищи».

Но у этого явления — «массового похода революционной молодежи в науку» — была и обратная сторона, которая не афишировалась: низкое качество общеобразовательной подготовки абитуриентов. Так, при проверке грамотности поступающих в Пермский университет в 1927 году выяснилось, что 40% из поступавших не знали элементарные правила русского языка.103

В 1928 году ЦК ВКП(б), стараясь обеспечить кадровый потенциал принятого курса на индустриализацию страны, принимает постановление «О мероприятиях по улучшению юношеской и детской печати». Читаем: «…необходимо создание популярной научной и технической литературы, дающей молодежи познания по основным вопросам естествознания и техники».104

В 1929 году Агитационно-пропагандистский подотдел ЦК ВКП(б) отмечает, что план Госиздата по выпуску научно-популярной литературы не соответствует партийным директивам. А директивы были такими: выпуск научно-популярной литературы должен быть связан с задачами социалистической реконструкции народного хозяйства, с необходимостью срочного и кардинального поднятия общеобразовательного и специально-технического уровня рабочих и инженеров. В итоге в июле 1930 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О работе Госиздата РСФСР и об объединении издательского дела».105 На базе Государственного издательства при объединении его с 27 другими издательствами создается 13 специализированных издательских фирм, работающих на хозрасчете. Все это отныне называется Объединенное государственное издательство (ОГИЗ РСФСР). В него-то и вошел Госнаучтехиздат (ГНТИ).

ГНТИ был образован объединением Гостехиздата, Химтехиздата, Нефтяного издательства, Научного отдела Госиздата, «Транспечати», Всесоюзного электрообъединения. Впоследствии ГНТИ «переформатировали» в Объединение научно-технических издательств (ОНТИ). И почти сразу же, в 1931 году, ОНТИ начинает издавать научно-популярную серию «Наука — массам», которая уже, в свою очередь, делится на отраслевые серии.

Но окончательно созданный индустриализацией рынок научпопа в стране был подобен черной дыре: вся более или менее качественная научно-популярная (шире — научно-техническая) литература исчезала в нем чуть ли не мгновенно. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Один пример, это иллюстрирующий.

«Непрерывно растущее автомобильное хозяйство в нашей стране вызывает исключительный спрос на книги об автомобиле. Первый магазин Могиза в Москве ежедневно получает 20-30 писем с запросами об этой литературе. Многократные издания книг Курова и Чудакова, выпускаемые большими тиражами, все же не могут удовлетворить потребность. И поэтому анекдотически выглядит выпуск Гострансиздатом нужнейшей книги Соловьева «Справочник шофера» тиражом 5000 экземпляров».106

Вот такие были поводы для анекдотов в ревущие 30-е в Советском Союзе.

Выдающийся отечественный популяризатор науки, создатель нового научно-популярного жанра «занимательная наука» Яков Перельман писал в то время:

«Издавать общедоступную книгу в количестве 10–20 тысяч экземпляров при нашей огромной читательской аудитории почти все равно, что не печатать книги вовсе. Надо заботиться не только о создании хорошей книги, но и о том, чтобы она печаталась большим тиражом и достаточно часто переиздавалась».107

Кстати, перельмановская серия «Занимательная наука», начавшая выходить в 1926 году в издательстве «Время»* (затем она издавалась в ОНТИ и в «Молодой гвардии») за короткое время набрала тираж более двух миллионов экземпляров.

«Общее число экземпляров всех написанных мною книг и брошюр (около 40 названий), разошедшихся в послереволюционное время, достигает 3 000 000, не считая переводов на национальные и иностранные языки, — отмечал Яков Перельман в1937 году. — Более половины этого тиража (1 700 000 экземпляров) падает на 15 книг популярно-научного характера; остальные — учебные руководства».108

Сам же Перельман очень точно указал и причину такого читательского интереса.

«Такое широкое распространение, выпавшее на долю моих популярно-научных книг, я объясняю не какими-то особыми их достоинствами, а огромной, все растущей жаждой самообразования, повышенным интересом к физико-математическим знаниям среди нашей читательской массы, особенно молодежной, — пишет он. — При такой тяге к знанию неудивительно, что серия книг, в доступном изложении охватывающая круг точных наук — от арифметики и начатков геометрии до элементов алгебры, физики и астрономии, — имеет успех».

(Можно отметить, что к 1962 году книги Перельмана издавались в СССР 397 раз; их общий тираж составил около 12 миллионов экземпляров.109)

[Надо заметить, что для кооперативного издательства «Время» это была не единичная акция. Почувствовав, что здесь открывается потенциально огромный читательский рынок, «Время» начинает выпускать целую серию в жанре «занимательной науки». В качестве примера: Лебедев В.И. Занимательная техника в прошлом. Книга первая/ изд. 2-е, перераб. и доп. — Л.: Время, 1933. — 211 с. Тираж — 15 000 экз. Были и занимательная физиология, и занимательная химия, и занимательная минералогия… Прим.автора]

И все-таки пример Якова Исидоровича Перельмана — это скорее исключение. В 1936 году Н.А. Рубакин писал Н.К. Крупской из Швейцарии, где он возглавлял созданный им Международный институт библиологической психологии:

«Многоуважаемая тов. Надежда Константиновна… не могу не подтвердить еще и еще раз, опираясь и на исследования, и на переписку нашего института за 1917–1936 годы, что, выражаясь Вашими словами, “в помощь учебе необходима подходящая научно-популярная литература, а она почти совершенно отсутствует”. Вы поднимаете теперь этот же самый, столь насущный и архинаболевший вопрос, который, увы! почти без всяких результатов, по имеющимся у меня документам, поднимали в течение последних 18 лет и покойный А.В. Луначарский, <…> и А.С. Бубнов и, наконец, А.М. Горький, да и некоторые другие авторы в СССР. Надо полагать, небезызвестно Вам и то, что решительно каждый раз лишь только этот вопрос ставился там на очередь, я тотчас же подавал и свой скромный голос, голос фанатика и практика популяризации, на защиту его неотложного значения… и в то же время показывая, что то, что у вас считается литературой популярной, вовсе не популярная, что она не только не проникает в читательское нутро, а просто-напросто летает над головами…

Я настаивал и на том, что создать-то научно-популярную литературу для предельных низов дело даже вовсе не трудное при тех средствах и возможностях, какие благодаря величайшей из революций уже имеются в руках рабоче-крестьянского трудового государства, которому и я, как Вы знаете, по мере всех моих личных сил, служил и служу весь мой век».110

Страна требовала хлеба, стали и научно-популярной, шире — научно-технической, литературы. «Дайте книгу строителю!»111, «Паровозники без книг», «Нужны новые книги о красителях», «Дайте фрезеровщикам хороший учебник», «Нет книг для работников метро», «Книги для стахановцев — выпускать по-стахановски», «Расскажите о технических победах», «Нужен советский справочник по бетону» и др. Одним словом, «Нужна советская книга». Статьями с такого рода заголовками были переполнены журналы того времени.112

Все это, на мой взгляд, позволяет высказать гипотезу: интерес общества к науке слабо зависит от тиражей научно-популярной литературы. Именно промышленное развитие тянет за собой развитие системы научно-популярной периодики и литературы, а не наоборот.

Железная логика «ревущих тридцатых»

Почти идеальная синхронизация мощного индустриального и научно-технического развития с ростом тиражей научно-популярной литературы наблюдается в странах с совершенно разным политическим устройством. Совпадения между взрывным ростом интереса к научно-популярному жанру и уровнем промышленного и научно-технического развития в тех или иных странах настолько многочисленны и очевидны, что можно, пожалуй, говорить о некоей социальной закономерности. Эта социальная закономерность находит постоянные эмпирические подтверждения и в истории нашей страны.

В 1929–1933 годы основные фонды промышленности, которые к тому времени находились в катастрофическом состоянии, были обновлены на 71,3%, причем не менее 2/3 — за счет импорта.113 Вообще, по экспертным оценкам, за период индустриализации в СССР ввезли 300 тысяч станков. За первую пятилетку (1928–1932 годы) в СССР в капитальное строительство было вложено 8 миллиардов рублей — вдвое больше, чем за предыдущие 11 лет.

Особенно высока в общем объеме ввозимых в СССР товаров была доля машин и оборудования. И этот показатель в первой пятилетке шел нарастающим темпом: в 1929 году — 30,1%; в 1930-м — 46,8%; 1931-м — 53,9%; в 1932-м — 55,7%. Советский Союз вышел на первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 году около одной трети, а в 1932 году около половины мирового экспорта машин и оборудования направлялось в Советский Союз.114

«В пятилетнем плане при всем обилии революционной шумихи прежде заключена некая русская идея, более того, собственно русская идея, — совсем уж неожиданно точно подметил в 1929 году историк Гюстав Мекке. — Пятилетний план экономического развития России — это не что иное, как переложенная в цифры вечная борьба России за свою независимость… К американской технике, которую они ревностно берут на вооружение, русские добавляют и нечто совершенно свое — это план».115

Заметим, что научпоп тоже не остался в стороне от этого феномена.

* * *

«Книги М. Ильина, известного нашим читателям главным образом своим “Рассказом о великом плане”, представляют интерес как один из образцов советской популярной литературы, — подчеркивают Ф. Бублейников и И. Иноземцев. — Начав свою деятельность с небольших по объему книжечек, описывающих историю различных вещей… Ильин создал большую книгу художественных очерков о переустройстве природы в стране социализма (“Горы и люди”). В этой книге, как и в “Рассказе о великом плане”, Ильин выходит из пределов комнаты на необъятные просторы нашей родины — на поля и новостройки. В книгах Ильина появляются новые герои — машины, бурящие землю, грызущие уголь, сосущие ил и песок с речного дна. Анархии и развалу, царящим в капиталистических странах, Ильин противопоставляет величие плановой социалистической стройки».116

Судьба одной из упомянутых книг Ильина — «Рассказ о великом плане» (1-е изд. — 1930 г.) — заслуживает, конечно, отдельного упоминания.

«Фактически каждая страница говорит о гении», — ни много ни мало заявлял директор Педагогического института в Нью-Йорке, профессор Каунтс. К нему книга Ильина попала с подачи Максима Горького. Сам Горький вспоминал, что он «читал <«Рассказ о великом плане»> и смеялся от радости».

В Нью-Йорке и Бостоне книга М. Ильина вышла в 1931 году под названием «Азбука новой России». Но профессор Каунтс сам перевел ее на английский и, не дожидаясь опубликования, переплетенные шесть экземпляров машинописной рукописи передал в библиотеку Педагогического института. Поэт Поль Элюар специально отмечал высокие художественные достоинства «Рассказа о великом плане», называя М. Ильина поэтом пятилетних планов.117 Ромен Роллан 31 марта 1932 года, прочитав «Рассказ о великом плане», пишет руководству Госиздата:

«Среди книг недавно присланных мне… я обнаружил своего рода маленький шедевр. Это книга для детей — “Рассказ о великом плане” Ильина. Я хотел бы, чтобы она была переведена и опубликована на всех языках. Никакая другая книга так непосредственно, доступно и популярно не помогает понять великое значение героической работы СССР. Надо было бы распространить ее среди масс Запада. Думаю, что подобные книги в качестве средств пропаганды пробуждают творческую и созидательную активность СССР и гораздо более действенно, чем труды полемические и критические».118

Характерно, как в этом же письме Ромен Роллан определяет не только идеологическое, но и актуальное политическое значение этой «книги для детей».

«В настоящий момент на Западе дает себя чувствовать тенденция столь же двуличная, как и опасная, — пишет Роллан, — приравнять индустриализацию советскую к индустриализации американской и политические успехи СССР к “успехам” фашисткой Италии. Совершенно необходимо показать пропасть, которая отделяет эти две концепции, потому что слишком много умов на Западе дают себя увлечь в эту гибельную неясность, которая часто поддерживается и используется врагами СССР».

Заканчивает свое письмо Роллан просьбой:

«Могли бы вы прислать мне еще один экземпляр книги Ильина (“Рассказ о великом плане”)? Я хотел бы широко ознакомить с ней окружающих меня людей».

И действительно, очень быстро после опубликования книги Ильина в СССР последовали иностранные издания «Рассказа о великом плане» — Америка, Англия, Франция, Германия… Появляются ее переводы в Японии, Корее, Голландии, Мексике, Аргентине — всего она была переведена в двадцати странах. Ничего удивительного, что уже в 1930 году книга выходит вторым изданием и в СССР, в «Дешевой библиотеке Госиздата» (№ 332–333; цена каждого номера «Дешевой библиотеки» — 10 копеек). Тираж только этого 128-страничного издания составил 100 тыс. экземпляров. А к 1936 году вышло уже шесть изданий «Рассказа о великом плане».

Сам автор, М. Ильин (настоящее имя — Илья Яковлевич Маршак), инженер-химик по образованию, признавался:

«Я не могу не писать и не могу писать спокойно. Ведь я не просто рассказываю о плане, а вербую людей для работы».119

М.Ильин

* * *

И это было очень естественно. Такой промышленный рывок, который предпринял СССР в конце 1920-х годов, требовал и адекватного кадрового обеспечения. Эта насущная необходимость вылилась в несколько даже брутальный, но при этом очень понятный и лапидарный по своей сути лозунг:

«Большевики должны овладеть техникой» (из речи т. Сталина на первой Всесоюзной конференции работников промышленных предприятий)120.

В конце концов нужны были просто более или менее грамотные технари, чтобы разобраться в инструкциях по эксплуатации импортной техники.

«В нашу страну вторгаются сейчас огромные агрегаты совершенного импортного оборудования. На заводы приходят новые люди, недостаточно обученные, не усвоившие пролетарской психологии. Известная часть оборудования из-за неумения на нем работать стоит. Сложные автоматы сплошь и рядом используются не по назначению»,

— отмечал в 1932 году В. Перцов, автор журнала «Техническая пропаганда».121

Как и всегда, впрочем, высказывались и другие, более оптимистические оценки ситуации.

«За какие-нибудь 4–5 лет молодежь, не знавшая ранее ни техники, ни экономики, по-большевистски овладела сложнейшей американо-европейской техникой на многих участках соцстроительства»,

— отмечает в 1932 году Ф. Гапошкин. Но тут же ставит вопрос ребром:

«Нашел ли этот рост молодежи свое отражение в научно-популярной литературе во всем его величии? Нет, не нашел. Объясняется это отставанием литературного фронта от повседневного роста комсомола».122

Кто же был прав в этой ситуации? Хорошее представление об исходном уровне профессиональной и общеобразовательной подготовки промышленных рабочих в тот период дают, например, требования технического минимума для токаря-станочника поточного производства. Вот фрагмент из этого очень подробно разработанного учебного плана и графика занятий токаря-станочника:

«II. Общеобразовательные и общетехнические темы

1. Математика, 6 ч.

а) Метрическая система мер длины и веса;

б) Десятичная дробь и ее построение, действия над десятичными дробями.

Геометрические тела и фигуры. Понятия: прямоугольник, параллелепипед, цилиндр, куб, углы и т. п. на конкретных примерах деталей станка, инструмента и пр.

2. Чтение чертежа, 6 ч.

Графическая грамота

а) Назначение сплошных и пунктирных линий;

б) Размеры на чертежах, условные обозначения;

в) Обработка на чертежах (чистовая и обдирочная);

г) Понятия о проекциях».123

Эта потребность в овладении импортной техникой висела в воздухе.

«Создать ассоциацию переводчиков технической литературы»,

— буквально требует инженер И. Айзенштат.124

«Нет хороших книг по иностранной технике»,

— рубит правду-матку орденоносец, штамповщик государственной обувной фабрики «Парижская коммуна» в Москве С.И.Яшин.125 При всей драматичности ситуации подобные «сигналы от рабочей массы» по существу означали, что страна наконец-то вышла из индустриальной спячки. Именно к такому повороту событий руководство СССР и стремилось, пытаясь, в меру своего понимания, управлять этим процессом на опережение. В резолюции Пленума ЦК ВКП(б) 4–12 июля 1928 года специально отмечалось:

«…Теперешнее положение нашей промышленности характеризуется следующими моментами: чрезвычайно низким процентом инженеров и еще более низким процентом техников; ненормально высоким процентом на технических должностях “практиков” (39%); малым притоком новых кадров молодых специалистов и недостаточностью их научно-технической подготовки; крайним недостатком инженеров-производственников нового типа, могущих обеспечить проведение социалистической рационализации применительно к особенностям экономики СССР»126

В июле 1929 года Научно-техническое управление ВСНХ СССР, которым тогда руководил Николай Иванович Бухарин, подготовило программный документ по организации пропаганды современных технических достижений. Постановлением президиума ВСНХ СССР № 260 от 4 мая 1931 года в структуре ВСНХ СССР была организована Государственная контора общесоюзного значения по обмену техническим, рационализаторским и организационным опытом в промышленности.127 А еще раньше, в 1929 году, выходит первый номер журнала «Изобретатель и рационализатор». (В 1988 году тираж этого издания составил 400 тысяч экземпляров; спустя 20 лет, в 2008-м, — 4 тысячи.) 1930 год — начало выхода журнала «Обмен опытом рабочего изобретательства».

25 мая 1931 года Политбюро ЦК ВКП (б) рассматривает вопрос «О постановке производственно-технической пропаганды». В принятом постановлении отмечалось:

«…постановка производственно-технической пропаганды и, в частности, издание литературы по техническим знаниям крайне отстали от общего размаха индустриализации страны и технической реконструкции промышленности».

Было решено «для успешного развертывания производственно-технической пропаганды, как устной (лекции), так и литературной, организовать при ВСНХ отдел производственно-технической пропаганды во главе с членом президиума ВСНХ СССР». Начальником этого отдела (Техпроп) утверждается Бухарин. Ему поручалось разработать в декадный срок «план развертывания производственно-технической пропаганды».128

Уже 13 августа 1931 года Н.И. Бухарин, выступая перед рабочими, подчеркивает:

«Одной из самых острых задач, которая навалилась на нас со всей тяжестью, является недостаток инженерно-технического персонала, недостаток научных работников. <…> Несмотря на свою политическую зрелость, наш рабочий класс является еще в значительной степени технически малограмотным».

Чтобы устранить этот пробел, ознакомить широкие массы с достижениями науки и техники, отдел, который возглавил Бухарин, предложил выпускать специальные сборники, технические журналы, информационные бюллетени и  библиографические указатели.129 Пока же, характеризуя отечественные технические журналы, Бухарин отмечал:

«Наши журналы часто повторяют зады. Много воды. Много шаблона. Работают медленно. Нужно привлечь лучшие наши (и иностранные) силы, идти по линии производства первоклассной технической литературы».130

Впрочем, в любом случае теперь уже первоклассная техническая литература не мыслилась вне привязки к коммунистической идеологии. Абсолютно постмодернистски сегодня прочитывается, например, название статьи: «Техническую литературу на рельсы марксистско-ленинского пути». 131

Как бы там ни было, но периодических научных, технических и научно-популярных изданий действительно было очень много: «За индустриализацию Сибири» (начало издания — 1929 год), «За индустриализацию Средней Волги» (1930-й), «За большевистскую технику» (1932-й), «В бой за технику!» (1932-й)… По некоторым оценкам, в 1936 году в Советском Союзе выходило около 500 технических журналов (включая различные «Труды…», «Бюллетени…» и проч.).132 Может быть, и прав был Бухарин насчет «много воды» и «шаблонов». Мы же отметим ни с чем не сравнимую энергетику набиравших обороты «ревущих тридцатых». Она вся отражена даже в этих шаблонных названиях журналов…

* * *

В конце января — начале февраля 1932 года проходит XVII партийная конференция. В специальной резолюции партконференции по докладу В.В. Куйбышева отмечалось:

«Осуществление задач полной технической реконструкции народного хозяйства неразрывно связано с делом овладения техникой нашими хозяйственными кадрами, с созданием широких новых кадров собственной технической интеллигенции из рабочих и крестьян и с решительным поднятием культурного уровня всей массы трудящихся. Количественный рост технических кадров в Советском Союзе ни в какой мере не должен умалять значения вопроса об их научной квалификации, об обязанности соответствующего усвоения ими всех основных достижений мировой науки и техники. Решение проблемы технических кадров есть важнейший элемент большевистского осуществления задач культурной революции и успешного строительства социализма».

«Небывалые темпы и необходимость освоения новых технологических процессов широкими слоями рабочих и инженерно-технических работников, в том числе громадными массами новых рабочих, делают необходимым, кроме плановой подготовки кадров во всей системе стационарного обучения, широкое развитие производственно-технической пропаганды»,

— отрывок из резолюции все той же XVII партконференции по докладу С. Орджоникидзе.133

Ответ на эти резолюции была почти мгновенным. В 1932 году под редакцией Н.И. Бухарина начинает выходить двухнедельник «Техническая пропаганда» — орган Техпропа Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР. Любопытно определялась жанровая принадлежность этого издания — «Боевой оперативный журнал по вопросам техпропаганды». Обратите внимание: все тот же пафос борьбы за повышение технического уровня советских рабочих и инженеров, все та же лексика театра военных действий. «Миллионные массы, владеющие оружием совершенной техники, непобедимы», «Техническая вооруженность пролетариата — залог его окончательной победы»134, «Наша великая социалистическая стройка требует мобилизации всех сил науки и техники»135 — подобного рода лозунги с первых номеров становятся лейтмотивом издания. Среди них попадались и настоящие шедевры стиля:

«Сплотим армию бойцов за чугун, сталь, прокат. Горновые, сталевары, прокатчики, рабочие металлургии. Большевистскими темпами добейтесь победы в великой борьбе за металл».136

Не отставали в этой борьбе за овладение и другие издания. «Юные техники, в бой за пятилетку!» — призывал своих читателей журнал «Знание — сила».137 Однако подобная риторика известна была уже далеко не первый год. Вспомним, как на VII Всесоюзном съезде ВЛКСМ, 16 мая 1928 года, И.В. Сталин обращался к делегатам:

«Перед нами стоит крепость. Называется она, эта крепость, наукой с ее многочисленными отраслями знаний. Эту крепость мы должны взять во что бы то ни стало».

Впрочем, все эти образцы технической пропаганды лишь в концентрированном виде отражали реальный пафос технической модернизации, существовавший в обществе. Характерно, что как раз в тот период на советских заводах возникают совершенно уникальные формы массовой техпропаганды. Например, технический бой138 и производственно-технические суды над машинами. Так и писали:

«После суда над станком ДИП производственно-технические суды окончательно утвердились как одно из сильных средств пропаганды техники, как один из действенных методов преодоления узких мест. Собственно форма суда не нова в массовой работе наших предприятий…»139

Причем суды эти организовали с выполнением всех традиционных процессуальных норм: проводилось следствие, допрашивались все, кто так или иначе участвовал в изготовлении «подсудимого» прибора, приспособления или детали (в первую очередь все, кто принимал участие в их конструировании).

Несмотря на очевидную политизацию, некоторую вычурность и даже одиозность этих форм техпропа, фактически именно они стали прообразами того, что много позже назовут «мозговой штурм», «кружки качества» и проч. Как отмечает Н.И. Бухарин в редакционной статье первого номера журнала «Техническая пропаганда», издание должно было заполнить совершенно определенную и очень специфичную читательскую нишу:

«До сего времени не было специального журнала, рассчитанного на функционера технической пропаганды, на «техпропагандиста», на техпропагандистский актив. Именно этот круг читателей мы имеем в виду».140

Сам Бухарин, кажется, прекрасно понимал, что такой пропагандистский натиск может в итоге привести к эффекту обратному. Конечный пользователь всей этой техпроповской лавины вполне мог отреагировать на нее, как это сделал массовый читатель в начале двадцатых годов в отношении к политической пропаганде большевиков — превратить ее в разряд «книжной завали». И эта опасность была отнюдь не надуманная, если учесть вполне проявившуюся к началу тридцатых годов тенденцию к тотальной политизации всех аспектов общественной жизни.

«До сих пор еще, к сожалению, вопросы научно-технической пропаганды считаются среди некоторых хозяйственников чем-то вроде нежелательной части принудительного ассортимента, “словесностью”, “болтологией” умничающих дилетантов, которые мешают “настоящей” практике своим некомпетентным, неделовым и сумбурным вмешательством, — пишет Бухарин. — Конечно, всегда найдется во всяком деле достаточное количество “светлых голов”, которые могут способствовать такому отношению к делу».

И далее Бухарин приводит характерный пример «из области приложении науки к промышленности», взятый им из журнала «НИИМАШ» (Известия научно-исследовательского института машиностроения и металлообработки) № 2:

«…читаем в статье доцента С.И. Губкина под названием “О марксистко-ленинской науке в кузнечном деле” следующее эпохальное положение:

“Нужно помнить, что ни один технологический процесс в наших условиях не должен быть проведен в жизнь без достаточного марксистского обоснования, так же как ни одна машина не должна быть установлена, а тем более выписана из-за границ”.

Хорошенькое было бы дело для хозяйственников — ждать с установками машин того приятного будущего, когда товарищи Губкины сформулируют марксистско-ленинскую науку “в кузнечном деле”! Конечно, если преподносить от имени науки такие рецепты, то можно вызвать справедливое бешенство хозяйственников, которым некогда ждать. То же и с техпропагандой. Если ее преподносить как нудную жвачку на общие темы, от нее следует отвернуться. Но не о том идет речь. Речь идет об оперативной, действенной, хозяйственно-эффективной техпропаганде».

И это, судя по всему, была принципиальная позиция главного ответственного в стране за техпроп — Н.И. Бухарина.

«Некоторые товарищи заранее считают, что, например, каждый инженер не-марксист подлежит уничтожению, что каждый автор не-марксист тем самым должен подвергаться остракизму, изгнанию, — пишет он в 1932 году. — Такое упрощение дошло до простоты осинового полена. Между тем такая вульгаризация особенно вредна в области техники. Если словесная схоластика, в просторечии именуемая “болтологией”, переносится в область техническую, то дело грозит такой сугубо осязаемой величиной, как порча инструмента, машины, завода; прорыв по промфинплану; халатность, расхлябанность, снижение темпов.

Проникновение марксизма в технику — наша обязательная задача. Но если считать каждого инженера, который не стал марксистом, за вредную величину, то это вреднейший перегиб; если считать, что нельзя вести технологических процессов, вводить новых установок и т. д. до тех пор, пока все участники процесса не станут сознательными диалектиками, то это ограниченность и узость суздальских quasi-марксистов, место которым на чердаке или в монастырской келье, а не на широчайшем поприще гигантского строительства».141

Усомниться в самой возможности применения «марксистско-ленинской науки в кузнечном деле», даже с теми оговорками, что «проникновение марксизма в технику — наша обязательная задача», — на это все-таки требовалась определенная доля гражданского мужества. Тем более если учесть, что Николай Бухарин не мог не чувствовать, что кольца политического режима вокруг него сжимаются. Собственно, даже само назначение его на должность руководителя Техпропа Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР — не более чем почетная ссылка, отстранение от реальной политической работы после 1929 года.

* * *

И все же вряд ли, например, можно считать совпадением, учитывая все выше сказанное, что один из старейших в СССР/ России научно-популярных журналов «Техника — молодежи» начинает издаваться с 1933 года. Жанровая и идеологическая его принадлежность определялась тогда следующим образом: «Производственно-технический и научный журнал. Орган ЦК ВЛКСМ». Руководство изданием было коллегиальным — А. Александров, Н. Бухарин, М. Каплун, Я. Коган, З. Коссаковский, Е. Лихтенштейн, И. Пронин, М. Черненко.

«Дорогие товарищи! Мы приветствуем организацию такого журнала, как “Техника — молодежи”, — с энтузиазмом откликались первые читатели. — Сейчас требования к комсомольцу-производственнику непрерывно растут. Комсомолец должен выйти на первое место по овладению техникой и быть подлинным примером для всей рабочей молодежи в умении культурно организовать свой труд. Поэтому именно сейчас очень важно иметь такой боевой комсомольский технический журнал, который бы в понятной и интересной форме рассказал нам о новейших достижениях науки и техники, о лучшем производственном опыте наших товарищей комсомольцев и молодых рабочих».142

Еще более конкретен и по пролетарски прямолинеен молодой формовщик Ткаченко, выступивший на читательской конференции журнала в г. Сталино:

«Я хочу знать, как можно использовать доменный газ, и принцип действия газомоторов, — настаивает Ткаченко. — Если вы говорите правду, что этот журнал для нас, то вы должны нас учить, учить стать хорошими горновыми, каталями, газовщиками, вальцовщиками и т. д. В этом самая главная задача журнала. Я хочу, прочтя ваш журнал, не просто стать развитее, а я хочу, прочтя ваш журнал, повысить свою квалификацию, работать по-ударному».143

Но не только молодые горновые, катали, газовщики, вальцовщики и «красные путиловцы» заинтересованно следили за первыми номерами журнала. Уже в декабре 1933 года первые шаги редакции стали объектом анализа Бюро ЦК ВЛКСМ. Все было по-серьезному:

«Постановление Бюро ЦК ВЛКСМ о журнале “Техника — молодежи”

Утверждено Бюро ЦК ВЛКСМ 14/XII 1933 г., протокол № 124, пункт 2.

1. Одобрить направление журнала “Техника — молодежи”, принятое в первых номерах. Как недостатки журнала отметить: журнал не сумел сгруппировать вокруг себя актив научно-технических работников, писателей и молодых специалистов; отсутствует работа в помощь трактористу и комбайнеру; недостаточная деятельность по организации инициативного и любительского движения, слабая связь с читателем. <…>

7. …Для распространения журнала на 1934 г. и доведения его тиража до 50 тысяч экземпляров обязать комитеты и ячейки ВЛКСМ развернуть активную работу по популяризации и распространению журнала, выделив в каждой ячейке организаторов подписки на журнал».144

Что касается тиража, то задание ЦК ВЛКСМ было выполнено и даже с запасом. Уже в 1936 году тираж некоторых номеров доходил до 150 тысяч экземпляров. (Любопытно, что сегодняшний тираж журнала, например, № 2 за 2009 год, заявлен редакцией в количестве 70 тысяч экземпляров.) Но вот содержательно «Техника — молодежи» так и не стала в чистом виде производственно-техническим и научным журналом. Каким-то чудом изданию удалось избежать участи превращения в банальное пособие по техминимуму для молодых рабочих разных специальностей. Например, в этом журнале на постоянной основе стали печататься научно-фантастические романы с продолжением. Примерно с 1936 года (с 1937-го особенно) «Техника — молодежи» находит свой фирменный дизайнерский стиль — появляется рисунок на обложке, часто футурологический, — то, к чему давно уже пришли, например, американские научно-популярные журналы. Появляются цветные вкладки.

Эволюцию «Техники — молодежи» не могли не отметить даже строгие рецензенты. «Вплоть до 1936 года журнал по своему внешнему оформлению не отличался от других популярных журналов и издавался на бумаге среднего качества с тусклым шрифтом и невзрачными рисунками. 1936 год был переломным для журнала. Размер увеличился до восьми печатных листов большого формата вместо пяти. Повышенное качество бумаги и сотрудничество хороших художников сделали журнал одним из лучших в СССР по внешнему оформлению».145 (Кстати, тире в названии журнала появилось тоже не сразу; два года почти обходились без него. Насколько я смог установить, впервые тире использовали в № 11 за 1934 год. Согласитесь, что смысл названия от этого дополнения меняется принципиально. А всего-то, казалось бы, изменение падежа: с родительного на дательный…)

В конце 1932 года проводится реорганизация журнала «Природа». Главная задача, поставленная перед изданием, — «популяризация современных достижений теоретического естествознания в СССР и за границей, сплочение естественников на базе диалектического материализма и борьбы со всеми разновидностями идеализма. Журнал стал давать статьи по принципиальным методологическим проблемам науки».146 В 1934 году возобновляется после 34-летнего перерыва издание журнала «Наука и жизнь». Октябрьская книжка первого номера вышла тиражом 50 тысяч экземпляров. И опять мотивы абсолютно понятны и подчинены железной логике промышленного развития. В редакционной статье журнала они выражены предельно ясно:

«Процесс индустриализации страны и поднятия ее производительных сил, бурно совершающийся в настоящее время в СССР, ставит перед нами — активными участниками этого строительства — много очень трудных и сложных задач… Для достижения этих целей нам надо хорошо знать окружающий нас мир, надо знать те силы природы, которые мы можем пустить в дело в процессе борьбы с нею и овладения ею. Другими словами, надо быть хорошо осведомленным, хорошо вооруженным в области физики, химии, геологии, ботаники, биологии и т. д., и т. п. …Отсюда возникает необходимость создания у нас достаточно обширной научно-популярной литературы и, в частности, научно-популярного журнала, который знакомил бы широкие круги читателей с важнейшими достижениями современной науки и техники.

К сожалению, за последние годы издание такой литературы отстает от запросов читательских масс. Научно-популярная литература выпускается у нас различными издательствами, но без единого общего плана, что дает, с одной стороны, досадные пробелы, а с другой — ненужные повторения. В частности же, у нас нет ни одного доступного для широких масс научно-популярного журнала, который охватывал бы широко все отрасли точных и естественных наук…

Мы дали нашему журналу название „Наука и жизнь”. Мы хотели этим сказать, что целью нашего журнала будет ознакомление читателей с наукой как с орудием перестройки жизни. Не голая, абстрактная, оторванная от жизни наука интересует нас; в своем журнале мы прежде всего дадим место той науке, которая освещает важные для нашего миросозерцания или для текущей жизни вопросы. Другими словами, мы хотим, чтобы наш журнал стал одним из орудий того великого культурного и хозяйственного строительства, которое ведут теперь трудящиеся СССР.

Журнал наш ставит себе целью обслуживание интересов и запросов самых разнообразных групп читателей, интересующихся новыми достижениями. В частности, мы надеемся, что он окажет большие услуги рабочему, школьным работникам, студентам различных высших учебных заведений, позволяя им расширять свой кругозор знаниями, не относящимися к их узкой специальности, и приобрести необходимое общее развитие».147

В мае 1934 редакция журнала «Вестник знания» провела специальную конференцию, посвященную популяризации науки. По итогам ее работы было опубликовано обращение «Ко всем научным работникам СССР», подписанное многими академиками; суть обращения — популяризовать достижения советской науки в массах.

Серьезный проект по изданию научпопа был реализован и в Академии наук СССР. В 1931 году по инициативе академика Сергея Ивановича Вавилова создается академическая серия научно-популярной литературы. Она оказалась очень удачной во всех смыслах. За почти десять лет, по 1940 год, в ней вышло 113 книг.148 С.И. Вавилов в дальнейшем возглавил Комиссию АН СССР по изданию научно-популярной литературы. Да и сам Сергей Иванович был талантливым автором-популяризатором. В 1943 году, например, в научно-популярной серии вышла его книга, ставшая уже классической — «Исаак Ньютон» (Изд-во АН СССР, Москва—Ленинград. — 216 с., 3000 экз.). (О некоторых обстоятельствах создания этого шедевра советского научпопа см. главку «Казанская Ньютониана».)

Отраслевые научно-технические издательства также отметились на ниве научпопа. В мае 1932 года в Машметиздате, в Авиаавтоиздате были организованы секции юношеской литературы. К концу следующего, 1933 года, было выпущено около 60 наименований научно-популярных книг по машиностроению, авиации, энергетике, строительству, химии, общетехническим дисциплинам.

В марте 1935 года в составе Объединения научно-технических издательств (ОНТИ) создается Главная редакция юношеской и научно-популярной литературы.149 «Задачей нашей является издание популярных книг по наиболее существенным отраслям техники и прежде всего по тем наукам, на которых современная техника основана (математика, физика, химия, геология и пр.), — подчеркивал главный редактор издательства юношеской и научно-популярной литературы ОНТИ Н. Мещеряков. — При этом, в отличие от отраслевых издательств ОНТИ, мы не ставим задачей систематическое изложение предмета, а стремимся лишь заинтересовать своего читателя, побудить его к дальнейшему изучению нашей темы уже по специальной литературе».150

Серии, выпускавшиеся по инициативе этой редакции, имели четкую возрастную градацию: для учащихся 4–6 классов («Природа вокруг нас», «Для умелых рук»); для читателей со средним образованием («Наука и техника наших дней», «Наука и техника прошлого и будущего», «Техника и оборона», «Наша Родина», «Занимательная наука», «Путешествия и экспедиции»); книги третьего цикла — для взрослых читателей с начальным образованием. Выходили также серии «Научные беседы выходного дня», «Юношеская научно-техническая библиотека» (самая крупная серия).

* * *

И это как раз тот случай, когда выбор народа был абсолютно добровольным. Ну почти добровольным, если отвлечься от того факта, что выбор этот определялся логикой промышленного развития. Да, суммарные тиражи научпопа были миллионные. Но самое удивительное — их раскупали! На научно-фантастические романы в библиотеках записывались в очередь.

Главный редактор издательства юношеской и научно-популярной литературы ОНТИ Н. Мещеряков действительно совершенно не формально подошел к делу. Кроме упомянутых выше научно-популярных серий, он организовал еще одну — «Научная фантастика». Что называется — попадание в точку.

Так, профессор Я. Дорфман отмечал:

«На мой взгляд, литература обладает двумя возможностями для техпропаганды. С одной стороны, это историческая техническая хроника, с другой — научная фантастика. Одно — взгляд назад, движение к техническому “сегодня” от прошлого, второе — взгляд вперед, движение в будущее. Любой вопрос техники становится увлекательным, интересным, если он дан не в виде статических описаний и объяснений, а в своем диалектическом развитии».151

Это очень важное замечание. По существу, Дорфман ставит вопрос о расширении жанровых форм техпропаганды. Технический очерк, техническая прокламация, плакат, техническая инструкция — жанры очень важные, но все-таки сугубо прикладные. Они направлены на развитие конкретных умений и навыков. Если угодно — на формирование определенной контрактуры мышц рабочего у станка, исполнителя. Однако уже Н.И. Бухарин, инициатор и организатор системы технической пропаганды в СССР, понимал:

«Если бюрократическое оказенивание вредно повсюду, то оно исключительно вредно в области технической пропаганды. Нельзя будет мобилизовать никакой общественности, если дело техпропаганды будет вырождаться в нудную лапшу, насильно и с отвращением проглатываемую потребителем».152

Технически грамотные исполнители грандиозных планов индустриализации страны — не просто «армия бойцов за чугун, сталь, прокат»: они должны быть заинтригованы, очарованы будущим. Так мыслилась в идеале миссия технической пропаганды и научно-популярной литературы как одного из главных инструментов реализации этой миссии. Пожалуй, ничто лучше научной фантастики не могло соответствовать достижению этой цели. И не случайно в СССР научная фантастика проходит по ведомству научпопа¹.

Оставалось только придать фантастике статус серьезной, большой литературы.

Тот же Дорфман в цитированной выше статье с некоторым даже негодованием замечает:

«Научная фантастика есть… важнейший путь техпропаганды. Эта область литературы всегда почему-то недооценивается в достаточной мере. Почему-то научную фантастику считают легкомысленным занятием, недостойным крупного литератора. В результате такого отношения научная фантастика отдана в руки бесчисленной массы скверных и безграмотных писак. Причину этого явления следует искать в условиях капиталистического строя, пережитки которого еще частенько умудряются расти и у нас. Надо самым серьезным образом обратить общественное внимание, внимание нашей большой литературы на этот участок».

Косвенным подтверждением высказанной профессором Дорфманом гипотезы причин недооценки science fiction может служить тот факт, что вполне пренебрежительное отношение к этому жанру действительно было распространено не только в СССР. На Западе, прежде всего в США и Великобритании, произведения science fiction долгое время, вплоть до тридцатых годов прошлого века, издавались только в журнальном формате. Исключения были редки — романы Жюля Верна и Герберта Уэллса. Книжные издания предназначались для высшего общества, стоили дорого и в них печатались только «проверенные» высокохудожественные произведения. Интересный факт: одна из первых книг американской научной фантастики, изданных в переплете, — сборник Эдмода Гамильтона «Ужас на астероиде и другие рассказы о планетарных ужасах» («The Horror on the Asteroid & Other Tales of Planetary Horrors»), — появилась только в 1936 году.

Так что в словах профессора Дорфмана уловлена не только советская тенденция, но и общемировая. Многие теоретики жанра называют период с 1926 по 1936 год золотым веком фантастики.153 Так, Дэвид Кайл отмечает, что именно на этот период приходится расцвет «пульпов» — научно-фантастических журналов: «Wonder Stories», «Agrosy All-Story Weekly», «Weird Tales», «Astounding Science Fiction»… Впрочем, Айзек Азимов устанавливал другие границы золотого века научной фантастики: 1938–1950 годы. Таким образом, всю вторую четверть прошлого века можно совершенно четко определить как век научной фантастики. Да и сегодня, по некоторым оценкам, более половины всей современной литературы — фантастика.154 Правда, не только и не столько научная, но это уже отдельный литературоведческий вопрос.

Как бы там ни было, но именно к апрелю 1926 года относится появление первого в мире массового журнала, целиком посвященного научной фантастике, — американского «Amazing Stories» («Поразительные истории»). Журнал оказался настолько успешен (ежемесячный тираж вскоре перевалил за 100 тысяч экземпляров), что его издатель и главный редактор Хьюго Гернсбек (1884–1967) начал в 1927 году параллельное издание ежегодника «Amazing Stories Annual», который в следующем году был преобразован в ежеквартальник «Amazing Stories Quarterly».155 Гернсбек был также издателем еще одного очень популярного журнала научной фантастики — «Wonder Stories».

Стоит заметить, что фигура Хьюго Гернсбека — знаковая для жанра научной фантастики. Еще в 1905 году, эмигрировав в США из Люксембурга, Гернсбек начинает издавать каталог «Modern Electrics» («Современное электрооборудование»), который очень скоро превращается фактически в научно-популярный журнал. За несколько лет издание приобрело более 10 тысяч только подписчиков. С 1913 года журнал начинает выходить под названием «Electrical Experiment» («Электрические опыты»). Изобретатель (именно он придумал термин «телевидение» и запатентовал первый комнатный радиоприемник) и издатель, Хьюго Гернсбек много напечатал в своих журналах и собственных научно-фантастических произведений. Самое известное — «Ральф 124с 41+: Роман о 2660 годе» (своеобразная марсианская хроника глазами марсианина-злодея), год выпуска — 1911-й. Собственно, и само название жанра — science fiction (научная фантастика) — придумал он же в 1926–1928 годах².

Ничего удивительного, что самая престижная литературная премия в области научной фантастики носит имя этого американца люксембургского происхождения — «Hugo» («Хьюго»). Это решение было принято в 1953 году на Мировом конвенте научной фантастики; с 1955 года премия присуждается ежегодно. Но вообще первый всемирный съезд фантастов состоялся в Нью-Йорке в 1938 году. А еще раньше, в 1936 году, в Филадельфии прошел и первый национальный съезд американских фантастов.

Мало того (совсем уж небывалое дело для СССР в те годы!), американский «Amazing Stories» ставится в пример отечественным изданиям. Например, редакции журнала «Знание — сила»:

«Прекратилось печатание в журнале научно-фантастических рассказов и очерков о технике будущего. Почему?.. Стоило читателям выразить недовольство научно-фантастическими рассказами, помещенными в журнале, как в нем совершенно перестала появляться научная фантастика. Разве у нас в Союзе совершенно нет авторов, умеющих писать хорошие научно-фантастические рассказы или очерки о технике будущего?

Разве из иностранных журналов, посвященных научной фантастике (например, «Amazing stories»), нельзя подобрать подходящие новеллы для журнала?»156

Насколько справедливы были претензии к качеству отечественной научно-фантастической литературы в те годы, можно обсуждать. Действительно, с 1926 по 1933 год в том же журнале «Знание — сила» было опубликовано лишь одно произведение в научно-фантастическом жанре — рассказ Александра Беляева «Держи на Запад!»157 (Некий Великий Ум, сверхгениальный человек, выведенный стараниями поколений «ученых-евгеников», работает над очередной грандиозной задачей —решением проблемы полного и окончательного обеспечения человечества всеми видами ресурсов и энергией.

Но, по заключению врачей, жить Великому Уму осталось буквально несколько месяцев. Один из 500 его помощников-учеников, молодой Физик, предлагает решение: попросить Великий Ум срочно решить другую проблему — обеспечение его собственного бессмертия. Что в итоге и происходит с использованием ракеты, летящей с околосветовой скоростью… В общем, слегка ироничный рассказ в стиле Лема.)

Но мы сейчас просто отметим, что в 1936 году в том же журнале «Знание — сила» печатался, например, интересный рассказ Г. Адамова «Оазис солнца». Именно в это время, 1935–1936 годы, в серии «Научная фантастика», издаваемой ОНТИ, вышли такие знаковые тексты, как «Земля Санникова» и «Плутония» В.А. Обручева, «На Луне», «Вне Земли», «Грезы о Земле и небе» К.Э. Циолковского.

[Известный писатель этого жанра Антон Первушин в исследовании «100 мифов о советской фантастике» изящно показал, что мнение об упадке science fiction в сталинскую эпоху — миф или, скорее, ложь, поддерживаемая и распространяемая в т.ч. такими классиками жанра, как Кир Булычёв, в силу политвзглядов и личных счётов с соввластью. Как и в других областях, здесь было поступательное развитие]

Тем не менее руководство ОНТИ достаточно самокритично относилось к этому направлению своей издательской деятельности:

«Мы имеем дело с читателями самого различного возраста и подготовки, поэтому допускаем самые разнообразные формы изложения. В числе изданных нами книг есть даже романы, например, книги акад. Обручева “Земля Санникова” и “Плутония”. Впрочем, вполне удовлетворительного советского научно-фантастического романа еще не существует. Книги акад. Обручева имели большой успех, но надо отметить, что в них немало недостатков. Прежде всего это невысокий художественный уровень и отсутствие увлекательности. Иначе говоря, в них нет как раз того, чем в огромной степени обладал Жюль Верн, классик научно-фантастического романа. Нашим авторам, к сожалению, не хватаем таланта и уменья Жюля Верна».158

Действительно, романы Жюля Верна еще до революции стали в России эталоном жанра научной фантастики и приключений. В немалой степени благодаря очень динамичной и оперативной деятельности знакомого нам уже издательства «П.П. Сойкин». В его знаменитой серии «Библиотека романов. Приключения на суше и на море» (эта серия, по существу, послужила прообразом советской и до сих пор издающейся серии «Библиотека приключений») последовательно вышли четыре романа Жюля Верна: «Вторая родина» (1901), «Жан-Мари Кабидулен» (1902), «Великий лес» (1903), «Юные путешественники» (1904). Но мало того, в 1906–1907 годах П.П. Сойкин предпринимает и вовсе грандиозный проект — собрание сочинений Жюля Верна в 88 томах. (Кстати, это собрание сочинений выходило в качестве приложений к журналу «Природа и люди».)

«И в наши дни оно остается самым полным изданием классика мировой фантастики на русском языке».159

Но вот насчет того, что «…вполне удовлетворительного советского научно-фантастического романа еще не существует» — это утверждение Мещерякова можно отнести только на счет издержек полемического задора.

В 1914 году у того же Сойкина выходит в № 36 журнала «Природа и люди» научно-фантастический рассказ К.Э. Циолковского «Без тяжести». В начале 1918 года в этом же журнале начинает печататься научно-фантастическая повесть Циолковского «Вне Земли». Кстати, уговорил Циолковского закончить работу над этой повестью и передать ее в «Природу и люди» ответственный секретарь журнала Яков Исидорович Перельман. Малоизвестный факт: Перельман и сам печатал в этом журнале не только научно-популярные очерки, но и научно-фантастические рассказы. Например, в № 24 за 1914 год был напечатан его рассказ «Завтрак в невесомой кухне», который сам автор определял как научно-фантастический рассказ. А в 1910 году по инициативе Перельмана в качестве приложения к журналу начинает выходить иллюстрированный ежемесячник «Мир приключений».

Так что определенный задел — и авторский, и уже готовых произведений — в отечественном научно-фантастическом жанре имелся. В 1925 году, например, был издан, причем первоначально в нескольких номерах «Рабочей газеты», роман Александра Беляева «Голова профессора Доуэля». Отдельной книгой это произведение выйдет через год в издательстве «Земля и фабрика». А в 1926-м появился журнальный вариант повести «Остров погибших кораблей». В том же 1926 году печатаются его же научно-фантастический рассказ «Ни жизнь, ни смерть» и роман «Властелин мира» — тексты, ничем не уступающие жюльверновским. Не случайно, например, в 1929 году в нескольких номерах журнала «Вокруг света» печатается один из лучших научно-фантастических романов Беляева «Продавец воздуха». Заметим, Александр Беляев долгое время был сотрудником журнала «Вокруг света». Жанр этого издания определялся в то время так: «Путешествия и приключения на суше, на море и в воздухе». Довелось Беляеву встречаться и с Гербертом Уэллсом, приезжавшим в СССР. А кроме того, что тоже символично, Беляев изучал язык эсперанто.

И тем не менее Мещеряков, пожалуй, был прав, когда в 1934 году признавался: «У нас за последние годы дело обстояло очень плохо с изданием научно-популярной литературы». Тот же Александр Беляев (1884–1942) был, пожалуй, единственным выдающимся советским писателем-фантастом всего сталинского периода.

* * *

В борьбу за поднятие качества научпопа идут проверенные способы. Прежде всего партийная дисциплина и, по возможности, партийный же контроль.

«Одна из наших задач — издание научно-популярной литературы для юношества, — отмечал Н. Мещеряков. — Поэтому выпускаемая нами продукция весьма интересует комсомол, с которым у нас установилось довольно тесное сотрудничество. Руководящие работники ЦК ВЛКСМ, в частности тт. Косарев и Файнберг, просматривают наши планы, выражают пожелания, к которым мы очень внимательно прислушиваемся, оказывают нам помощь людьми и т. д.»160

Не избежала этой участи и научно-популярная периодика.

«Редакция забыла, что долг ее — воспитывать молодых читателей журнала в духе материалистического мировоззрения, помочь им овладеть большевизмом, — возмущаются инженер-механик В. Прокофьев и С. Михельсон, оценивая деятельность журнала «Техника — молодежи». — В статьях, печатаемых в журнале, часто отсутствует политическая направленность».161

В качестве доказательства того, «как научный материал “отделяется” от идей марксизма-ленинизма», Прокофьев и Михельсон приводят следующий «убийственный», по их мнению, пример:

«Майский номер журнала открывает передовая “Овладеть большевизмом”, но в том же номере напечатана статья инж. Дашевского о тендере-конденсаторе, статья технически грамотная, но совершенно беззубая, “беспартийная”. Свести всю статью к описанию конденсационной установки и принципа действия конденсатора, не сказав о замечательном пробеге паровоза с советским тендером-конденсатором, об инженерах и рабочих-стахановцах, построивших и испытавших тендер, не разъяснив слов Л.М. Кагановича о том, что “впервые в 1936 году на железнодорожном транспорте получит распространение новый тип паровоза — с конденсацией пара… этот паровоз совершит целую революцию в паровозном хозяйстве”, значит обнаружить полнейшее непонимание связи техники с политикой».162

Ни больше, ни меньше!

И «Техника — молодежи» была не одинока.

«Редакцию журнала “Знание — сила” никто не освобождал от обязанности вести работу по политическому воспитанию читателя-подростка. В журнале это возможно осуществлять несколькими способами: рассказывая и комментируя наиболее актуальные политические события понятным для юного читателя языком, а не языком передовиц в журналах для взрослых, давая политическое освещение научным, техническим, индустриальным фактам, о которых рассказывается в статьях и заметках журнала, и, наконец, держа молодого читателя в курсе всех достижений и успехов нашей страны (стахановские рекорды, досрочное выполнение планов, достижения отдельных отраслей и т. д.). Если с этой точки зрения рассматривать журнал, то легко убедиться в том, что он в значительной степени аполитичен».163

Но не только «аполитичностью» тех или иных изданий объяснялось тогда отставание издания научпопа.

«Слабость и недостаток редакционных кадров — основная наша трудность, — сетует главный редактор издательства юношеской и научно-популярной литературы ОНТИ Н. Мещеряков. — Умелых редакционных кадров в области научно-популярной литературы мало; учить людей приходится в процессе работы».164

Поэтому предпринимаются меры как-то смягчить кадровую проблему научпопа.

«ЦК ВЛКСМ принял решение об организации двух конкурсов на научно-популярную книгу для молодежи и для детей. Задачей конкурса является создание фундаментальной библиотеки популярной научно-технической литературы для юношества и детей. Эти книги должны в увлекательной форме изложить основы наук, современные достижения и перспективы науки и техники, возбуждая у молодежи и детей любознательность и стремление к овладению вершинами науки и техники.

Товарищи читатели, включайтесь в этот конкурс! Вопросы, предложения, а также рукописи направляйте по адресу: Москва, Метростроевская (быв. Остоженка), 1. Главная редакция юношеской и научно-популярной литературы».165

Источник

Примечания