Резюме. На примере видов авифауны «большой Москвы» показывается, как «второе издание капитализма» уничтожает возможности сохранения природы в городе, созданные и устойчиво сохранявшиеся всё советское время. Их «инерция» обусловила успешную урбанизацию многих видов птиц в 1990-х-2000-х гг., фиксируемую в книге «Урбанизация «диких» видов птиц в контексте эволюции урболандшафта. Сравнение современного состояния разных видов птиц «Большой Москвы» с отмеченным на момент выхода этой книги (табл.1 статьи и табл.2 книги), однако, показывает, что у большинства из них урбанизация пресечена или обращена вспять. В сегодняшнем городе может сохраниться лишь 25-30 видов птиц из около 150, существовавших там в позднесоветские годы (табл.1-2). Это показывает, что экополитика властей Москвы и Московской области неизменно выбирала наихудший вариант. За 30 лет различались лишь способы уничтожения дикой природы в городе (в лужковский период преобладали одни, в собянинский — другие, с некоторой «передышкой» между), а, следовательно, и права граждан на здоровую окружающую среду.
«Второе издание капитализма» уничтожает городскую природу
Я писал, что благодаря
1) уникальным преимуществам плановой экономики СССР в области охраны природы, сформировавшим поляризованный ландшафт в агломерациях, внедрившим по всей стране мечту урбанистов начала ХХ века — «зелёные кольца» вокруг городов для массового отдыха их жителей (Sukopp, Wittig, 1998; Родоман, 2002; Фридман, 2018; в Союзе и других соцстранах этот пояс пригородных лесов, в меньшей степени лугов и болот имел статус ООПТ),
2) нормативам ухода за зелёными насаждениями, сбегавшими труд, в противоположность нынешней максимизации прибыли от освоения средств, т.е. оставлявшими много мёртвой древесины, опавшей листвы и другой мортмассы, крайне важной для устойчивости лесных и травяных сообществ,
пространственный рост Москвы и других крупных городов Восточной и Центральной Европы в познесоветские и первые постсоветские годы максимально стимулировал урбанизацию «диких» видов птиц, включая первоначально «отступивших» к периферии, но дальше участвовавших в т. н. возвратной урбанизации. Среди них — высокоспециализированные и территориально консервативные виды, обычно считающиеся урбофобами, кто в Европе, с другой структурой городского развития, с другим режимом природопользования в рекреационных лесах ближних пригородов, оказывается урбофобами и лишь «отступает» от растущего города.
Таковы, среди прочих, белоспинный и малый пёстрый дятлы: в своей гильдии это виды-специалисты, согласно обычно происходящему при урбанизации, такие осваивают города в последнюю очередь, если вообще не избегают их.
Здесь же они урбанизировались «в общем потоке» — помогла спонтанно возникшая (благодаря плановой экономике) и целенаправленно поддерживаемая связность лесов в «зелёных кольцах» вокруг советских городов с городскими лесами, лугами и болотами внутри и периферийными вовне. Города росли звёздчато по ж/дпутям, благодаря чему «клинья» лесопарков устойчиво сочленялись с пригородными лесами, те — с крупными массивами на периферии региона (Родоман, 2002; Фридман, 2018). Всё это защищалось от покушений застройщиков, благоустроителей, создателей гаражей, свалок и т. д. более чем эффективно в сравнении со следующим периодом, когда этот природно-экологический каркас вокруг Москвы целенаправленно уничтожался, при одновременном наступлении на природные территории внутри города — столь интенсивные, что могут быть названы экоцидом.
Одновременно те же процессы шли в Подмосковье, тем самым усиливая деградацию биоразнообразия, видового и ценотического, внутри и вокруг Москвы: вместо прежней связной системы её природные территории с 1990-х гг. делаются «островами», сокращающимися в размерах и всё сильней изолированными друг от друга, при интенсификации точечных «покушений» (вырубки, кострища, пожары, пятна вытаптываний или застройки и пр.) внутри каждого из них (Авилова и др., 2013; Волкова, Соболев, 2021; Карпачевский и др., 2009; Захаров, 2015). Советское наследие позволяло Москве ещё в 2010е быть «соловьиной столицей» мира, что было ликвидировано «благоустройством», в 2010-х гг. угрожающим всем природным территориям нашего города и т.д.
Поэтому в 1990-е, а отчасти и в 2000е урбанизация «диких» видов птиц ещё шла в полной мере, отчасти распространялась вширь, захватывая новые виды. Наше исследование этих процессов 2009 г. (Фридман, Ерёмкин, 2009, табл.2) отражает как раз
а) этот позитивный момент в «историях взаимодействия» разных видов с урболандшафтом,
б) сделанный на их основании — и достаточно позитивный — прогноз сохраняемости их на территории Большой Москвы (табл.7-9 там же),
хотя и с предупреждением об угрозах, следующих из быстро растущей (уже тогда) тяжести «покушений» на природные территории города, как и на все прочие элементы растительности в виде застройки, дорожного строительства и «благоустройства» внутри каждой из них (op.cit., с.123-125). Для очень многих видов мы предсказывали не только их сохранение на уже занятых московских территориях, но расширение ниши в городе, занятие новых территорий, гнездование во всё меньших — или более изменённых — фрагментах растительности (скажем, внутри кварталов, тогда как прежде — лишь в лесопарках) т.е. успешная урбанизация.
Эти тенденции по инерции сохранялись до 2013-2015 г., тем более что в 2011-2015 гг. была некая передышка между лужковским уничтожением самого ценного в плане биоразнообразия из Природного комплекса Москвы (Люблинские и Люберецкие поля фильтрации, и Царицынский лес, Филинское болото, самое ценное из 3-х верховых болот Химкинского леса, с «краснокнижными» видами растений и бабочек) и начатым в 2012-2013 гг., но достигшим максимума позже, к 2017-2019 гг. тотальным собянинским наступлением на все «зелёные острова» сразу, от крупных ООПТ (Остров-Молоковская и Братеевская поймы, «Битцевский лес, парк «Москворецкий», Кусково, Ульяновский лесопарк и пр. — т.е. захватывая и Новую Москву) до небольших участков старых дубрав и других насаждений, ценных как «экологические коридоры», вроде парка на ул.Ивана Франко. В условиях пандемийных ограничений у уничтожавших природу бизнесов оказались развязаны руки, и в 2020-2021 гг. покушений стало больше в разы, ещё больше планируется на будущее. Сегодня угроза уничтожения нависла над всеми природными территориями, независимо от размера и статуса, и участков искусственных насаждений, ценных больше в плане фитомелиорации (поглощение загрязнений, пыли, оптимизация микроклимата в квартирах окрестных домов, позитивное влияние на интеллект, душевное и физическое здоровье горожан, т. е. «работа» на их здоровье), чем как местообитания.
Так, в планах «комплексного благоустройства» на 2021 г. — «два пойменных участка Чермянки, главного притока Яузы в черте города Москвы. Площадь благоустройства составит 49,1 га»
Вячеслав Забугин пишет в орнитологической рассылке:
«вдоль Чермянки проредят заросли и облагородят берега, а значит певчих птиц там будет меньше, а водно-болотные пропадут вовсе. Впрочем кряквы возможно останутся. В этих местах, в стоячих водоемах гнездилась камышница, там где были заросшие тростниками берега. Каждый день прохожу по этому участку. Уже месяц как ведутся работы. Все раскопали и установили сваи для экотропы, а половина парка перегорожена временными заборами. Вид ужасный. Могу сфотографировать и скинуть сюда в рассылку, но эти снимки вряд ли кого-нибудь обрадуют». И
«Чермянка только для разогрева: по ссылке там полная карта планов».
Хорошо видно, что данные гг. дотянутся до всех подобных участков. Действуя в интересах бизнеса, застройщиков и коммунальщиков, власть не считается ни с ею же данным охранным статусом, как с Братеевской поймой и другими ООПТ («я дала, я и отберу» — в крайнем случае самые лакомые куски просто исключаются из их территории, несмотря на обитание там редких видов, которых Москва как субъект РФ обязана охранять по законам этой страны — но прибыль важнее закона), ни с собственными природоохранными декларациями прежних лет об охране, хотя раньше любила хвастаться достижениями в этой сфере. Правда, неизменно «отключив комментарии»: я сам лично убедился в том 5 лет назад на одном из таких парадных мероприятий. На давно обещанное расширение природных территорий Москвы и ООПТ области (Авилова и др., 2013) в обоих регионах «денег нет», но на «благоустройство» (читай — уничтожение природы) неизменно находятся.
Сегодня понятно, что слова об «экологии», а то и «охране природы» из этих уст — просто уловка, отечественный вариант «зелёного имиджа», практикуемого западными корпорациями. Она направлена на то, чтобы специалисты — экологи, зоологи, ботаники, гидрогеологи, в общем, все понимающие, как эта политика скажется на ещё не полностью уничтоженных «островах» московских лесов, лугов и болот, как происходящее разрушение экосистем и исчезновение ключевых видов и групп биоты (от дождевых червей и рыжих лесных муравьёв до певчих птиц и мелких хищных зверей) связано со способностью лесных, луговых и болотных участков «работать за бесплатно» на наше здоровье, тем не менее не бунтовали народ, неся ему знание последствий происходящего, а верили в возможность «разумно договориться» с властями. Чтобы спокойно изучали территории, до которых у экоцидного бизнеса пока не дошли руки (а то и брали поддержку для их изучения), но не били тревогу по поводу системной угрозы, нависшей над всеми ними в связи с курсом, выбранным в интересах бизнеса с первых лет «второго издания капитализма» в нашей стране и неуклонно проводившегося все эти годы.
В крайнем случае они возмущались, пусть даже и резко, по поводу наиболее вопиющих экоцидных актов, но не видели за деревьями леса, за этими событиями — тренда, прямо следующего из общественного устройства РФ и других стран зависимого капитализма, в т.ч. Восточной Европы, где на городскую природу, любовно сберегавшуюся в годы социализма, обрушиваются те же угрозы — застройка, «благоустройство», дорогостроительство вследствие автозависимости и примата частных а/м над общественным транспортом — что и в РФ (независимо от политического режима, что в Варшаве, что в Киеве, Харькове или Минске), чтоб воспринимали всерьёз природоохранные декларации властей, которые — просто обманка, и обсуждали происходящее с дикой природой Москвы лишь в специальных изданиях, мирными обывателями не читаемых.
Срыв успешно шедшей урбанизации птиц
Так или иначе, мы с Григорием Ерёмкиным попробовали взглянуть на наступающую беду для природных (и, шире, озеленённых) территорий Москвы как на естественный эксперимент, испытывающий «на прочность» живущие здесь популяции «диких» видов, в т.ч. успешно урбанизировавшихся в 1990е-2000е:
- какие из них сегодня выдерживают собянинский экоцид, какие нет?
- как состояние их популяций сейчас, в 2019-2020 гг., в т.ч. тренды изменений численности и ареала, наметившиеся в последние 5 лет, с 2015-2016 гг., когда вовсю заработало разрешённое в 2012-2013 гг. «благоустройство» на ООПТ, вместе с новым подъёмом застройки и дорогостроительства,соотносится с нашим прогнозом их сохраняемости, сделанном 10 годами ранее?
Для этого мы оценили современное современное состояние видов птиц, присутствовавших в табл.2 книги, т.е. как-то взаимодействовавших с урболандшафтом «ядра» Московской агломерации в 1980-2006 гг., и в большинстве своём гнездившихся или пробовавших гнездиться в городе, и показали его в табл.1 данной статьи.
Таблица 1. Современное состояние разных видов авифауны г. Москвы с их динамикой за последние годы, на фоне «историй» взаимоотношения их с урболандшафтом в 1970-2005 гг.
А. Урботолерантные виды (обычно синантропы): формируют многочисленные городские популяции, встречающиеся в городе и окрестностях чаще, чем на территории области
Б. «Уязвимые синантропы». Не заселяют сплошь подходящих местообитаний, вытесняются из города в процессе его развития, хотя явно предпочитают застроенные территории природным
В. Урботолерантные виды – синурбанисты. Плотно заселяют весь «архипелаг» подходящих местообитаний, постоянно предпринимают попытки заселения более центральных районов города и микрофрагментов растительности внутри участков сплошной застройки. При всём этом остались «негородскими» птицами, не перешли к гнездованию в жилых кварталах.
Г. Уязвимые восстанавливающиеся виды (часто синурбанисты). Сеть видовых поселений на территории города неустойчива из-за постоянной трансформации «архипелага» городских биотопов. Однако особи упорно пытаются продолжать гнездование в окрестностях прежних мест гнездования, даже если это потребует выбора нетипичных мест гнездования, «аномальных» способов расположения и укрытия гнезда и пр.
Д. «Пассивные урбанисты». Городские популяции этих видов особенно чувствительны к островному эффекту, максимально уязвимы к антропогенной фрагментации местообитаний, в отсутствие которой все они успешно существуют на территории города.
Е. Неустойчивые виды. Обитают только на природных территориях города, не предпринимают попыток заселения меньших “островов” и нехарактерных местообитаний. Приурочены к крупнейшим “островам” природных территорий, сокращаются и исчезают по мере фрагментации “архипелага”, уменьшения и изоляции отдельных “островов”.
Ж. Неустойчивые виды техногенных рефугиумов (Люблинские и Люберецкие поля орошения, Мытищинские карьеры и пр. техногенные аналоги естественных местообитаний). Исчезают после уничтожения местообитаний без попыток гнездования на ближайших аналогичных участках (пусть неуспешных). Сюда входят все виды, ставшие гнездиться нерегулярно или вовсе прекратившие гнездование после уничтожения Люблинских полей орошения.
Примечание. Урбанизацию вида считали ликвидированной, если она возникла ранее, но сейчас динамика численности ареала/лишь негативна, при нынешних трендах вид вряд ли удержится/восстановится даже по прекращении ликвидации местообитаний; остановленной, если возникшая городская популяция не выдерживает лишь прямого уничтожения местообитаний, но держится во всём спектре оставшихся биотопов; пресечённой, если прежние позитивные процессы — рост численности, заселение новых участков, иных, более изменённых местообитаний ныне обращены вспять, городская популяция так и не возникла; продолжающейся — если вид сохраняется в прежнем спектре городских биотопов и пробует осваивать новые, особенно более изменённые/меньш9ие площадью фрагмента.
А. Обозначения. Состояние вида в «Большой Москве»: серый фон – неблагоприятная ситуация: численность сокращается вид исчезает из города. У большинства таких видов — срыв урбанизации, успешно шедшей до конца 1990-х или 2000-х (что видно сравнением второго и третьего столбца), или даже ликвидация успешно завершившейся урбанизации.
Голубой – вид ещё держится, пока даже при нынешних условиях сохраняется на природных территориях, а то и пытается жить в застройке, зелёный — благоприятная ситуация, рост численности/расширение ареала. Динамика городских популяций видов: красный шрифт — стабильность или рост, чёрный — негативная динамика: сокращение численности в имеющихся биотопах, или привязанность вида к видам растительности, уничтожаемым при нынешнем развитии города, почему сохранившиеся (даже достаточно многочисленные) поселения всё более уязвимы. (!) — вид пытался (или пытается) одолеть негативную динамику местообитаний, заняв соответствующие микрофрагменты среди застройки, т. е. ситуация неопределённа, всё зависит от баланса скоростей заселения новых территорий и уничтожения прежних биотопов (прогресс которого подрывает способность заселять новые участки, т. е. чем дальше, тем больше меняет ситуацию в негативную для вида сторону).
На основе табл.1 можно сделать резюме изменений авифауны Большой Москвы в последние 10-15 лет: улучшилось состояние у трёх видов (чомга, огарь, дрозд-рябинник); появились и пытались гнездиться 4 новых вида (сапсан, длиннохвостая неясыть, средний пёстрый и сирийский дятлы), получилось у двух; осталась более или менее стабильной численность 16 видов, сократилась – 74 видов; исчезли из города – 40 видов, из пригородной зоны – 17 видов.
Честно скажу: результаты ошеломляют. Успешно начавшаяся урбанизация самых разных видов почти везде сорвана направленным уничтожением их местообитаний в городе, как «стартовых», соответствующих природным и лишь захваченным внутрь урболандшафта при его расширении (таковы городские ООПТ), так и их «техногенных аналогов», какие ещё остаются, вроде старых парков, отдельных участков промзон и проточных подтоплений в городе, до микрофрагментов растительности среди застройки, заселяемых самыми продвинувшимися по пути урбанизации видами.
Т.е. направленно уничтожаются потенции «города как заказника» (о них: Родоман, 2002; Фридман, 2018), существовавшие до 2000-х, отчасти и до 2010-х. Лишь 25-30 видов птиц имеют перспективы сохраниться на гнездовании в Старой Москве (в черте МКАД) из более чем 150, гнездившихся здесь в поздне-советское время. Такова «экологическая цена» рыночных реформ, проходивших под дружное одобрение московской интеллигенции и общественности (в том числе «природоохранной»). В число видов, популяции которых заметно сократили численность за годы «перехода к рынку», попали даже домовый воробей и серая ворона. Перспективы первого настолько плохи, что он может исчезнуть совершенно. Ворона же скорее всего сохранится в своих исходных, близких к природным, местообитаниях — пойменных лесах и перелесках вдоль Москвы-реки.
Наземногнездящиеся виды особо страдают от скашивания и благоустройства, кустарниковые – от благоустройства и рекреации, а также развития инфраструктуры, гнездящиеся на деревьях – от санрубок и уборки старых деревьев, все они страдают от создания инфраструктуры для отдыха и развлечений в лесопарках (даже дрозды – кроме рябинника). Взаимодействие «диких» видов с урболандшафтом имеет 3 возможных исхода: вытеснение, урбанизация, сохранение в статусе пассивных синантропов (вобранных видов, сохраняющихся в своих исконных местообитаниях, пока они есть и достаточной площади, и не переходят в их более изменённые (городские) варианты).
Наилучшая экологическая политика реализует по максимуму потенции города как заказника, а не равнодушна к ним, не говоря уж об уничтожении, она строится на максимальном недопущении вытеснения видов, «захваченных» городом вместе с природными биотопами, в т.ч. сохранению тех, кто остался в статусе пассивных синантропов и не пробует урбанизироваться (охраной должных площадей местообитаний городских лесов, лугов и болот, тем более что они бесплатно «работают» на здоровье горожан), и максимальному содействию урбанизацию всё новых и новых видов (что увеличивает устойчивость растительности в исключительно агрессивной урбосреде и «продлевает» её «работу» на наше здоровье).
В староосвоенных регионах вроде Подмосковья, как и в Европе без этого биоразнообразие не сохранить, тем более что Москва как субъект РФ несёт в этом плане обязательства по закону РФ о сохранении биоразнообразия 1995 г. Реальная экополитика в Москве противоположна — она подрывает стихийно идущую урбанизацию «диких» видов, уничтожением местообитаний пресекает и останавливает её даже у наиболее склонных к освоению урболандшафта и традиционных синантропов вроде домового воробья, т.е. максимально содействует вытеснению всё новых им новых видов из города — одновременно вредя всё больше здоровью горожан, лишая их конституционного права на здоровую окружающую среду.
Дальше мы посмотрели, сохранили актуальность в 2019-2020 гг. разделы IV (опыт природоохранного анализа, по результатам которого даны рекомендации, местообитания каких видов в городе наиболее уязвимы, и их надо сохранять, чтобы они не исчезли, а какие благодаря урбанизации сохранятся «своими силами») и V нашей книги (прогноз сохраняемости видов в урболандшафте на 2007 г., с его проверкой).
Результаты представлены в табл.2‘, повторяющей табл.9 книги : та показывала, насколько оправдался прогноз, сделанный в 2000 г., для 2007 г., а эта таблица — также для 2020 г.: т.е. насколько разумно предположение, что если способность видов к урбанизации не изменится за истекшие годы, и экополитика в г.Москве не станет радикально лучше или хуже сравнительно с нулевыми годами, современная сохраняемость видов в урболандшафте будет определяться теми же процессами, что тогда.
Таблица 2,. Современное состояние авифауны «Большой Москвы» в сравнении с прогнозом урбанизации тех же видов «из 2000-х»
Примечание. Огрубляя, если ситуация с видом в 2007 г./2020 г. оказывается лучше прогнозируемой, то на этот момент он существует (существовал) в городе «сам», хотя с разной степенью представительства — от отдельных случаев гнездования до направленного освоения его территории. Если хуже — вид на территории города уязвим, привязан к строго определённым местообитаниям, в долговременном плане скорей исчезающим, и не может освоить какие-либо иные, т. е. его судьба определяется городской экополитикой.
Сравнение таблиц 9 и 2′ показывает, что в 2007 г. подтверждение прогноза отмечено в 108 случаях из 157 (68,8 %); в 5 случаях (3,1 %) — ситуация оказалась лучше прогнозируемой (в табл.9 это отмечено одиночным подчёркиванием), в 44 (28,1 %) случаях – хуже (двойное подчёркивание в табл.9).
Для видов, ситуация с которыми оказалась лучше прогнозируемой, три нуждаются в открытых, три — в водно-болотных и три — в лесных местообитаниях. Для видов, ситуация с которыми оказалась хуже прогнозируемой, 27 нуждаются в открытых, 22 — в водно-болотных, 20 — в лесных местообитаниях, 4 — могут жить в «сельских», а 3 — в «городских» антропогенных биотопах.
В 2020 г. – в 107 случаях видим подтверждение прогноза; 45 случаев ухудшения по сравнению с прогнозом (жёлтый цвет) и пять случаев улучшения по сравнению с ним (зелёный wdtn: чомга, черноголовый чекан, рябинник, клёст-еловик, полевой воробей);
Сам прогноз был тревожным и негативным уже тогда. Даже в 2007 г., анализируя первые 15 лет капиталистической трансформации природных территорий Москвы и ближних пригородов, мы писали:
«Таким образом, можно видеть, что негативные тенденции развития орнитофауны г. Москвы проявляются с большей скоростью, чем это предполагалось ранее. При ведущей роли видов открытых и водно-болотных биотопов, эти тенденции коснулись и лесных птиц, и птиц антропогенного ландшафта.
Компенсация этих утрат за счёт урбанизации видов, формирования специализированных городских популяций идёт гораздо медленнее и касается не более 10-15 % видов. Пока слабо помогает и искусственная интродукция птиц в городскую среду. В результате интродукционных мероприятий в фауне города появился ещё один вид — сапсан (хотя гнездование его пока достоверно не подтверждено).
По нашему мнению, при современных тенденциях развития города на его территории смогут устойчиво существовать только 45 из 157 видов гнездящихся птиц (28,7 %); из них двадцать пять — связаны с городскими парками и лесопарками (55,6 %), восемь — с постройками, в том числе — незавершёнными и полуразрушенными (17,8 %), шесть — с кустарниковыми зарослями в долинах рек (13,4 %), три — с городскими прудами (6,7 %), один — с обширными разливами р. Москвы, способен гнездиться на плоских крышах промышленных зданий (2,3 %), два — являются широкими эвритопами (4,2 %)
Для всех европейских городов в последние полвека характерен быстрый территориальный рост, который не удается остановить градостроительными мероприятиями (Towards an urban atlas.., 2002). В процессе урбанизации увеличение площади города существенно опережает рост численности населения. Одновременно на урбанизированной территории происходит замена естественных мест обитания животных антропогенными и техногенными аналогами.
Это особенно заметно на примере луговых и водно-болотных биотопов (Авилова, 1998), однако проявляется и в отношении лесных биотопов. “Архипелаг” лесных участков, захваченных в процессе городского роста, подвергается все большему дроблению и фрагментации с сокращением средней площади и увеличением изолированности отдельных “островов”. Тот же самый процесс наблюдается и в зоне влияния города, которая у Москвы доходит до второго пояса спутников (Дмитров, Истра, Загорск и т. д.). Однако сократившиеся или утраченные острова постепенно и не полностью компенсируются старыми деревьями озелененных территорий (Ерёмкин, 2004; Фридман и др., 2005, 2008).
В этом случае важнейшей природоохранной задачей является содействие естественно идущему процессу урбанизации диких видов, поддержки всех “предпринимаемых” ими попыток загнездиться в техногенных аналогах природных биотопов. Если это осуществить вовремя, по всей территории города и во всех местах, где возможны такие попытки, вид успешно формирует специализированную городскую популяцию, если нет – отступает из зоны влияния города в не фрагментированные естественные местообитания (Фридман и др., 2005, 2008).
Как минимум, необходимо предохранять техногенные аналоги природных биотопов от бессмысленного разрушения или застройки со слишком высокой экологической ценой. Ответственность и обязанность городских властей – рассматривать проекты альтернативного использования территорий с высоким биоразнообразием и отдавать им предпочтения в случае сопоставимой выгодности или социальной полезности».
История орнитофауны Москвы – пример упущенных возможностей такого рода и невыполнения городскими властями предусмотренных Законом РФ обязательств Москвы, как субъекта федерации, по сохранению биоразнообразия на его территории (также Волкова, 2000). Анализ изменений в городской авифауне за последние 18 лет отчетливо показывает, как сложившиеся тенденции развития города срывают одну за другой естественно идущие попытки урбанизации “диких” видов. В сочетании с отказом городских властей от любых возможностей поддержать стихийный процесс увеличения биоразнообразия, предпочтением ликвидировать техногенные рефугиумы фауны ради застройки (так погубили Люблинские поля фильтрации), окультуривать городские леса, превращая их в фаунистически бедные парки (так погубили Царицынский лесопарк) и сводить зелёные насаждения внутри кварталов это определяет современные неблагоприятные тенденции динамики авифауны Московской агломерации» (Фридман, Ерёмкин, 2009, с.125-126).
В следующие 15 лет те же самые процессы были ускорены. Успешная урбанизация многих видов была сорвана или ликвидирована вовсе; многие вобранные виды стали исчезать и/или не могли урбанизироваться: отсутствовавшая ранее разница между ландшафтами города vs ближних пригородов появилась и стала исключительно резкой.
Лужковское уничтожение дикой природы Москвы коснулось в первую очередь водно-болотных и луговых (и вообще открытых травянистых) местообитаний. Собянинское, начавшееся после некоторого перерыва (вызванного, среди прочего, тем, что деньги на «благоустройство» просто украли) наряду с продолжением этой тенденции ударило сразу по всем участкам, занятым древесно-кустарниковой растительностью, от больших лесопарков (без внимания к статусу ООПТ) до отдельных куртин деревьев или кустарников в составе озеленения внутри кварталов, вокруг домов, на скверах с бульварами.
Крайний правый столбец табл.2′ показывает, насколько состоятелен прогноз 2000-х для 2020 г. в сравнении с 2007 г. Из её данных видим, что птицы урбанизируются сейчас точно также, как тогда в 2000-х, и мы достаточно точно предсказываем этот процесс, а вот экополитика стала значительно худшей, угрожающей большинству видов, практически для всех из них неблагоприятной, так что они «могут рассчитывать лишь на собственные силы» — а их недостаточно для устойчивости популяций под «давлением» мегаполиса.
Остановка урбанизации большинства видов птиц, даже наиболее к этому склонных и успешно существовавших в столице в годы, пока эти тенденции не развернулись вовсю, показывает, что происходящее вполне заслуживает наименования экоцида. Вообще говоря, он планировался изначально, см. Основные направления градостроительного развития Москвы на период до 2010 г., созданные в НииПИ Генплана аж в 1995 г. (рисунок). А разговоры о «Природном комплексе», «городских ООПТ» (которым, увы, многие верили, считали «заботой властей о природе») были просто прикрытием.
Авилова К.В. Сохранение разнообразия орнитофауны в условиях города // Природа Москвы. М.: Биоинформсервис, 1998. С. 154–169;
Авилова К.В., Волкова Л.Б., Лупачик В.В. и др. Система особо охраняемых природных территорий и экологическая безопасность московского региона: существующее положение//Особо охраняемые природные территории и объекты Владимирской области и сопредельных регионов. Вып.2. Владимир, 2013. С.1-6.
Волкова Л.Б., Соболев Н.А. Уборка листвы в Москве: пробелы в законодательстве и их последствия// Проблемы озеленения крупных городов. Сборник материалов XXI Международного научно-практического форума. М.: Изд-во «Перо». 2019. С. 21-33.
Волкова Л.Б., Соболев Н.А. О динамике природно-экологического каркаса Москвы с 1993 по 2008 гг. по официальным и иным источникам//Социальный компас. 15 марта 2021. http://www.socialcompas.com/2021/03/15/o-dinamike-prirodno-ekologicheskogo-karkasa-moskvy-s-1993-po-2008-gg-po-ofitsialnym-i-inym-istochnikam/
Захаров К.В. Оценка степени фрагментации местообитаний диких животных искусственными рубежами на примере Московского региона// Бюлетень МОИП. 2015. Т.120. №2. С3-9.
Карпачевский М.Л., Ярошенко А.Ю., Зенкевич Ю.Э. и др. Природа Подмосковья: утраты последних двух десятилетий. М.: изд-во ЦОДП, 2009. 92 с.
Краснощёкова Н.С., Иванов В.И. (ред.). Москва-Париж. Природа и градостроительство. М.: изд-во «Инкомбук», 1997. 207 с.
Родоман Б.Б. Некоторые пути сохранения биосферы при урбанизации//Поляризованная биосфера. Смоленск: Ойкумена, 2002. 320 с.
Фридман В.С. Зачем нужна дикая природа в городе?// Скепсис.ру. Ноябрь 2012. https://scepsis.net/library/id_3354.html
Фридман В.С. Поляризация ландшафта, устойчивое развитие и плановая экономика// Заключение в: Глобальный экологический кризис. По мат-лам курса лекций «Охрана природы: биологические основы, имитационные модели, социальные приложения». М.: URSS, 2017. 428 c.
Фридман В.С. Город как заказник: (пока?) неиспользуемая возможность // Памяти Германа Павловича Гапочки / Под ред. Д.Д. Соколова. М., 2018. C. 164–193.
Фридман В.С., Ерёмкин Г.С. Урбанизация «диких» видов птиц в контексте эволюции урболандшафта. М., URSS, 2009. 240 c.
Фридман В.С., Ерёмкин Г.С., Захарова Н.Ю. Возвратная урбанизация – последний шанс на спасение уязвимых видов птиц Европы? // Russ. J. Ecosyst. Ecol. 2016. V.1. №4. http://rjee.ru/rjee-1-4-2016-3/.
Sukopp H., Wittig R. Stadtökologie. Gustav Fischer Verlag, 1998. S.26-35;