Об истории, культуре и современных проблемах коми. Часть 5.

Print PDF

Анастасия Васильева

Питирим Александрович Сорокин

О детстве и юности, до окончания университета, написано по автобиографической книге Сорокина «Долгий путь» [1] (книгу читала в гостях, прочитала целиком, но законспектировать успела только начало); далее – по источникам [2], [3]. Про годы революции и отъезд за рубеж в [2] стоит такой комментарий:

«Такова официальная версия, поддерживаемая самим Сорокиным в бытность американским гражданином. Насколько в деталях она правдива, что осталось за кадром, а что, напротив, сильно выпячено на передний план — сейчас сказать трудно…»

Вообще в самой книге «Долгий путь» Сорокин иногда делает фактические ошибки – неправильно называет имена, даты и т.п., в примечаниях эти ошибки исправляются (текст книги Сорокина тщательно сверялся с документами). Здесь я пишу текст уже с учетом этих примечаний.

П.А. Сорокин родился 4 февраля 1889 года (23 января по старому стилю) в селе Турья. Его мать, Пелагея Васильевна, была дочерью коми крестьянина. Отец, А.П. Сорокин, русский, был странствующим ремесленником. Родился и выучился ремеслу он в Великом Устюге. В 1894 году мать скончалась. Питирим и старший брат Василий остались с отцом, младшего брата Прокопия воспитывала старшая сестра матери, жившая в деревне Римья на берегу Вычегды.

Питирим Сорокин жил в Коми крае до августа 1904 года. Он считал своими родными и коми, и русский язык (правда, к моменту написания своей книги коми язык существенно забыл, не имея практики в течение десятков лет). О коми народе он пишет следующее:

«Почти весь коми народ говорил по-русски, владея вторым языком. По грамотности они занимали третье место среди многочисленных народностей России (после обрусевших немцев и евреев).

Жили они в основном за счет сельского хозяйства, а дополнительно промышляли охотой, заготовкой строевого леса и рыболовством. Их жизненный уровень был выше, чем у остальных народов, населяющих Россию. Индустриализация и урбанизация тогда еще не вторглись в их жизни, как сегодня. Во всем Коми крае вряд ли нашлась бы хоть одна фабрика или завод».

Противостояния между несколькими христианскими течениями у коми не наблюдалось (как и противостояния между языческим и христианским религиозными культами). Основой этого мирного сосуществования было общее убеждение, что весь мир – это живое единство, и что «истина едина, люди только называют ее разными именами». Свои дела коми решали самостоятельно, при помощи непосредственного самоуправления. Избы крестьян не имели замков, поскольку не было воров. Мир прекрасного у коми состоял, в первую очередь, из природы, и дополнялся миром сказок, мифов, народных песен, танцев и т.д.

Когда Питириму было десять лет, он со старшим братом Василием ушел из дома и стал бродячим ремесленником (это произошло из-за того, что отец после смерти матери пристрастился к алкоголю).

Элементарные навыки письма, чтения и арифметики он усвоил, судя по всему, с помощью отца и брата. Первым учителем была простая крестьянка из Римьи, которая учила нескольких деревенских детей читать, писать и считать в своем доме. Кроме того, Питирим читал любые книги, попадавшиеся ему в селах Коми края. Благодаря этому рано познакомился с классикой русской литературы: Пушкиным, Гоголем, Тургеневым, Толстым, Достоевским. Читал также переводные произведения: «Принц и нищий» М. Твена, некоторые романы Чарльза Диккенса, волшебные сказки и эпические сказания, жития святых, исторические труды, книги о природе. Помимо чтения, он беседовал и спорил с сельскими интеллигентами и просто крестьянами. Некоторые учителя, священники и крестьяне активно интересовались его успехами и помогали книгами, советами, едой и теплой одеждой.

В результате такого бессистемного, но многостороннего образования Питирим Сорокин без труда поступил в школу второй ступени, открытую в селе Гам. Там он получал стипендию в 5 рублей, которыми оплачивались комната и стол в школьном общежитии за год. Библиотека и учебное оборудование были заметно лучше, чем в начальных школах. Общая атмосфера стимулировала развитие интеллекта и рождала ощущение счастья.

Во время каникул Питирим Сорокин зарабатывал на жизнь самостоятельно, занимаясь прежним ремеслом. При этом много общался со священниками, что повлияло на формирование его системы ценностей.

Окончил он Гамскую второклассную школу 2 июня 1904 года. Для него выделили стипендию в Хреновской учительской семинарии в Костромской губернии. Школа готовила учителей для церковно-приходских школ. Трехлетняя программа обучения была там намного насыщеннее, чем в начальной и второклассной школах. Там же началась дружба со студентом Н.Д.Кондратьевым, будущим [эсером и ] экономистом.

Кроме студентов и преподавателей, Питирим Сорокин в то время встречался с разными людьми: крестьянами, фабричными рабочими, духовенством, чиновниками, врачами, писателями, а также представителями различных политических партий. В результате у него изменилось мировоззрение. Религиозность уступила место отрицанию теологии и обрядов православной церкви. Среди политических партий ему наиболее близкими оказались эсеры. Он стал руководителем отделения эсеров в школе и в округе, активно агитировал за свержение царизма.

Проучившись два с половиной года, в 1906 г. он был арестован. В тюрьме в то время режим был достаточно свободным: заключенные за плату пересылали через охранников на волю письма другим революционерам, свободно навещали друг друга в своих камерах. Сорокин это комментирует следующим образом. Когда политический режим начинает рассыпаться, «вирус дезинтеграции» распространяется всюду, и революцию нельзя уже искусственно остановить, ей для осуществления даже не нужны какие-то особенные люди.

В течение нескольких месяцев, проведенных за решеткой, Питирим Сорокин узнал, как он считает, больше, чем мог бы дать пропущенный семестр в церковно-учительской школе.

Во время заключения Сорокин также общался с обычными преступниками. Этот опыт ему подсказал тему первой книги «Преступление и кара, подвиг и награда», вышедшей в 1913 году.

Выйдя на свободу, он стал ходоком-агитатором среди фабричных рабочих и селян, выступал под псевдонимом «товарищ Иван».

Осенью 1907 года Питирим Сорокин решил уехать в Санкт-Петербург. Единственным знакомым там был Федор Коковкин, который его принял на несколько дней и посоветовал дать объявление с предложением репетиторских и секретарских услуг. Ученики быстро нашлись.

Для поступления в университет нужно было сдать жесткий экзамен на аттестат зрелости за 8 классов гимназии. Для подготовки Сорокин стал ходить на Черняевские курсы. (Курсы Черняева – среднее учебное заведение в ведении Министерства народного просвещения. Курсы были рассчитаны на 4 года, принимались лица обоего пола не моложе 15 лет без сословных и иных ограничений. Курсы были платные, но неимущие и хорошо успевающие учащиеся освобождались от платы за обучение.)

Одним из преподавателей на курсах Черняева был К.Ф. Жаков [коми литератор, этнограф, философ; о нем я напишу в следующей части. – А.В.]. Позже с ним Сорокин провел несколько экспедиций, изучая антропологию и экономику коми народа (в 1908 и 1909 годах были экспедиции по изучению Печорского края, в которых Жаков заведовал статистикой; вероятно, они и позднее путешествовали по Коми краю, собирая фольклор и этнографические данные).

В это время Питирим Сорокин приобщается и к культурным ценностям, собранным в Петербурге. Он пишет, что любой большой город дает человеку возможность для развития и деградации. XX век он называет веком коммерциализованной и вульгарной псевдокультуры; поскольку многие горожане между ней и настоящей культурой не делают различия, они оказываются в итоге не лучше нецивилизованных дикарей по уму, поведению и способности к созиданию.

Ближайшим другом Питирима Сорокина был Н.Д. Кондратьев, которого также исключили из учительской школы за революционную деятельность.

В 1909 году Сорокин поехал в Великий Устюг и сдал экзамен за гимназический курс. Поступил в недавно открытый Психоневрологический институт. Его тогда интересовали химия и социология, но в итоге выбор пал на социологию.

В противоположность американским университетам, в то время не требовали обязательного присутствия на лекциях и семинарах. В течение академического года практически не было зачетов. Вместо этого устраивался один, но очень тщательный экзамен в конце семестра.

В конце года Сорокин ушел из института и поступил в Санкт-Петербургский университет на юридический факультет (он не смог собрать нужную сумму на обучение, отдал только часть; приступить к учебе смог благодаря поручительству Жакова, но в конце года встал вопрос об отчислении за неуплату). Факультета социологии в университете тогда не было.

В студенческие годы проводил антропологические, социологические, юридические и философские исследования, на третьем курсе опубликовал работу «Преступление и кара, подвиг и награда». В 1914 году окончил университет с дипломом первой степени.

Сорокин продолжает заниматься и политической деятельностью. В 1911 году ему чудом удалось избежать очередного ареста после студенческих беспорядков, вызванных смертью Л.Н. Толстого. Некоторое время он скрывался за границей. В самом начале 1913 года столичной группой партии эсеров было решено распространить прокламацию по случаю празднования 300-летия Дома Романовых с призывом выразить протест против празднования однодневной забастовкой всех торгово-промышленных предприятий и высших учебных заведений столицы. Об этом стало известно отделению по охране общественной безопасности и порядка, и 10 февраля был проведен обыск и арест наиболее деятельных членов партии. В их число был зачислен и студент П. Сорокин. Через несколько дней после заключения в Спасскую часть ему было разрешено написать письмо М.М. Ковалевскому, который работал на кафедре социологии в Психоневрологическом институте; Сорокин тогда был у него секретарем. Однако до адресата оно не дошло, было перехвачено и «подшито к делу». Тем не менее, Ковалевскому все же как-то удалось узнать об аресте, и по его прошению 24 февраля Сорокин был освобожден.

Закончив университет, Питирим Сорокин был оставлен при кафедре уголовного права и судопроизводства для подготовки к профессорскому званию. В 1915 году он сдал магистерские экзамены, в январе 1917 года получил звание приват-доцента Петроградского университета. Однако революция помешала защите магистерской диссертации.

В предреволюционные годы Сорокин был активен на поприще популяризаторства. С особым упорством он стремился донести до читателя мысли Э. Дюркгейма, идеи которого, можно сказать, проходят рефреном через основную массу его работ.

После Февральской революции Сорокин принимал самое активное участие в функционировании Государственной думы, Временного правительства, в подготовке Всероссийского крестьянского съезда, он редактировал эсеровские газеты «Дело народа» и «Воля народа». Некоторое время являлся личным секретарем А.Ф. Керенского. Что касается участия России в Первой мировой войне, Сорокин был за то, чтобы продолжать воевать.

Октябрьскую революцию он не принял (в своей книге он пишет о большевиках исключительно в «черном цвете», как в целом, так и об отдельных людях). 2 января 1918 года он был арестован большевистским правительством (1 января было покушение на Ленина). Через некоторое время его все же освободили — помог Г.М. Крамаров, меньшевик-интернационалист. После этого Сорокин переехал в Москву, продолжал заниматься политической деятельностью, был послан в Великий Устюг, Вологду и Архангельск для борьбы с большевиками. В итоге был вынужден скрываться в лесах. С наступлением холодов пришлось сдаться властям. Он был повторно арестован и находился на грани расстрела. Спасло его отречение от политической деятельности и открытое письмо, где он заявляет о своем выходе из партии эсеров. В.И. Ленин, в свою очередь, написал статью «Ценные признания Питирима Сорокина».

После этого Сорокин был освобожден и смог вернуться к научной и преподавательской деятельности. В конце 1918 года он уже состоит на службе в I Петроградском университете, а со следующего — во II-м при психоневрологическом институте. Известно, что одновременно он читал лекции в сельскохозяйственном институте, институте народного хозяйства, на всевозможных обучах, ликбезах и т. п. Словом, активно сотрудничал с Наркоматом просвещения и даже принимал участие в учебно-научных экспедициях. Сорокин предлагал конституирование новой дисциплины — родиноведения, — призванной синтезировать совокупные знания разных естественных и гуманитарных наук. В 1920 году Сорокин избирается руководителем кафедры социологии при факультете обществознания Петроградского университета. Тогда же он пишет массовые, «популярные» учебники по праву и социологии и, наконец, публикует двухтомную «Систему социологии» (1920). В том же году он становится профессором кафедры социологии Петроградского университета. Однако взаимоотношения с властями опять стали ухудшаться. В 1922 году он пишет отрицательную рецензию на книгу Н.И. Бухарина «Теория исторического материализма». Во время голода на Поволжье он проводит там социологическое исследование, на основе которого пишет книгу «Голод как фактор» (набор этой книги в итоге был уничтожен).

В конце лета 1922 года начались аресты ученых, неугодных властям [ввиду продолжения контрреволюционной деятельности; куда более грубой была высылка, например, просоветских активистов из Франции 1947 г., всего липшь пользовавшихся объявленными «свободами». Советская власть ещё и оплатила проезд высылаемых первым классом.]. От них брали по две расписки. В одной оговаривался десятидневный срок, в течение которого преследуемого обязывали покинуть страну. Во второй фиксировалось, что если он вновь вернется в Советскую Россию без соответствующего на то разрешения властей, то будет непременно казнен.

23 сентября 1922 года Сорокин с женой уезжают за границу. После непродолжительного пребывания в Берлине чета Сорокиных по приглашению президента Чехословакии Б. Массарика, с которым они познакомились в Петрограде, отправляется в Прагу. Там Сорокин участвует в организации двух журналов («Деревня» и «Крестьянская Россия»), читает лекции в сельскохозяйственном институте. Подготавливает к печати пять книг как чисто академического содержания, так и посвященные анализу текущего момента в России. Значительно поправив свое здоровье за год относительно спокойной жизни в Праге, Сорокин приступает к реализации своих былых замыслов и садится за написание нового фундаментального труда — «Социология революции». Но уже осенью 1923 года, приняв приглашение видных американских социологов Э. Хайэса и Э. Росса прочесть серию лекций о русской революции, Сорокин навсегда перебирается в Соединенные Штаты, покидая их границы лишь очень редко и то в качестве визитера.

Менее года понадобилось Сорокину для культурной и языковой акклиматизации. Посещая церковь, публичные собрания, университетские лекции и много читая, Сорокин довольно быстро обрел свободный разговорный английский язык и уже летним семестром 1924 года приступил к чтению лекций в Миннесотском университете, сотрудничая при этом с университетами в Иллинойсе и Висконсине.

Первым печатным результатом становится его книга «Листки из русского дневника» (1924), описывающая и анализирующая российские события с января 1917 года по сентябрь 1922 года. В 1925 году выходит в свет его «Социология революции», за ней следует «Социальная мобильность» (1927); через год — «Современные социологические теории» (1928); еще через год — «Основания городской и сельской социологии» (написанная в соавторстве с другом и коллегой в течение долгих лет — К. Циммерманом); и, наконец, трехтомная «Систематическая антология сельской социологии» (1930—1932). Хотя книги были неоднозначно встречены и оценены американским научным сообществом, но с их помощью Сорокину окончательно удается преодолеть предвзятую настороженность в отношении своей персоны и, даже более того, с «задворок» политической эмиграции передвинуться на авансцену американской социологии.

В 1930 году занавес враждебности окончательно пал. Всемирно известный Гарвардский университет учреждает социологический факультет и предлагает Сорокину возглавить его. Ранее он отклонял предложения подобного рода, но на сей раз решается занять деканское кресло, не подозревая, что ему предстоит проработать на факультете вплоть до 1959 года, то есть до ухода на пенсию в возрасте 70 лет.

В середине 30-х годов Сорокин слегка приоткрывает завесу своей творческой лаборатории и анонсирует новое направление своих исследований, публикуя ряд статей на темы, в общем не свойственные его предшествующему творчеству — как, например, «Путь арабского интеллектуального развития с 700 по 1300 г.» (1935), «Флуктуации материализма и идеализма с 600 г. до н. э. вплоть до 1920 г.» (1936). Тогда же Гарвардский университет выделяет четырехгодичный грант колоссальных по тем временам размеров в 10 тысяч долларов для осуществления сорокинской задумки. На протяжении нескольких лет по тому в год выходит главное произведение социолога — «Социальная и культурная динамика».

Реакция на книгу была неожиданной и, в целом, не в пользу Сорокина. В популярных американских журналах, по подсчетам А. Тиббса, из семи рецензий лишь две были неблагосклонными; в специализированной, но не социологической периодике из шести рецензий благожелательной оказалась только одна; а вот в специализированных социологических журналах из 11 рецензий шесть были амбивалентными, четыре отрицательными и лишь один отклик — положительным. В центральном органе Американской социологической ассоциации — «Американское социологическое обозрение» — рецензии Р. Макайвера и Г. Шнайера, более того, оказались резко отрицательными. Интеллектуальная изоляция Сорокина стала вновь нарастать.

Завершив титаническую работу над «Динамикой», разуверившись, видимо, в адекватности восприятия своих идей в среде академических ученых, Сорокин апеллирует к читающей Америке. Сперва появляется популярная адаптация «Динамики» для массового читателя — «Кризис нашего времени» (1941), ставшая впоследствии самой многотиражной, самой переводимой и самой читаемой книгой ученого. Через год после этого появляется «Человек и общество в бедствии»; а несколько позднее — «SOS: значение нашего кризиса» (1951). Все больше Сорокин превращается, по меткому наблюдению Л. Коузера, в «одинокого волка» от науки. Его труды и идеи приобретают эксцентричный характер, а выступления на общественной арене становятся все более критичными.

Ригористический крен мышления Сорокина в 50-е годы еще больше усиливается. Эксцентричность и профетизм становятся главными стержнями его публичных выступлений в печати, а проповедь кризиса и альтруистической любви — центральной темой, пронизывающей почти все позднее творчество ученого. Видно это по одним только названиям ряда его книг — «Социальная философия в век кризиса» (1950), «Альтруистическая любовь» (1950), «Изыскания в области альтруистической любви и поведения» (1950), «Пути и власть любви» (1954), «Американская сексуальная революция» (1957), «Власть и нравственность» (1959).

В 60-е годы «непричесанные», с точки зрения обывателя, мысли Сорокина продолжали эпатировать публику, а в общественном мнении все сильнее укреплялся имидж «чудо-старца» со странностями. В 1960 году он публикует свое конвергенциональное кредо, эссе «Взаимное сближение Соединенных Штатов и СССР к смешанному социокультурному типу», написанное в атмосфере довольно напряженных советскоамериканских отношений, когда каждая из сторон «не сомневалась» в абсолютной правильности своего пути развития и совершеннейшей порочности системы оппонента. Эссе начиналось со слов:

«Западные лидеры уверяют нас, что будущее принадлежит капиталистическому («свободное предпринимательство») типу общества и культуры. Наоборот, лидеры коммунистических наций уверенно ожидают победы коммунистов в ближайшие десятилетия. Будучи не согласным с обоими этими предсказаниями, я склонен считать, что если человечество избежит новых мировых войн и сможет преодолеть мрачные критические моменты современности, то господствующим типом возникающего общества и культуры, вероятно, будет не капиталистический и не коммунистический, а тип специфический, который мы можем обозначить как интегральный. Этот тип будет промежуточным между капиталистическим и коммунистическим строем и образом жизни. Он объединит большинство позитивных ценностей и освободится от серьезных дефектов каждого типа».

Согласно логике Сорокина, мы наблюдаем два параллельных процесса — упадок капиталистической системы (разрушение свободнопредпринимательских первооснов буржуазного строя) и неспособность коммунистической системы удовлетворить жизненные потребности людей. Коммунистическую идеологию и экономическую систему он рассматривает как одну из разновидностей тоталитарных режимов. Кризисное состояние любого общества очень часто приводит к «тоталитарной конверсии, и чем сложнее критический момент, тем глубже тоталитарная трансформация». Ослабление же критической ситуации в обществе ведет к «детоталитарной реконверсии, к менее регламентированным и свободным образам жизни, и чем больше ослабевает критический момент, тем шире происходит свободная реконверсия». И если в будущем удастся избежать великих катаклизмов, то «коммунистические» и схожие с ними тоталитарные режимы неизбежно придут в упадок [это предсказание сбылось, а вот «свободная реконверсия» — увы, Оссип Флейхтгейм был куда более точен].

В последние годы жизни Сорокин вновь разрывает круг изоляции. Его книги «Причуды и недостатки современной социологии и смежных наук» (1956) и «Современные социологические теории» (1966) были встречены гораздо благожелательнее. В 1964 году 75-летнего Сорокина избирают председателем Американской социологической ассоциации, что всегда считалось актом высочайшего признания заслуг ученого. Радикально настроенное студенчество записывает имя Сорокина на своих знаменах. Словом, весь мир вновь обернулся к позабытому старцу, которому все еще хватало сил для жестких атак на правительство за аморальную войну во Вьетнаме и на академическую науку за злоупотребления позитивизмом. Последние два года были омрачены тяжелой болезнью. 11 февраля 1968 года Сорокин скончался в своем доме на Клифф-стрит в Винчестере. В том же году Американская социологическая ассоциация учредила ежегодную премию имени Сорокина за лучшую книгу по социологии.

Василий Петрович Налимов

Эта часть написана по [4], [5]

Василий Петрович Налимов (1879–1939) – этнограф, выходец из коми. В своих исследованиях он всегда показывал, что малые и подавленные народности несут свое миропонимание, достойное изучения, философского осмысления и уважения.

Родился в селе Выльгорт (недалеко от Усть-Сысольска). Первоначальное образование получил в земском начальном училище, затем в двухклассном городском училище. Земство его посылает стипендиатом в фельдшерскую школу в Москву (1894-1897 гг). Затем в течение 5 лет он отрабатывает стипендию, работая фельдшером в разных уголках Коми края. В 1903 году возвращается в Москву и работает фельдшером сначала на заводе Центрального электрического общества, потом в клиниках Московского университета.

В это же время Налимов начинает публиковать статьи по этнографии зырян в журнале «Этнографическое обозрение». Он успешно сдал экзамены за полный курс классической гимназии и поступил в университет на естественное отделение физико-математического факультета. Закончил его с дипломом первой степени по специальности «Антропология» в 1912 году.

В первой публикации «Некоторые черты из языческого миросозерцания зырян» он показывает различие в миропонимании мужчин и женщин в зависимости от рода занятий. Следующая статья «Загробный мир по верованиям зырян» привлекла внимание финских ученых. Налимов становится стипендиатом Финно-Угорского общества. Открылась возможность экспедиций. В 1910 году он получает премию за рукописный труд «Материалы по этнографии зырян и пермяков». Эта работа охватывает следующие темы: терминологию родственных отношений, верования, магию, сведения о народной медицине, обычное право, лингвистические данные и географические названия. Налимов пытался в какой-то степени реконструировать утраченную внутреннюю связь верований. В беседах с сыном – автором книги «Канатоходец» – любил подчеркивать близость зырянского народного сознания к природе.

Из статьи В.П. Налимова «Пермяки»:

«… Женщина считается как бы нечистой, оскверненной… с другой стороны, женщина стоит не только выше мужчин, но и попа и чиновников… Женщина, позволившая себе ударить лучиной кошку, собаку, ткнуть их ногой, перед родами должна просить у обиженного животного прощения…»

Человек, по верованиям зырян, не занимает исключительного места в природе. В христианстве, особенно в его ветхозаветном звучании, человек оказывается отчужденным от природы.

Налимов категорически выступал против того, чтобы народное мировоззрение рассматривалось как примитивное, полагая, что за простотой и наивностью выражения можно увидеть глубину понимания, исконно присущую человеку. Например, в верованиях коми признается полная свобода человека (Ен, творец вселенной, предоставляет человеку полную свободу; в верованиях нет судьбы, рока).

«Богатства, материальные блага не являются ценностями, заслуживающими внимания. Богатый, не обладающий высокими качествами души, является просто существом, нуждающимся в общественном попечении, несчастным, которому не доступно самое дорогое в жизни» (Сущность и значение этнографии. Вестник Нижегородского ун-та. 1918, № 8, с. 6-10).

И вот что оказалось примечательным: «Смертность детей в зырянской земле меньше, чем в Норвегии и Швеции» (оттуда же).

Из [5]:

«С 1918 по 1921 гг. В.П. Налимов является профессором Нижегородского университета, а в 1922 г. этнограф вместе с семьей перебирается в Москву. В 1922–1925 гг. работает профессором землеведения во 2-м МГУ, одновременно он профессор Медико-педологического института. В 1924–1928 гг. – ученый специалист Тимирязевского научно-исследовательского института изучения и пропаганды основ диалектического материализма. Кроме того, В.П. Налимов преподавал в Научно-исследовательском институте по изучению народов Востока. С 1928 по 1938 гг. – профессор Географического научно-исследовательского института при МГУ, где он являлся научным руководителем по географической таксономии и активно занимался топонимическими исследованиями. Коллеги высоко ценили ум, работоспособность и широкую эрудицию В.П. Налимова. Благодарные студенты писали профессору трогательно-теплые письма. Пермская областная газета «Звезда», откликаясь на лекции В.П. Налимова, назвала его «зырянским Ломоносовым».

В 1920-е гг. В.П. Налимов активно проводил полевые исследования в Большеземельской тундре, Казахстане, у лопарей под Мурманском, на Ижме и Печоре, среди удмуртов Вотской автономной области и Закамья. Независимо от места работы и предмета основных исследований (со второй половины 1920-х гг. это, прежде всего, география, геоморфология, топонимика и картография), Налимов не оставлял занятий этнографией коми и других финно-угорских народов. Будучи профессором Московского университета, он сотрудничал с издававшемся в Усть-Сысольске экономическим и краеведческим журналом «Коми му» [«му» переводится как «земля». – А.В.]. В этом журнале опубликованы две его статьи: «К этнологии коми» и «К материалам по истории материальной культуры коми».

Уже со второй половины 1920-х гг. в жизни В.П. Налимова начинают звучать тревожные нотки. Сначала возникают сложности с публикациями… В 1933 г. В.П. Налимов был арестован по «делу СОФИН» – «Союза освобождения финских народностей». Ему, как и другим участникам процесса, было предъявлено обвинение «в участии в широко разветвленной финно-угорской националистической антисоветской организации», целью которой было отторжение от СССР Севера Европейской части и той территории, на которой проживали финно-угорские народы, присоединения их к Финляндии и создания так называемой «Великой Финляндии» от Балтики до Урала. По этому делу было арестовано большое число представителей финно-угорской интеллигенции, такие, как удмуртский ученый и поэт Кузебай Герд (К.П. Чайников), коми поэт и лингвист Илля Вась (В.И. Лыткин), крупный финно-угровед Д.В. Бубрих, закрыт ряд научно-просветительских национальных организаций… В 1933–1935 гг. В.П. Налимов отбывает ссылку под Норильском и упорно добивается признания своей невиновности.

Следующий арест последовал в 1938-м. Годом ранее органами НКВД было сфабриковано дело о «контрреволюционной буржуазно-националистической организации», деятельность которой, якобы, была направлена «на свержение советской власти и создание буржуазной республики Коми». В ноябре 1938 г. В.П. Налимов по обвинению в причастности к этой «организации» был арестован и перевезен в Сыктывкар… В конце 1938 г. В.П. Налимов скончался в следственном изоляторе согласно медицинскому заключению почти от 12 болезней, хотя предыдущее заключение, сделанное специалистами Московского университета, такого букета смертельных заболеваний не обнаруживало. Следует добавить, что в ходе реабилитации Василия Петровича Налимова в 1956 г., выполненного по настоянию его сына Василия Васильевича Налимова, который сам в это время вернулся из сталинских лагерей, все живые участники процесса 1938 г. от своих показаний отказались» [увы, это о качестве реабилитации говорит скорей отрицательно — была кампанейщина вместо пересмотра вины каждого индивидуально; правда, последующие кампании были много хуже].

В предыдущих частях уже упоминалось о работах [6] и [7]. Здесь будет рассказано подробнее о содержании статьи Налимова [6].

«В тот период он [Налимов – А.В.] еще не владел финским языком в достаточной мере. На стиле и смысловых акцентах публикации, несомненно, отразилось влияние его «соавторов». Показательна лаконичная редакторская преамбула, в которой об авторе говорится как о «представителе зырян – самого жизнеспособного уральского народа восточной России»» (из [7], стр. 163).

Далее идет выборка из [6] (перевод изложен в [7]).

«Когда я прибыл в Усть-Сысольск, то из разговоров сразу выяснил, что отголоски освободительного движения в России и здесь, среди моих сограждан, звучали вполне отчетливо. Постоянно говорили о Думе, выборах, разработке новых законов и свободе. Еще больше был приятно удивлен подобными настроениями в своей родной деревне. Все желали побеседовать и посоветоваться со мной по поводу этих тем, беспредельно заполнивших всеобщее сознание.

В Усть-Куломе несколько крестьян говорили мне, что было бы необходимым издание газеты на своем языке. Беседовали о том безграничном вреде, который стал следствием того, что в народных школах преподавание идет на русском языке. Один молодой крестьянин, который закончил народную школу, представил свою рукопись. Он занимался собиранием народных песен. Помимо прочего, он составил пособие: «Как можно научиться читать на зырянском без помощи учителя». Пособие было иллюстрировано…

Зыряне с интересом следят за событиями в России. Они всегда хотели понять, какая сторона победит: толстосумы или народ? Когда они слышат, что побеждает народ, то говорят с радостью: «Как же они свою жизнь преобразуют!» – Зырянская программа представляет примерно следующее: Более мелкие дела, которые касаются интересов разных деревень, решаются на общем собрании, те же вопросы, которые касаются всей национальности (kansallisuutta), остаются на рассмотрение избранных. В основу законов должны быть взяты местные обычаи и национальные особенности народа и края. Леса и богатства земных недр являются национальным достоянием. Каждый может пользоваться определенной частью леса для своих нужд, остальные богатства используются для повышения культурного уровня страны. Зыряне являются сторонниками самоуправления; очень важным они считают центральный законодательный государственный орган. Стремление зырян к просвещению подтверждается на деле. В решениях деревенских собраний говорится об увеличении времени обучения в народных школах до 5–6 лет, также об учреждении более высоких учебных заведений, об образовании средних школ. Они защищают свои культурные устремления вне школ, требуют обучения в школах на своем языке. Требование использования своего языка не выдвигалось на сельских сходах. Оно оставлено в стороне по тактическим причинам, что некоторые образованные зыряне почитали более умным решением. Зыряне говорят:

«Раз нет у нас здесь культуры и свободы, то власть остается в руках русских, которые используют нас лишь как рабочую силу. Будь мы более образованны, то наверняка достигли бы лучших позиций».

Некоторые зыряне говорили мне, что просвещенный зырянин обязан делиться своими знаниями с простым народом, и они высказали надежду, что появится литература на родном языке. Сегодня у зырян отношение народа к образованным очень хорошее, если они даже просто высказывают пожелание работать на благо своего народа… В одной деревне образованный зырянин разговаривал с крестьянами. В дождливый вечер, где-то около 10 часов пришла туда немощная старуха, настолько скрюченная, что ее руки доставали до земли. Она поздоровалась с образованным зырянином, сказав следующее:

«Я только что услышала о редком госте; о нем рассказала дочь моей дочери. Я стара, куда меньшее движение вызывает у меня головокружение. Я приползла сюда, чтобы услышать настоящего зырянина, а после могу и помереть. Я чувствую, что еще наступят лучшие времена».

Зыряне пытались избрать образованного зырянина в Думу. И этого они упрямо добивались, несмотря на то, что у зырян нет права быть избранными, и что чиновники грозили строгим наказанием за своевольные выборы…

Зыряне не сплошь настроены протестно, в их среде есть люди застойных взглядов. Это лавочники и мелкие чиновники. Они придерживаются той же политики. В качестве примера приведу слова одного такого человека застойных взглядов, сказанные им на собрании в связи с выборами:

«Зачем нам выбирать в Думу того, кто не может и не имеет права быть избранным. Дума не имеет никакого значения. Давайте исполним всего лишь одну формальность: выберем человека, который не пожалеет одного дня, чтобы сходить в город».

Криками его заставили замолчать.

Заметной чертой характера зырян является их любовь к домашней и национальной независимости. Когда они услышали, что я изучаю местные обычаи, то это вызвало огромный интерес. «Вот здорово, – заметил кто-то – хоть наши дети будут знать о наших обычаях». Другой добавил: «Сравни наши обычаи с русскими законами, и тогда все смогут понять, что лучше». Он не сомневался, что его обычаи лучше русских законов. В их среде также есть большие оптимисты. Некоторые были того мнения, что я собираю народные обычаи, чтобы создать на основе их зырянские законы. Они просили меня обязательно прийти в законодательное собрание, в какой бы стороне я ни находился. О стремлении зырян к независимости пусть будет свидетельством еще один факт, который многие расценивают как наивность. Самый дальний район – Усть-Немский – после октябрьских событий уверен в том, что в Петербурге, наконец-то, образумились и дозволили, чтобы народ правил сам. До района дошли слухи о Думе, и там решили, что зыряне должны сами над собой править. Вскоре подготовили конституцию и сообщили об этом в Петербург…»

Примечания

[1] П.А. Сорокин, «Долгий путь». Автобиографический роман. Пер. с англ. Сыктывкар: СЖ Коми ССР, МП «Шыпас», 1991. – 304 стр.

[2] http://read.virmk.ru/s/SOROKIN/kniga_1/000.htm

[3] http://www.tomovl.ru/komi/sorokin.html

[4] В.В. Налимов «Канатоходец». М., Изд. группа «Прогресс», 1994. 456 с.

[5] Налимов В.П. Очерки по этнографии финно-угорских народов. Ижевск–Сыктывкар,

2010. 336 с.

[6] Nalimow D. Syrjäänieen luonteesta ja riennoista. // Päivä: viikkolehti suomalaista kultuuria varten. № 10. 05.03.1908.

[7] А. Сурво, В.Э. Шарапов. «Самый жизнеспособный среди народов восточной России» (об одной неизвестной публикации В.П. Налимова). // Вестник Удмуртского университета. 2015. Т. 25, вып. 1. Стр. 162-169.