Мир стоит на грани массового вымирания. Как его избежать?

Когда о реальности нынешнего кризиса биоразнообразия говорят журналисты и политики, всегда есть очевидный резон сомневаться в достоверности публикуемых данных. Когда к той же риторике...

Print Friendly Version of this pagePrint Get a PDF version of this webpagePDF

FndQXI1GDZk

Аннотация. Когда о реальности нынешнего кризиса биоразнообразия говорят журналисты и политики, всегда есть очевидный резон сомневаться в достоверности публикуемых данных. Когда к той же риторике подключаются учёные, игнорировать представляемые ими факты становится труднее… Среди таких учёных выделяется Стюарт Пимм — профессор Университета Дьюка (Северная Каролина, США), автор нескольких книг и множества научных работ, посвящённых вымираниям наших дней и способам противостояния проблеме.

Сегодня мы публикуем эксклюзивный перевод интервью, взятого у Пимма в апреле этого года порталом Vox. В нём специалист обозначает методики оценки масштабов нынешнего вымирания, рассказывает об основных угрозах, стоящих перед мировым биоразнообразием, и представляет ряд практических наработок в рамках борьбы с ними.

Введение. Темпы антропогенного вымирания видов

Содержание

«Животные и растения во всём мире исчезают в 1000—10000 раз быстрее, чем это происходило до прихода человека. Если темпы вымирания сохранятся, мы можем потерять от одной трети до половины всех видов к концу века. Богатого разнообразия птиц, лягушек, рыб, зверей больше не станет.

Эта мрачная статистика была опубликована в июне 2014 года в журнале Science в крупной работе за авторством биолога из Университета Дюка Стюарта Пимма. Статья стала наиболее всеобъемлющей попыткой вычислить «смертность» биологических видов на планете, дополняя исследование, начатое ещё в 1995 году.

Это далеко не простая арифметика: так, мы до сих пор не открыли и не подсчитали все ныне живущие на нашей планете виды. Перед исследователями стояли задачи сделать оценки, сколько видов окружают нас сейчас, сколько из них вымирают и каковы были вероятные темпы вымирания до того, как люди впервые заявили о себе.

Обновив данные первого исследования, Пимм и его коллеги вычислили: до появления человека на каждый миллион видов ежегодно исчезало примерно 0,1 вида. Это и есть так называемые фоновые темпы вымирания. В наши же дни благодаря сведению лесов, утрате мест обитания и другим факторам «смертность» биологических видов выросла, согласно новым оценкам, до 100-1000 вымираний на каждый миллион видов в год.

Это действительно серьёзно. И неудивительно. что многие СМИ, рассказывая о работе Пимма, указали, что Земля переживает «шестое вымирание», сравнимое по масштабам с пятью более ранними массовыми вымираниями в истории планеты.

Однако, позвонив Пимму, я был удивлён тем, что он хотел бы подчеркнуть в разговоре более оптимистичные аспекты исследования. По его словам, благодаря собранным данным по вопросу того, какие виды находятся под угрозой и где они живут, теперь учёные могут сделать больше, чем когда-либо, чтобы помочь природоохранным организациям в предотвращении вымираний. К примеру, детальное изучение бразильских дождевых лесов может дать людям представление о том, охрана каких массивов будет наиболее выгодна и целесообразна.

Если тенденция сохранится, тогда да, мы потеряем значительную часть видов, — сообщил мне Пимм вскоре после выхода статьи. — Но главное в исследовании то, что есть способы избежать такого развития событий. — Ниже — полный текст нашего разговора о том, что мы знаем о вымирании и как технологии могут помочь предотвратить катастрофу.

Доля угрожаемых видов в основных таксонах. Обозначения. Вверху: международный союз охраны природы подсчитал 52 205 видов живых существ и определил для них уровень угрозы вымирания. Каждый значок означает 100 учтенных видов (учтены не все известные науке виды), черные значки - неугрожаемые виды, красные - угрожаемые. Слишком много красного, уверены специалисты. Внизу слева направо: сколько вымерло видов в разных таксономических группах (или вымерло в дикой природе) с 1500 г. Моллюски — 327, птицы — 136, цветковые растения — 110, млекопитающие — 79,  рыбы — 68, насекомые — 60, амфибии — 39, рептилии — 22, ракообразные — 12, не-цветковые растения — 10, другие — 2. Источник. Bill Marsh, 2012. Are We in the Midst Of a Sixth Mass Extinction?// New York Times. 1 Juni,   http://www.nytimes.com/interactive/2012/06/01/opinion/sunday/are-we-in-the-midst-of-a-sixth-mass-extinction.html?ref=sunday

Доля угрожаемых видов в основных таксонах.
Обозначения. Вверху: международный союз охраны природы подсчитал 52 205 видов живых существ и определил для них уровень угрозы вымирания. Каждый значок означает 100 учтенных видов (учтены не все известные науке виды), черные значки — неугрожаемые виды, красные — угрожаемые. Слишком много красного, уверены специалисты.
Внизу слева направо: сколько вымерло видов в разных таксономических группах (или вымерло в дикой природе) с 1500 г. Моллюски — 327, птицы — 136, цветковые растения — 110, млекопитающие — 79, рыбы — 68, насекомые — 60, амфибии — 39, рептилии — 22, ракообразные — 12, не-цветковые растения — 10, другие — 2.
Источник. Bill Marsh, 2012. Are We in the Midst
Of a Sixth Mass Extinction?// New York Times. 1 Juni.

- Давайте начнём с основ. Откуда мы можем знать, сколько видов являются вымирающими, и как мы можем понять, является ли показатель высоким или низким? 

В течение долгого времени действительно не было хорошего способа это измерить. В 1995 году мы с коллегами начали с введения новой метрики — количества вымираний на миллион видов в год, с помощью которой можно оценивать темпы вымирания. Мы продолжаем отслеживать, какие виды рискуют исчезнуть. Есть множество людей, пристально следящими за птицами, амфибиями, млекопитающими, и благодаря этим людям вымирания в рамках поднадзорных им таксонов хорошо документируются.

Затем остаётся самая сложная часть: основываясь на данных, свидетельствующих о ситуации в прошлом, выяснить, как быстро виды должны вымирать в фоновом режиме. Для этого мы обращаемся к окаменелостям. Мы знаем из геологической летописи, как долго живут виды. Мы также многое знаем на сегодняшний день о том, как виды появляются и исчезают, из их молекулярных филогений. У нас есть огромное количество данных по ДНК разных организмов, которые позволяют вычислить среднее время жизни вида. И эти данные говорят нам о том, что виды рождаются и умирают на протяжении миллионов, а не сотен или тысяч лет.

Таким образом, мы пришли к выводу, что типичные «фоновые темпы» составляют около 0,1 вымирания на миллион видов в год. При этом наблюдаемая в нынешнее время скорость — сотни вымираний на миллион видов в год. Выходит, современные темпы исчезновения видов в 1000—10000 раз превышают фоновые.

Каковы основные трудности в этих подсчётах? Мы до сих пор не открыли все ныне живущие на Земле виды — быть может, это является проблемой?

— Наша задача — дать оценку, и одни вещи поддаются оценке хорошо, а другие — не очень. Хороший пример — растения. В настоящее время мы открыли и описали около 300 тысяч видов цветковых растений, и у нас есть способы оценить, сколько их ещё предстоит обнаружить.

Например, можно посмотреть на скорость, с которой таксономисты описывают новые виды, — а они описывают их уже не с теми темпами, что имели место 50 или 100 лет назад. Это говорит нам о том, что пул неописанных видов уменьшается. И чем меньше остаётся неописанных видов, тем труднее будет их найти. Так мы смогли оценить, что еще предстоит открыть 15 процентов видов растений.

Кроме того, мы можем попытаться предсказать, где эти виды, скорее всего, нужно искать — а они, вероятно, будут ждать нас в таких местах, как Новая Гвинея. Места эти часто оказываются подвержены обезлесению и другим формам уничтожения среды обитания. Что говорит нам о том, что даже те виды, которые ещё не открыты и не описаны, наверняка уже являются редкими и исчезающими.

Выходит, темпы вымирания сейчас выше, поскольку на планете есть мы. Почему? Что мы делаем не так?

Есть четыре основных фактора. Первый и, в большинстве случаев, решающий — разрушение среды обитания. Мы уничтожаем места, в которых живут виды. Около двух третей всех живущих на суше видов обитают в тропических дождевых лесах, которые мы активно сводим.

Наибольшее число американских видов, находящихся на грани вымирания, живут в прибрежных лесах Бразилии, на севере Анд и в Эквадоре. Если вы взглянете на бразильские леса, лежащие к востоку от Рио-де-Жанейро, вы увидите, что около 95 их процентов уже уничтожены. Неудивительно, что именно в этой местности живёт огромное количество исчезающих видов.

MRxecIdZbS8

Второй фактор — потепление климата. Оно способствует переселению видов ближе к полюсам либо выше в горы. В будущем это может сыграть серьёзную роль.

Третий — наша невероятная небрежность в деле перемещения видов по планете. Я нахожусь в Эверглейдс, штат Флорида, где развелось неприличное количество бирманских питонов, которые не несут природе ничего хорошего. Так что инвазивные виды — третья угроза. Наконец, особенно актуальная для океанов проблема — избыточная эксплуатация природных ресурсов. Мы истощаем океаны перевыловом рыбы, что приводит многие виды на самую грань исчезновения.

Исторические данные показывают, что в истории Земли было пять массовых вымираний. Много людей полагают, что мы находимся на грани шестого. Но каковы критерии этого события? Как мы можем узнать, что оно началось?

На самом деле я не большой поклонник термина «шестое вымирание». Но мы на самом деле наблюдаем сильно взлетевшие темпы исчезновения видов.
Если темпы сохранятся на протяжении десятилетий, то к концу века мы рискуем потерять треть или даже половину всех видов. Биологическое разнообразие планеты не знало столь же значимых потерь 60 миллионов лет — с тех пор, как астероид пропахал морское дно рядом с полуостровом Юкатан в Мексике [как все импактные гипотезы, эта скорей всего неверна — см. общие минусы «однониточных теорий«. Но так проще показывать публике масштаб катастрофы;  потом удивляются, почему она не верит в само явление, когда картина оказывается сложнее]. Так что если тренд продолжится, мы действительно можем потерять большую долю видов.

Однако в нашей работе главное — способы, благодаря которым мы можем всего этого избежать. Да, ситуация тяжела, но есть целый ряд возможностей изменить её к лучшему.

Давайте поговорим об этом. Как можно избежать массового вымирания или хотя бы смягчить его?

Прежде всего, большая часть работы посвящена тому, где именно обитают виды и где именно обитают виды уязвимые. У нас есть действительно превосходные карты, показывающие регионы с наиболее богатым биоразнообразием на суше, на море и в пресных водах. Так мы можем выявить ключевые места, внимание к которым действительно необходимо.

jR17a8yXywc

Один из регионов, сохранность которого мы отметили как крайне важную, — прибрежные леса Бразилии. Они занимают площадь в 1 миллион квадратных километров — общую площадь штатов Калифорния, Орегон и Вашингтон. В этой области живёт большое число находящихся под угрозой видов: местные тропические леса подвергаются массированным вырубкам, и оставшиеся виды оказываются заперты в этих маленьких фрагментах леса. Теперь, благодаря возросшей детализации, мы знаем, в каких именно фрагментах. Научные данные показывают, что чем сильнее фрагментация, тем больше видов мы потеряем и тем быстрее это произойдёт.

Эта информация полезна для природоохраны?

Да, поскольку она предлагает нам практическое решение. Полученные данные используются моей некоммерческой организацией Saving Species для выявления наиболее важных для баланса экосистем лесных фрагментов. Затем мы получаем деньги от бразильских природоохранных организаций, выкупаем земли между этими фрагментами и восстанавливаем там лес. Таким образом мы «сшиваем» участки лесов, увеличивая тем самым пригодные для жизни диких животных площади.

Часто для покупки земель требуются весьма скромные затраты. На востоке штата Рио-де-Жанейро, например, нам потребовались лишь несколько сотен гектаров, чтобы сшить кусок леса, занимающий в общей сложности 8000 га. Это оказало очень положительное влияние на популяцию одной харизматичной обезьяны под названием золотой львиный тамарин. Произошло это благодаря научно обоснованной фокусировке ресурсов на ключевых территориях и пониманию ключевых процессов, вылившихся в практические меры и работу с местными сообществами.

Есть ли где-нибудь ещё похожие проекты?

Да, на Мадагаскаре и в Северных Андах. Мы ведь не единственные люди, занятые охраной природы. Если смотреть в глобальном масштабе, то сейчас под защитой находятся много больше участков планеты, чем это было в прошлом.

Однако охранные меры не всегда проводятся в местах, оптимально для этого подходящих. Некоторые из них и вовсе плохи. С помощью научно обоснованных решений мы должны способствовать защите тех участков, которые действительно важны.

Есть ли другие способы ведения исследований с участием новых технологий, помогающих в деле охране природы?

У нас есть серьёзнейший высокотехнологичный инструмент для изучения биоразнообразия, и называется он смартфоном. Несколько лет назад в Бразилии, пробираясь сквозь джунгли, я заметил яркую оранжевую жабку длиной всего в полдюйма. Я понятия не имел, с кем имею дело, поэтому я запросил GPS-координаты места находки и выложил их вместе с фотографией амфибии в приложение под названием iNaturalist. Я не эксперт по лягушкам, однако на сайте есть много разбирающихся в них людей, которые готовы помочь с идентификацией.

Такого рода способы получения информации становятся чрезвычайно удобными. В подобные групповые проекты вовлечены миллионы людей. Есть энтузиасты из Флорида-Кис, составляющие и пополняющие перечень местных рыб. Есть международное сообщество любителей лягушек. Наконец, есть бёрдвотчеры. Мы получаем больше способов взаимодействовать с заинтересованной общественностью для лучшего понимания того, где стоит искать богатое биоразнообразие, где живут определённые виды и как они отреагируют на глобальные перемены.

Как перемена климата усложняет работу по охране природы?

Мы знаем, что потепление заставляет виды перемещаться ближе к полюсам либо выше в горы. И во многих случаях необходимые им площади уменьшаются. Так что одной из наиболее важных проблем, вызываемых глобальным потеплением, является сокращение географических ареалов. И это в тех случаях, когда виды оказываются способны перемещаться.

Есть способы решения этой проблемы. В упомянутом мною ранее бразильском проекте с золотыми тамаринами использовалось восстановление «коридоров» между изолированными участками леса, которое, ко всему прочему, позволяло некоторым видам перемещаться вверх по склонам.

l4nhLnE4cdo

Опять же, было бы лучше, если бы нагревание планеты происходило не так быстро. Но, учитывая всё происходящее, лучшее, что можно сделать — организовать охраняемые районы так, чтобы виды имели возможность передвигаться.

В числе драйверов вымирания вы упомянули также инвазивные виды. Что можно предложить для решения этой проблемы? 

Это не так-то просто. Как только инвазивные виды появляются где-либо, может быть чрезвычайно трудно от них избавиться. Хороший пример — бирманские питоны в Эверглейдс. Это змея, которая становится всё более обычной. Это верховный хищник для своих экосистем, оказывающий большое влияние на популяции диких животных. Он захватил воображение общественности, потому что это огромная змея. Но реальность такова, что мы крайне небрежно перемещали с места на место все виды — растения, животных, рыб. И это являются ведущей причиной вымирания.

Лучшим способом борьбы с этой бедой является её предотвращение — не перевозить виды из их привычных мест обитания. Но если они уже ввезены, необходимо действовать очень, очень быстро для уничтожения популяции. В таком случае борьба превращается в контроль, и нередко осуществлять этот контроль оказывается практически невозможно.

По-видимому, большинство существующих законов, таких как «Акт о видах, находящихся под угрозой исчезновения», стараются фокусироваться на отдельных видах. Этот подход всё ещё актуален для мира, в котором с нарастающими темпами вымирает всё больше и больше видов?

Я бы сказал, что проекты вроде этого акта и деятельность по охране природы в целом показали себя достаточно эффективными. Современные темпы вымирания высоки, но они могли бы быть ещё выше без противодействия со стороны биологов, занятых защитой окружающей среды.

История «Акта о видах, находящихся под угрозой исчезновения» содержит немало успешных инициатив. Белоголовые орланы теперь размножаются во всех штатах. В Ки-Ларго, что во Флорида-Кис, живут 4 тысячи сапсанов — а ведь было время, когда этот сокол практически исчез на востоке США. Серые киты некогда были истреблены в Карибском море и сильно поредели в Тихом океане, но сейчас они восстановили численность и служат важным объектом для туризма. Так что успешных случаев работы в рамках «Акта» довольно много.

И часто эти усилия фокусируются не на единственном виде. Я работаю над проблемой выживания малоизвестной птицы под названием приморская овсянка Кейп-Сэйбл. Однако в большинстве своём моя работа касается не самих птиц, а поставок воды в национальный парк Эверглейдс и восстановления в нём естественных экосистемных процессов. Сама птица — просто лицо кампании.

CSSS1

В нашей работе в Бразилии золотистый львиный тамарин аналогичным образом используется как талисман, как знакомый и интересный всем образ. Однако места, где мы работаем, выбраны нами благодаря уверенности, что там живёт также больше исчезающих птиц, исчезающих зверей, бабочек и других видов, чем где-либо ещё в Америке.

Точно так же в проекте, которым мы занимаемся в Колумбии, мы использовали олингито — это животное получило научное описание только в прошлом году. Это восхитительно милый маленький зверёк, фотографии которого получены именно в рамках наших работ. Однако при этом мы знаем, что это невероятно богатое на виды место с дюжинами новых для науки амфибий и рептилий, множеством новых растений. Так что да, мы используем отдельные виды как «иконы», но почти всегда при этом защитой одних только их не ограничиваемся.

В каких ещё аспектах, по-вашему, стоит переосмыслить традиционные подходы к охране природы?

Я думаю, основной итог 30 лет существования природоохранной биологии — получение практических знаний и наработок того, как именно осуществлять всю эту превосходную работу. Основным же направлением нашей статьи в Science стало получение всё более подробной информации о том, где нужно действовать.

Ведь если мы собираемся серьёзно замедлить темпы вымирания, нам нужно знать, где стоит сосредоточить действия. Мы не можем спасти всё — на Земле живёт 7 миллиардов людей [проблема, однако, не в людях, а в потреблении «богатого меньшинства» человечества]. Но мы можем сфокусироваться на ключевых для биоразнообразия местах. Для этого необходимо узнать, где расположены такие места, и действовать в соответствии с этим.

Нам нужно больше ресурсов? Да. Нам стоит сосредоточить внимание на ключевых районах? Да. И при этом мы знаем, что делать. Я думаю, что деятельность в области охраны природы в настоящее время стала много сложнее, мудрее и взяла на вооружение множество различных методик. И мы сами должны становиться умнее, учиться правильно распределять прилагаемую энергию. Мы должны решать действительно сложные проблемы.

А что есть «сложные проблемы» для природоохраны?

— Если говорить в общем, то одна из таких проблем — то, что в основном вымирание видов происходит в развивающихся странах. Как работать со странами вроде Колумбии или Бразилии? Первый шаг — начать думать о проблеме в международном масштабе. Есть немало сложных глобальных связей.

Хороший пример: сжигая леса, Бразилия является третьей страной мира по объёмам выброса в атмосферу парниковых газов. Но благодаря двустороннему соглашению с правительством Норвегии Бразилия смогла значительно сократить масштабы обезлесения.

Кроме того, везде есть своя, местная специфика: работаете ли вы во Флориде, на Мадагаскаре, в Колумбии или Бразилии, везде необходимо учитывать интересы местных жителей.

Так, работающий в Африке проект Big Cats Initiative занимается финансированием проектов, направленных на уменьшение числа конфликтов между дикими животными и человеком. Для многих жителей Кении и Танзании скот — всё их богатство. И если под покровом ночи львы ворвутся в бомы и убьют ваш скот, едва ли вы очень обрадуетесь. Поэтому неудивительно, что люди мстят и убивают львов. Мы работаем с грантополучателями National Geographic, помогая строить более качественные бомы, которые позволят людям успешнее охранять свой скот и, таким образом, уберегут львов от расправы.

Есть множество подобных локальных проблем. Как и политика, природоохрана осуществляется в том числе и на местах, и мы стараемся предоставить людям альтернативные, более устойчивые пути.

Что по-прежнему требует улучшения с научной стороны?

Научиться осознавать, где нужно действовать немедленно. Основным направлением нашей статьи в Science было представление того, как слияние различных технологий создаёт новые пути решения этой проблемы.

Мы можем показать на карте, где живут виды. Можем мы и показать, где, скорее всего, их уже нет, поскольку мы получаем от исследовательской группы Джо Сэкстона из Университета Мэриленда всё более качественные данные по масштабам обезлесения. Зная, где сводятся леса, мы можем надёжнее установить, где стоит разместить охраняемые зоны. Таким образом, мы получаем возможность более мудро осуществлять охранную деятельность.

Но мы всё ещё теряем многие виды, и совершенно точно нуждаемся в лучших данных о том, где может быть особенно богатое биоразнообразие — хотя я думаю, что новые технологии значительно улучшат наши способности в выяснении этой информации.

Также мы по-прежнему решаем всеобъемлющий, имеющий политическое значение вопрос о том, какую планету унаследуют наши дети и внуки. Это трудно: глобальное потепление, к примеру, очевидно, но вопрос стоит значительно шире. Я думаю, необходима глобальная дискуссия о том, как мы формируем наше глобальное будущее — хотим ли мы иметь планету, которая будет продолжать становиться все жарче и жарче; будем ли мы продолжать использовать ресурсы суши и океана неустойчиво; позволим ли мы этой волне вымирания истощить разнообразие жизни на Земле. Это проблема мирового масштаба, и меня беспокоит то, как плохо мы это понимаем.

Брэд Пламмер, Vox, 17 апреля 2015
Перевод Павла Смирнова

Источник Вымершие и вымирающие животные

 P.S. Социальные детерминанты, без которых анализ не полон

Стоит дополнить рассказ проф.Пимма тем, что он опустил, ввиду неразумности сообщать потенциальным грантодателям, что система, в которой они зарабатывают деньги, создаёт сохранению биоразнообразия общие проблемы, с лихвой перекрывающие всякий частный успех. Можно ведь и лишиться средств, сделавших эти успехи возможными…

Так или иначе, из «злой четвёрки» факторов (Дж.Даймонд), обеспечивающих современное вымирание видов, с капитализмом органично связаны 3[1]; все они особенно интенсифицируются в современном глобальном капитализме. «Открытая экономика» и «свобода предпринимательства» губят местоообитания и поддерживают вымирание видов «на местах», а международная торговля и дальние перевозки максимально интенсифицируют этот процесс, так же как и угрозу сообществам от инвазивных видов.

Всё, даже предпринимаемое для охраны природы, в конечном счёте приносит вред, если организуется как бизнес или существует на % от средств, зарабатываемых бизнесом на разрушении дикой природы. Так, плантации биотоплива или ветроэнергетика, начатые вроде бы для «охраны климата», наносят значительный ущерб, если устраиваются для получения прибыли. Первые делаются опасностью для биоты тропических лесов или – в развитых странах – для видов птиц «традиционного с/х ландшафта», некогда банальных а сейчас дестабилизируемых и сокращающихся. Вторые массово губят редкие виды хищных птиц в Западной Европе и других развитых странах.

Необходимые выводы — этические и (или) политические

И наконец, last but not least, важный момент — личный (или этический). Что побудило меня всерьёз разобраться с концептуальной основой охраны природы в начале 2000-х? Стало стыдно при чтении замечательного четырёхтомника Е.А.Коблика «Разнообразие птиц» (М.: изд-во МГУ, 2001). Я внезапно вдруг осознал, что большая часть тех редких видов, за которых тридцать лет назад ещё не надо было беспокоиться (достаточно просто присматривать за их состоянием и следить, чтоб не уничтожить местообитания), сейчас «естественным ходом вещей» поставлена на грань вымирания.

Эти «безвозвратные потери» мировой фауны вызваны не прямым преследованием или корыстным использованием, большинство из них мелкие и малоизвестные виды — просто «мировая экономика» смела походя местообитания или из соображений пустячной выгоды вселила нового хищника (паразита, конкурента — так произошло со многими видами южноамериканских поганок).

Вот малая толика «побочных жертв» рыночной экономики:

Попугайная цветочница оу (Psittirostra psittacea)

S-mfxCn-g7c

Чубатая вьюрковая овсянка (Sporophila melanops)

XGeXVT2_n7Y

Гавайская серпоклювка нукупуу (Hemignathus lucidus)

IPGsaR2ToIA

Чернолицая гавайская древесница (Melamprosops phaeosoma).

7zYFyKWLxGA

Косумельский кривоклювый пересмешник (Toxostoma guttatum)

x_b9eeaff4

Крапчатокрылый бюльбюль (Phyllastrephus leucolepis)

npjzA3w4ZwE

Рио-де-жанейрский муравьиный крапивник (Myrmotherula fluminensis)

nDzTYhPex-8

Красногорлый украшенный лори (Charmosyna amabilis)

x_cdcd0d51

Белоклювый дятел (Campephilus principalis)

x_b97dd585

Императорский дятел (Campephilus imperialis)

x_c43565c3

Сангихский лесной зимородок (Ceyx sangirensis)

3deNYblS1-I

Голубоглазая земляная горлица (Columbina cyanopis)

On7CHYHSpAE

Атитланская поганка (Podilymbus gigas)

Atitlán_Grebe

алаутранская поганка (Tachybaptus rufolavatus)

Tachybaptus_rufolavatus-EX-alaotra_grebe_Chris_Rose

Более полный перечень таких видов птиц и др. таксонов см. страницу «Вероятно, исчезнувшие» в сообществе «Вымершие и вымирающие животные» ВКонтакте

Помню детское увлечение орнитологией. Тогда, в середине 1970-х появились первые сводки по редким и исчезающим видам птиц (В.А.Винокурова и др.). Хотелось верить, что теперь-то люди поймут, что и как они теряют, и затем совместными действиями уменьшат этот ущерб. Нет — всё идёт своим чередом, а процесс деградации местообитаний и потери видов только ускорился на фоне, повторюсь, многочисленных и несомненных частных успехов природоохранников. Чего стоит одно спасение калифорнийского кондора и маврикийской пустельги!

Беда в том, что число таких видов и сообществ «на грани» в целом не уменьшается, но растёт. Да, успехи природоохранников значительны: некоторые виды спасены от казалось бы совершенно неизбежного вымирания. Для спасения каждого, помимо современного уровня знаний и больших трудозатрат, необходимы значительные финансовые ресурсы. Одно разведение калифорнийского кондора в неволе с предварительной отработкой методов выпуска в природу на кондоре андском стоило $55 млн. Но при капитализме «пряников сладких всегда не хватает на всех»: до видов из «чёрного списка» «не дошли» не столько руки и головы природоохранников, сколько именно средства из рыночной экономики.

Мой приближённый подсчёт по четырём томам «Разнообразия птиц» показал: на каждый спасённый от вымирания или восстановленный вид за последние 40 лет приходится от двух до восьми таких «потерянных» видов (в зависимости от отряда). Думаю, лет через 100 — 150 их запишут на счёт одобрения нынешними экологистами ценностей «свободного мира» и «свободного рынка», и либеральной общественной ориентации — вместо напрашивающейся коммунистической. Ведь природа в обществе, где ценят и берегут капитал, оказывается в гораздо более зависимом и подчинённом положении, чем наёмный труд (просто потому, что природные сообщества после экономической эксплуатации восстанавливаются ещё медленней, чем физические силы рабочих).

Вспомним: в рыночной экономике деньги, выделяемые на сохранение природы и распределяемые через гранты, фонды, личные контакты между разнообразными НПО, представляют собой определённый процент от общей суммы ВВП, заработанного мировым бизнесом. Борьба идёт лишь за увеличение этих «отчислений», но не за отказ общества от данной зависимости. В таком случае этот 1 спасённый вид на фоне 2 — 8 погубленных фактически есть просто «плата за молчание», за то что «зелёная» идеология останется либеральной и не потребует отказа от частной собственности и рыночной экономики как безусловно губительной для дикой природы. По тем же самым соображениям глубоко религиозные аболиционисты США отвергали рабство на Юге, очень эффективное экономически — как погибельное для души.

Лично мне стало стыдно при «свежем» взгляде на этот мартиролог — ведь он означает, что при существующей идеологии любой успех в природоохранных действиях имеет обратный результат. В каждой группе больше ранее благополучных видов и местообитаний переводится за грань уничтожения (или ставится на эту грань, когда их судьба зависит от случая), чем может быть спасено существующими средствами.

Думаю, это неприемлемый collateral damage, и связан он именно с идеологией «демократического либерализма» (интеллектуальные несообразности которой применительно к нашей проблеме описал В.Н.Грищенко, см. «Мировоззрение и права природы»,). Он будет только прирастать, если экологическое движение будет по-прежнему заимствовать идеологию и практику (значит, и этику) т.н. «демократического либерализма», с его приматом «свободы» над виной и ответственностью.

Отсюда — вывод или, точней, выбор; трудный и морально тяжёлый, как все выборы этического характера. Можно продолжать «охранять природу» или, паче чаяния, «защищать права природы» — но в рыночном мире это можно лишь на деньги корпораций и фондов, заработанные, в конечном счёте, на разрушении той же природы. Соответственно, каждый частный успех в более развитых странах — новый заповедник, ещё один спасённый вид — обернётся -кратной потерей видов и экосистем в третьем мире, где находится максимум видового и генотипического разнообразия.

Так что следовать идеологии демократического либерализма просто неэффективно. Не буду обсуждать, как это выглядит в моральном плане — не хочу навязывать свою этику. Второй вариант — ради сохранения природы природоохрана прежде этики обретёт социальную философию (по отношению к ней этика вторична, и обсуждать надо первое).

Она проста: «зелёные» хотят остановить и демонтировать механизм разрушения природы также как «красные» — эксплуатации рабочих, поскольку это один и тот же механизм частной собственности со свободой предпринимательства. Чтобы спасти природу, «зелёным» вместе с «красными» надо остановить, а не обслуживать эту мясорубку. И хотя бы «не крутить ручку»: нашими заявками на гранты, «позициями» в НПО… Неспособность осознать реальность перемалывающих природу «рыночных механизмов», непонимание личного участия в работе этого Молоха — этический дефект того же рода, что у пилотов «летающих крепостей». Они тоже просто «хорошо делали свою работу», выводя бомбардировщик на цель, благо высота полёта и современный механизм бомбометания избавляет от необходимости лично наблюдать результаты (как и в рыночной экономике).

Примечание

[1] Четвёртый – «цепи вымирания», когда вслед за жертвой вымирает хищник, за растением – хозяином – его фитофаги с паразитоидами и пр. представляет собой типичный «контур разрушения» — положительную обратную связь в виде экосистемных изменений, «работающих» на ещё большее разрушение исходного сообщества (а не восстановление, как демутация). Поскольку они запускаются, когда общая площадь биома сократится до некоторого нижнего предела (или фрагментируется слишком сильно), а то и другое «делается» рыночной экономикой, дальнейшее понятно.

 

Об авторе wolf_kitses