«Вера в науку» тоже лишь вера, не знание

Print PDF

Часто встречаешь так называемый сциентизм — нерассуждающую веру в то, что общественные и/или экологические проблемы решаются технологиями. Особо токсичный вариант: их предлагается решать с помощью технологий ныне отсутствующих, существующих пока лишь в виде общего принципа или первых попыток к ним подступиться, при крайне высоких шансах на то, что есть принципиальные трудности движения в эту сторону и из подобной мечты ничего не получится, как минимум в приемлемый срок.

Искусственный мамонт и искусственная матка

Идёт вымирание видов? И вместо взятия под охрану, восстановления местообитаний, наконец, разведения в неволе, данные гг. надеются на «стартап, который восстановит мамонта вырастив его яйцеклетку в слоне». Разговоры про это идут уже лет 10 как, хотя сразу понятны трудности такого подхода, делающие его неосуществимым:

«У мамонтов, сохранившихся в мерзлоте, с гарантией не сохранились жизнеспособные клетки и ядра. Криоконсервация, при которой они могут сохраниться — это достаточно сложная специальная процедура. На что там точно можно рассчитывать – это что ДНК находится в таком состоянии, что можно её отсеквенировать, собрать (виртуально) и охарактеризовать отличия, скажем, от азиатского слона.

Тем более, что при наличии слоновьего генома при сборке есть на что опираться, поскольку всё-таки хромосомы слона вряд ли сильно перестроены по сравнению с мамонтом. У неандертальского и денисовского человека даже пытаются восстановить метилирование ДНК.

Далее есть два пути и оба пока малодоступны. Либо мы синтезируем эту ДНК заново, зная её сиквенс. Напомню, что создание Вентером бактериального генома, близкого к минимальному, потребовало длительных усилий. При этом это одна короткая и просто уложенная бактериальная хромосома, а не полный набор мамонтовых гораздо более длинных хромосом со сложной укладкой, характерной для эукариот. Даже если учесть, что восстановление ядерной мембраны из мембранных пузырьков происходит в телофазе вокруг любой ДНК, включая чужеродную, и даже если учесть, что для доставки ДНК в ядро могут быть использованы липосомы, подход «сначала синтезируем ДНК мамонта искусственно, а потом доставляем её в ядро клетки слона, откуда каким-то образом (тоже вопрос, как) изъяли «родные» хромосомы» представляется очень сложным.

Другой вариант. Берём клетку слона и редактируем её геном «под мамонта». Да, конечно, сейчас появились способы редактирования на основе CRISPR-Cas и других систем. Но даже изменения в одном месте требуют довольно кропотливой работы и могут порождать ошибки. Даже если предположить, что мы знаем, какие отличия слона от мамонта меняют биохимию, физиологию и морфологию, а какие незначимы (а сейчас мы этого как следует предсказать не можем), менять нам всё равно придётся безумно много».

Марина Фридман, к.б.н., специалист по компьютерной геномике, ИОГен РАН.

Ответы студентов, слушавших курс охраны природы на биофаке МГУ, на вопросы о способах восстановления исчезающих видов, показывают, увы, что слишком многие (до трети-половины) верят в реальность восстановления их мерами генетической инженерии — и дорогими, и пока что отсутствующими, забыв про куда более дешёвые и, главное, действенные способы охраны местообитаний видов, ещё не успевших вымереть, и природных биомов, оказывающихся под угрозой уничтожения. Хуже того, эти надежды социально опасны: успокаивают и отвлекают людей, в ином случае могущих надавить в пользу заповедания биотопов исчезающих видов или против иных угроз их выживанию.

Следующий пример. Женщин при капитализме дискриминируют, у них выше риск безработицы и хуже карьерные возможности, ибо общество и начальники думают «все равно уйдёт рожать»¹? Надо создать искусственную матку, и проблема исчезнет! На деле исчезнет она только если бороться за равенство, давая по рукам за каждую попытку дискриминации, как было в СССР и прочих соцстранах. С другой стороны, особенности человеческого воспроизводства (гемохориальная плацента и отличные от прочих млекопитающих подробности имплантации) делают искусственную матку особенно трудной, практически неосуществимой.

Какие-то результаты получены лишь на мышах, опыты с более крупными животными лишь «на очереди» (поскольку имитируется работа не только матки, но всего организма матери), клинические испытания на людях возможны «не раньше 2030 г.», и т. д. притом что неизвестно, как преодолеть проблему по крайней мере сейчас непонятно как двигаться к этой цели).

Больше того, когда технология вроде уже есть — создана наукой, тиражируется промышленностью и может быть применена в обществе испытывающем проблему, критически важным для успеха последнего оказывается отнюдь не сама технология, а социальные обстоятельства или политические следствия её применения. Так произошло с «золотым рисом» (на Филиппинах и вообще), или со «Спутником V» в РФ и т. д. Грубо говоря, значительная часть населения или, что хуже, целевая группа процесса внедрения откровенно не верит в доброхотность крупного бизнеса, аффилиированных с ними властей, ученых, пренебрегающих мнением всяких-разных туземцев и, как пишут разные клеветники, у них есть для это основания. А, значит, узким местом внедрения оказывается проблема из области не естественных наук, а наук о культуре и/или политике.

Не претендуя на лавры пророка, можно сказать, что в нынешнем обществе появление сколько-нибудь рабочих вариантов искусственной матки (скажем, как варианта кювет для выхаживания недоношенных, только с ещё более ранних сроков) немедленно превратит их в ещё один вариант суррогатного материнства. К ним «подключат» организм женщины — понятное дело, из бедняков или «цветных», вынужденных зарабатывать таким образом в странах «третьего мира» — чтобы он выполнял всю необходимую плоду «физиологическую работу».

Во внедрении новшеств общественный прогресс первичен по отношению к технологическому

Обобщая всё вышесказанное, Донелла и Деннис Медоуз прямо писали, что распространение любой технологии определяется не её достоинствами в решении конкретной проблемы, и не остротой этой последней, а «временем задержки», созданным общественно-политическим контекстом её появления, распространения и применения. И если мы хотим ускорить решение проблемы, действовать должны не учёные а общество, в рамках политики, общественного давления, в сторону сокращения времени задержки для тех решений которые уже есть.

«Чаще всего модель World3 упрекали в том, что она недооценивает мощь технологий и не учитывает способность свободного рынка адаптироваться к обстоятельствам. Действительно, в исходную модель World3 мы не включали отдельные циклы, описывающие технологический прогресс, который мог бы автоматически решить все проблемы, связанные с экспоненциальным ростом экологического следа. Это было сделано намеренно, поскольку мы и тогда не верили, и сейчас не верим, что такие технологические прорывы могут возникнуть сами собой или в результате саморегуляции свободного рынка. Развитие технологий может быть впечатляющим и даже достаточным, но только если в социальной сфере будут приняты определенные решения и если будет желание и средства воплотить их в жизнь. И даже если все сложится именно так, все равно желаемые технологии будут появляться с существенным запаздыванием. Таков наш взгляд на мир сегодня, и таким же он был 30 лет назад. Именно это представление нашло отражение в модели World3…»

«Для многих экономистов технология — это отдельный коэффициент в полном варианте производственной функции Кобба–Дугласа. Он работает автоматически, без запаздывания, каких-либо ограничений, дополнительных расходов и дает только желательный эффект. Неудивительно, что экономисты так слепо верят в потенциал технологий для решения проблем человечества! Однако в «реальном мире» у нас нет технологий с такими волшебными свойствами. Разработки, которые нам доступны, направлены на решение конкретных проблем; все они стоят денег и требуют длительного времени на создание и внедрение. После того как пригодность технологии доказана лабораторными методами, нужно определенное время, чтобы получить средства на внедрение, нанять рабочих, персонал по продажам и обслуживанию, задействовать маркетинговые и финансовые механизмы, и только тогда разработку начинают применять повсеместно. Часто наряду с полезным эффектом наблюдаются и негативные, неожиданные побочные эффекты, проявляющиеся со временем. А лучшие технологии еще и защищают патентами. Их держатели ревностно следят за тем, чтобы за использование платили высокую цену, и часто выставляют дополнительные условия, ограничивающие широкое применение новых разработок.

Донелла Медоуз, Деннис Медоуз, Йорген Рандерс. Пределы роста. 30 лет спустя. М.: изд-во «Бином», 2014. С.258-259, 268.

Частный случай, показывающий справедливость этой цитаты — известная закономерность «летящие гуси». Она объясняет, почему у стран третьего мира не получилось воспользоваться преимуществами осталости, отлично известными экономистам, и с опережением развить у себя самые передовые производства своего времени.

В 1960-х годах, когда только-только стали воспринимать происходящее с биосферой как глобальный экологический кризис, многие учёные, а не только писатели-фантасты и футурологи, говорили, что лет через 10-20 уже будут искусственная пища и искусственная почва, и острота кризиса упадёт. Сейчас, 50 лет спустя, мы видим что в эту сторону не сделано ни одного шага, кризис же лишь разрастается вширь и вглубь, а проблемы утяжеляются. Всерьёз обсуждалась даже такая фантастика, как накрыть города куполом, и вести газообмен с удалением загрязнений, регенерацией чистого воздуха техническими средствами, как на подводных лодках (создав одновременно искусственный климат).

Поэтому сайентизм работает как религия, успокаивает, расслабляет отвлекает от общественного давления, без которого соответствующие проблемы не решить. Только оно сокращает запаздывание между изобретением и внедрением кое-где, внедрением кое-где и массовым распространением полезной технологии. А именно этот период запаздывания оказывается критически важным, всё что относится к науке и технологии (открытия, их промышленные реализации, кадры, системы обучения и пр.) обычно уже есть в момент когда данная проблема начнёт общество беспокоить.

Как я люблю говорить при преподавании охраны природы, все нужные знания, техника, кадры, методы для решения экологических проблем уже есть, препятствия лишь социальные и политические — нужно разложить и/или сломать стену, возведённую на пути действительного решения проблемы выгодополучателями от сохранения нынешней ситуации. И сциентизм панчинского образца здесь оказывается опиумом народа². Единственный выигрыш от данной ситуации — на ней зарабатывают авторы представляющие такого рода маниловщину как научпоп, но все прочие в проигрыше, особенно усердные читатели таких книг.

Хуже того, подобный сциентизм не- или даже антинаучен. В науке нельзя объяснять непонятное неизвестным, между объясняемым и объясняющим не может быть никаких умственных построений, даже самых правдоподобных гипотез, эти воздушные замки ведут к ошибкам «от логики». Теория исследователя не может отрываться от разбираемых им феноменов реальности даже на шаг, и этого же требует научный подход к обычной жизни (или общественной деятельности), её надеждам и ожиданиям.

Например, гены — не детерминанты судьбы, сциентистский миф «всё заложено в генах» путает «влиять» и «определять». Впрочем, идея, согласно которой можно заранее (лучше бы при рождении), вызнать способности, слабости и грядущие болезни человека, совсем не нова — просто раньше для этого предлагались астрология, хиромантия или френология.

Конечно, генетика, в отличие от них, базируется на научном основании — «среднеарифметический» геном человека известен, для каждого отдельного индивида можно понять, чем именно отличается его личный геном. А вот понять, с какими последствиями эти отличия могут быть связаны — гораздо более нетривиальная задача, и для большинства случаев она ещё не решена. Во-первых, случаев, когда «поломка» конкретного гена однозначно и всегда вызывает определённое заболевание, не так уж много. Да, это заболевания чаще всего самые тяжёлые — но и самые редкие. Поиски таких вариантов могут помочь семье, где родился тяжело больной ребёнок, но для большинства людей будут бесполезными.

Во-вторых, мы знаем ещё недостаточно, чтобы понять, насколько тяжелы и фатальны большинство «поломок», особенно если мы наблюдаем их в первый раз (например, потому, что они только-только возникли в половых клетках кого-то из родителей). Другое дело, если такие варианты нам уже встречались, но наиболее вероятно их встретить в той же или родственной популяции, а наша может быть менее изучена.

Применительно к большинству вариантов мы чаще встречаемся с влиянием на предрасположенность к той или иной болезни, с определённым вкладом в интересующий нас признак, на который влияют и варианты других генов, и условия окружающей среды, и образ жизни, и просто случайность. Причём вклад других вариантов для конкретного индивида может быть и более значительным, просто об их эффектах мы не обязательно знаем.

Попросту говоря, если вам по результатам тестирования заявляют о наличии у вас семейной гиперхолестеринемии и необходимости обязательной профилактики, то это почти наверняка так. Если вам заявляют, что у вас предрасположенность к ожирению выше, чем у 80% популяции, и надо соблюдать правила здорового питания, то абсолютно уверенным можно быть только во второй части рекомендации. Надо. Всем надо, с учётом сидячего образа жизни, что на работе, что перед телевизором или компьютером. И здесь объявление, что у вас «плохой ген» вредит гарантированно, соообщённая информация о «хороших» или «плохих» генных вариантах работает как плацебо/ноцебо. Точно так же обстоят дела со способностями к тем или иным видам спорта — можно разделить людей на потенциальных «спринтеров» и «стайеров», но не более того. Точно так же обстоят дела и с прочими способностями, и с интеллектом как таковым, или, например, с ростом. Музыкальный слух гораздо надёжнее проверять после упражнений на развитие музыкального слуха (и голоса, потому что многие люди с хорошим слухом просто не могут правильно спеть ноту), а не изучая последовательность вашего генома.

Как хорошо пишет Вацлав Смил, большая беда современного общества — вера в открытия которых ещё нет, мешающая мобилизации тех же проблем средствами, имеющимися в наличии, т. е. так, как работают биологическая или социальная эволюция: шьют из готового.

«При анализе прогнозов будущих технологических прорывов уместен скептицизм. От колоний на Марсе до самоуправляемых автомобилей: история изобретений полна обещаний, которые могут быть исполнены лишь в очень далеком будущем (если вообще будут реализованы). Нам следует найти баланс между долгосрочным стремлением к инновациям и улучшением того, что мы знаем и чем обладаем сегодня.

Во-первых, с каждым крупным, далеко идущим достижением появляются и опасения, а то и откровенно нежелательные последствия, независимо от того, были ли они оценены сразу или стали очевидны лишь со временем. Свинцовый бензин (тетраэтилсвинец), опасность которого была известна с самого начала, и хлорфторуглероды, нежелательные последствия которых были обнаружены лишь спустя десятилетия после их коммерческого внедрения, олицетворяют этот спектр опасений. Во-вторых, если слишком спешить с завоеванием коммерческого первенства или внедрением наиболее удобного, но явно не лучшего из возможных методов, то долгосрочного успеха вы не добьетесь.

В-третьих, невозможно судить об окончательном принятии, общественной пользе и экономической выгоде изобретения пока оно находится на ранних стадиях разработки и коммерческого использования. И уж тем более, пока оно остается, даже после публичного запуска, на экспериментальной или пробной стадии: это стало ясно после быстрого «сворачивания» дирижаблей и сверхзвуковых самолетов. В-четвертых, скептицизм уместен, когда проблема настолько сложна, что даже сочетание настойчивости и обильного финансирования не гарантирует успеха после десятилетий попыток: здесь не найти лучшего примера, чем попытки создать управляемый термоядерный синтез.

Но похоже, что признание реальности, желание скромно учиться на прошлых ошибках и принятие провального опыта находят все меньше откликов в современном обществе, где массы научно неграмотных, а зачастую и удивительно наивных граждан ежедневно подвергаются воздействию не только восторженных сообщений о потенциальных прорывах, но и зачастую сильно преувеличенных заявлений о новых изобретениях. Хуже всего то, что средства массовой информации часто дают заведомо ложные обещания о грядущих фундаментальных или, как принято говорить, «взрывных» переменах, которые «трансформируют» современное общество. К сожалению, не будет большим преувеличением назвать такое положение дел жизнью в обществе постфактум.

Чудеса, которых не было

В свете того, что разного рода дезинформация о прорывных изобретениях (и их вероятной скорости развития и последующего влияния на общество) сегодня очень распространена, любой систематический обзор этого сомнительного жанра был бы и слишком длинным, и утомительным. Вместо этого я отмечу широту таких утверждений: с нереальными сроками и деталями, которые встречаются в огромном диапазоне, от колонизации планет до доступа к нашим мыслям.

В 2017 году нам сообщили, что первая миссия по колонизации Марса отправится в 2022 году,  а за ней последуют масштабные усилия по «терраформированию» планеты для масштабной колонизации людьми. Это была старая и избитая научнофантастическая песня: многие писатели использовали эту тему, но никто не справился с ней лучше, чем Рэй Брэдбери в своих «Марсианских хрониках» в 1950 году.

На противоположном конце этого спектра разрекламированных изобретений находится способ слияния машин с мозгом человека. Нейрокомпьютерный интерфейс (BCI) был предметом многочисленных исследований в течение последних двух десятилетий. В конечном итоге это потребует имплантации миниатюрных электронных устройств непосредственно в мозг для воздействия на определенные группы нейронов (неинвазивный датчик на голове или рядом с ней никогда не сможет быть настолько мощным или точным), а это мероприятие имеет множество очевидных этических и физических опасностей и недостатков. Но никто никогда не узнает об этом, читая восторженные сообщения СМИ о достижениях в этой области.

Это не мое впечатление, а вывод, сделанный в результате детального изучения почти четырех тысяч новостных материалов о нейрокомпьютерном интерфейсе, опубликованных в период с 2010 по 2017 год. Вердикт однозначен: средства массовой информации не только в подавляющем большинстве случаев были настроены благожелательно, но и в значительной степени были заняты нереалистичными рассуждениями, которые, как правило, сильно преувеличивали потенциал нейрокомпьютерного интерфейса («библейские чудеса», «перспективы использования бесконечны»). Более того, четверть всех новостных сообщений содержали чрезвычайно смелые и невероятные утверждения (от «лежа на пляже на восточном побережье Бразилии, управлять роботизированным устройством, перемещающимся по поверхности Марса», до «бессмертие будет достигнуто за считанные десятилетия»).

В свете планов по «трансформации планет» и слияния мозга с компьютером легко поверить во многие сравнительно приземленные достижения, о которых в последние годы вовсю трубили СМИ. В 2010-х годах неоднократно звучали прогнозы об автономных автомобилях: полностью самоуправляемые машины должны были появиться повсеместно к 2020 году, позволив оператору читать или спать во время поездки. Все двигатели внутреннего сгорания, используемые в настоящее время на дорогах, должны были быть заменены электромобилями к 2025 году: этот прогноз был сделан и широко освещен как почти свершившийся факт в 2017 году. Реальность такова: к 2023 году нет полностью автономных автомобилей, менее 2 процентов из 1,4 миллиарда автомобилей в мире на дорогах электрические, но при этом они все равно не «зеленые», так как электроэнергия, необходимая для их работы, в основном вырабатывается за счет сжигания ископаемого топлива. В наше время около 60 процентов всей электроэнергии производится от сжигания угля и природного газа.

К настоящему времени искусственный интеллект должен был бы взять под контроль все медицинские диагнозы. В конце концов, компьютеры уже обыграли не только лучшего в мире шахматиста, но даже лучшего мастера игры в го, так что суперкомпьютеру Watson оснащенному системой искусственного интеллекта от компании IBM, будет не сложнее покончить со всеми врачами-рентгенологами, не так ли? Ответ известен: в январе 2022 года IBM объявила о продаже Watson и выходе из сферы здравоохранения. Видимо, врачи все еще имеют значение! И методы электронной медицины не могут решить даже самую простую задачу: внедрение электронных медицинских карт (EHR) вместо карт, написанных от руки. Согласно опросу, проведенному в 2018 году учеными Стэнфордского медицинского института, 74% опрошенных врачей заявили, что использование электронных медицинских карт увеличивает их рабочую нагрузку, и, что еще важнее, 69% утверждают, что использование этой системы отнимает время от приема пациентов. Кроме того, эта система подвергает частную информацию опасности со стороны хакеров (неоднократные атаки на больницы показывают, как легко вымогать деньги за возобновление работы этих важнейших информационных служб). Плохо продуманный интерфейс вызывает постоянное раздражение. И почему кто-то решил, что каждый врач или медсестра прекрасно владеют машинописными навыками? И что может быть восхитительного в новой модели медицинской помощи, когда врач смотрит на экран, а не на пациента?

Список можно дополнить легкомысленными обещаниями альтернативной жизни (в виде правдоподобных аватаров) в реалистичном трехмерном виртуальном пространстве. Самым ярким свидетельством этого заблуждения является переименование Facebook в Meta (деятельность организации запрещена в РФ) и вера в то, что люди предпочтут жить в электронной метавселенной. Другой очевидный кандидат — CRISPR, новый эффективный метод редактирования генов. В сенсационных публикациях нам говорили, что между этой возможностью и генетически переделанным миром — один шаг. В конце концов, разве китайский ученый уже не начал генетически модифицировать младенцев, пока его не остановили косные бюрократы? Еще один недавний пример — реклама компании Franklin Templeton в 2022 году, в которой задавался вопрос: «Что если выращивать свою одежду было бы так же просто, как напечатать собственный автомобиль?» Очевидно, последний (так и не ставший реальностью) вариант теперь считается образцом простоты. Какое идеальное решение — просто напечатать все это дома, когда в 2022 году даже крупные автопроизводители испытывали трудности с получением достаточного количества материалов и микропроцессоров для своих производственных линий.

Я убежден, что обеспечение всеобщего доступа к уже известным и существующим улучшениям может принести больше пользы большему количеству людей за более короткий период времени, чем чрезмерная концентрация на изобретениях и надежда на то, что они принесут чудесные прорывы. Это не аргумент против решительного стремления к новым изобретениям, а лишь призыв к балансу между поиском потрясающих будущих открытий и внедрением хорошо освоенного, но все еще далеко не повсеместно применяемого понимания свершившихся достижений.

«И на Марсе не будут яблони цвести», в Big Think

UPD. Интересно бы выяснить, с ростом уровня общего образования и) или доли лиц с высшим образованием в обществе возрастает ли доля тех кто готов на сциентизм повестись или она постоянна? Она точно не падает, что уже плохо — даже лучшее образование в массе не даёт умения мыслить системно и/или самостоятельно.

Источник 22 век