«1984» Оруэлла: голый король

В литературном отношении ценность произведения Оруэлла невелика – тем более что почти все интересные или хотя бы популярные идеи, содержащиеся в этом романе, были им...

Print Friendly Version of this pagePrint Get a PDF version of this webpagePDF

oruel-1984

Жанр антиутопии сам по себе довольно специфичен, поскольку основывается на том, что описывает будущее, худшее по сравнению с существующей действительностью1. Уже поэтому, исходя из самих условий этого литературного направления, значительная часть антиутопических произведений враждебна не только идее преобразования общества.

Зачастую она содержит в себе ниспровержение даже утилитарно-технического прогресса – достаточно вспомнить хотя бы «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли2. Ярким представителем жанра антиутопии является «1984» Оруэлла.

«1984» ныне, стараниями многочисленных интеллектуалов, превратился в настоящий идол; даже его хуление происходит торжественно и церемонно, как низвержение статуи языческого бога крестоносцами. Для консерваторов и либералов это – «правда» о «тоталитаризме», под которым подразумевается социалистический строй. Левые же делают акцент или на том, что само это произведение – продукт социального заказа, или на том, что пороки общества Океании на самом деле в гораздо большей степени присущи капиталистическому обществу, а не СССР.

По счастью, о самом Оруэлле мы сейчас знаем достаточно. Разочаровавшись в коммунизме, он начал обличать СССР с рвением ренегата – подобно тому, как франкский король-язычник Хлодвиг, приняв христианство, «сжег всё, чему поклонялся, и поклонился всему, что сжигал». Среди прочего, что в том же году, в котором Оруэлл опубликовал свой magnum opus, он ярким образом проявил свой «антитоталитаризм», передав в Департамент информационных исследований3 перечень «криптокоммунистов» — то есть лиц, которых он считал так или иначе работающими на СССР.

Позднее апологеты Оруэлла пытались представить эту акцию как что-то безобидное – мол-де, речь шла исключительно о том, чтобы не брать названных в списке лиц на работу в Департамент. На самом деле, такие обвинения, как «склонность к гомосексуальности», в Британии того времени могли изрядно испортить жизнь — достаточно вспомнить плачевную участь великого математика Тьюринга. Впрочем, сами характеристики, которые дает Оруэлл «криптокоммунистам» — «евроазиат», «негр», «еврей» — исчерпывающе характеризуют его идейную эволюцию.

Но попробуем ответить на другой вопрос – насколько «1984» хорош как произведение литературы? Критики уже давно отметили, что все интересные идеи в романе заимствованы из замятинского «Мы». Впрочем, нужно отметить, что сам концепт всевластной диктатуры, контролирующей все стороны жизни общества при помощи передовых технологий, достаточно банален – поскольку хорошо отвечает страхам этого самого общества. Вообще, характерная особенность «1984» (см. ниже) – то, что Оруэлл активно апеллирует к различным страхам и фобиям обывателя4.

Автор "1984", чем-то сходный с главным героем (см.ниже)

Автор «1984», чем-то сходный с главным героем (см.ниже)

Содержательная часть этой книги довольна слаба. Режим Океании стремится полностью контролировать жизнь 20% общества из «внутренней» и «внешней» партии – и при этом практически не ведет идейную работу с 80% того же общества из числа «пролов». Настоящие диктатуры5 XX века – что сталинский СССР, что противостоявшие ему фашистские режимы – действовали по другому рецепту. Да и современный концепт «тоталитаризма» предполагает, что «тоталитаризм» — это именно строй, осуществляющий контроль над всеми слоями общества, всеми сторонами его жизни6.

Одним из главных объектов ненависти в Океании, наряду с внешними врагами, является Эммануил Голдстейн, вождь оппозиционных по отношению к Большому Брату сил, вынужденный бежать из страны (очевидная аллюзия на Троцкого). Для подданных Большого Брата обязательно его поношение на двухминутках ненависти. Между тем, бессмысленность такого акта очевидна – поскольку оппозиция внутри партии, некогда руководимая Голдстейном, давно побеждена и угрозы не представляет7; на роль «внутреннего врага» лучше подошли бы шпионы Евразии или Остазии.

Описание взаимоотношений Океании с соседними странами – как политических, так и военных – тоже неубедительно. Подчеркивается, что в Евразии и Остазии правят режимы, идентичные океанийскому – то есть отношения между ними должны строиться исключительно на прагматической основе, а не на идеологии, и любая из этих держав может вступать в союз с одной против другой. Но при этом Океания всегда воюет или с Евразией против Остазии, или с Остазией против Евразии – никогда не возникает ситуация, при которой Евразия и Остазия объединяются против неё.

В конце романа присутствует (по данным новостей) описание наступление евразийской армии, направленного на захват владений Океании на юге Африки. Первоначально наступление протекает успешно – но за счет десанта во вражеском тылу океанийцам удается нанести поражение врагу, захватив полмиллиона пленных и взяв под контроль всю Африку. Очевидно, что данная операция невозможна даже по чисто логистическим соображениям. Причем списать это на военную пропаганду невозможно – в самом романе прямо сказано, что война Океании и Евразии8 реальна.

Итак, если рассматривать «1984» с позиций проработки мира и реалистичности, то этим Оруэлл похвастаться не может. Основной упор делается именно на то, что должно вызвать у читателя эмоциональную реакцию (Исаак Дойчер справедливо характеризовал «1984» как «политический комикс ужасов»): уничтожение за несогласие с официальной идеологией, расцвет дефицита и доносительства, переписывание истории и даже языка. Доходит это до откровенно гротескных черт вроде культа антисексуальности или противоположенного значения слов (министерства «любви» и «мира»).

Главный антагонист «1984» О’Брайен, представитель «внутренней партии» — правящей верхушки Океании – изображен как откровенно демоническая фигура, упивающаяся идеей совершения зла ради зла; достаточно вспомнить его сентенцию про «сапог, топчущий человеческое лицо – и так вечно». В этом контексте вспоминается уже упомянутая параллель между жанрами антиутопии и фэнтези по склонности к нагнетанию ужаса. Достаточно вспомнить, например, толкиновское «Лэ о Лэйтиан» — поэтическое переложение одного из сюжетов «Сильмариллиона».

Саурон, играющий в этом сюжете роль антагониста, как и О’Брайен в сюжете Оруэлла, взяв в плен главного героя, Берена, и его спутника, эльфийского короля Финрода Фелагунда, обращает к ним следующие слова, напоминающие риторику О’Брайена:

И пусть вековечная древняя тьма

Из внешнего мира нахлынет сама,

Утопит и Варду и солнца лучи!

Пусть ненавистью все начнется в ночи,

Пусть злом завершится течение дней

Под вечные стоны бескрайних Морей!

Но заметим, что фантаст Толкина здесь оказывается достовернее Оруэлла, пишущего внешне-реалистически. В легендариуме Толкина Саурон – падший майя (ангел), служащий Морготу – толкиновскому аналогу Сатаны. В рамках толкиновского легендариума и мировоззрения (напомню, Толкин был христианином) для Саурона, павшего во зло духа, вполне естественно стремиться к совершению зла ради зла. Оруэлловский О’Брайен – человек (пусть и плохой) из плоти и крови, и для него подобная риторика выглядит на порядок более неестественно, чем для Саурона.

3607

Вообще, надо сказать, что изображенная у Толкина «империя зла» реалистичнее оруэлловской. Фигурирующие во «Властелине Колец» орки – безнадежно злые существа! – выглядят более похожими на людей, чем идеологические автоматы в лице Сайма и О’Брайена9. А в «Лэ о Лэйтиан» Саурон (куда более могущественное существо, чем О’Брайен и вся его «полиция мыслей») задерживает Берена и Финрода со спутниками (принявшими образ орков с помощью магии) не потому, что собирается устроить им промывание мозгов с применением пыток10, а за нарушение субординации:

От Саурона сокрыть не смогли

Они свой поход; и, хотя они шли

В лесу, средь деревьев, он их увидал

Издалека, и волков он поднял:

- Приведите мне Орков вот этих скорей,

Что странно идут и страшатся теней,

Они не пришли, хотя был им приказ

Новости все приносить каждый раз

О всех их делах к Саурону, ко мне.

К слову о образе О’Брайена – он, в отличии от остальных героев книги, добрых англичан – ирландец; его слуга Мартин – «желтолицый», монголоид. Сама Океания, хотя её идеология и именуется «английским социализмом», на деле представляет из себя гигантскую американскую империю, поглотившую Великобританию11 – вплоть до того, что её валютой является доллар, а сама Британия стала «взлетной полосой № 1». В этом контексте нельзя не вспомнить полурасистские характеристики, которые Оруэлл давал тем, на кого писал доносы, наподобие «евроазиат» или «негр США».

Ещё один характерный атрибут «1984» — книга построена так, что читатель в ней обращает внимание не на содержательные аспекты репрессивной практики океанийского режима, такие как империалистическая внешняя политика, военные преступления, регулярные публичные казни военнопленных, нищета и расистская идеология (Большой Брат — «скала, о которую разбиваются азийские волны»), а на смачно-чернушные моменты вроде антисексуальной идеологии12, романтического упоения совершением зла13 у членов «внутренней партии» или всеобщей слежки за людьми при помощи телекранов.

Приведу одну крайне характерную цитату:

«Мы разорвали связи между родителем и ребенком, между мужчиной и женщиной, между одним человеком и другим. Никто уже не доверяет ни жене, ни ребенку, ни другу. А скоро и жен и друзей не будет. Новорожденных мы заберем у матери, как забираем яйца изпод несушки. Половое влечение вытравим. Размножение станет ежегодной формальностью, как возобновление продовольственной карточки. <> Не будет иной верности, кроме партийной верности. Не будет иной любви, кроме любви к Старшему Брату. Не будет иного смеха, кроме победного смеха над поверженным врагом. Не будет искусства, литературы, науки».

Занятно, что стилистически речь о’Брайена и создаваемый Оруэллом образом демонизированного антагониста в его лице до боли похож на такую национал-патриотическую фальшифку, как «план Даллеса» — где «темным силам» (только на этот раз не «тоталитаристам», а спецслужбам США) приписывается стремление уничтожить цивилизацию. Впрочем, это и неудивительно – поскольку отечественный «план Даллеса» на самом деле представляет из себя не что иное, как плагиат антикоммунистической (как и книга Оруэлла14) фальшивки «Коммунистические правила революции».

Подведем итоги. В литературном отношении ценность произведения Оруэлла невелика – тем более что почти все интересные или хотя бы популярные идеи, содержащиеся в этом романе, были им заимствованы у других авторов. Созданный его воображением мир откровенно нереалистичен, равно как и психология его обитателей; персонажи – откровенно ходульные. Воздействие на читателя в книге достигается не за счет рационального убеждения, а благодаря активному педалированию различных стереотипов, в явной или открытой форме содержащихся в этой книге.

Когда в прошлом году украинские войска взяли Славянск, отечественные СМИ запустили нелепый фэйк про распятого ими на доске объявлений ребенка. Либералы, в большинстве своем весьма ценящие творчество Оруэлла, бурно возмущались этим наглым и нелепым враньем. Правда, тогда встает вопрос – почему же то, что Дмитрию Киселеву во вред, Артуру Эрику Блэйру (он же Джордж Оруэлл) – во спасение?

Примечания

1Поэтому, кстати, неверно относитесь к жанру антиутопий «Железную пяту» Джека Лондона: «на длинной дистанции» у него торжествуют именно идеи положительных героев романа, и в будущем наступает эра Братства Людей. И даже диктатура «железной пяты», по мысли автора, не некий триумф сил зла, а неизбежный (пусть и позднее преодоленный) этап в развитии человеческого общества.

2Примечательно, кстати, то, что расцвет жанра антиутопии в XX веке совпадает с зарождением фэнтези-литературы – в частности, творчества Толкина, в книгах которого («Хоббит», «Властелин Колец» и «Сильмариллион») именно «темные силы» активно используют технику. Примечательно, что по взглядам Толкин был крайне правым консерватором, хотя к нацистской Германии относился отрицательно.

3Ведомство при МИД Великобритании, занимавшееся антикоммунистической контрпропагандой.

4В этом отношении полезно вспомнить, что во время Второй мировой войны Оруэлл работал в британском пропагандистском ведомстве, то есть должен был владеть соответствующими приемами.

5Понятие «диктатура» я здесь употребляю без всякого осуждения – просто как констатацию факта.

6Некоторые «левые» апологеты Оруэлла, пытающиеся представить его роман чуть ли не как критику капитализма, пытаются утверждать, что установившееся в Океании царство нищеты и дефицита – пародия на послевоенную Великобританию с её карточной системой. Довод откровенно слабый – вряд ли в других странах послевоенной Европы по обе стороны «железного занавеса» не было схожих проблем. Но даже как пародия на английское общество «1984» откровенно не смотрится – хотя бы потому, что в Великобритании существовал буржуазно-демократический строй, а не диктатура «ангсоца» [хотя и не менее жестокий к людям, чем оруэлловский «ангсоц»].

7В этом отношении показательно, что в позднем СССР старались не яростно обличать Троцкого, а, наоборот, как можно меньше и как можно более расплывчато (пусть и в негативном ключе) упоминать его.

8Периодически сменяющаяся войной Океании и Остазии.

9Сомневающимся предлагаю сравнить диалоги Шаграта и Горбага с речекряком Сайма.

10В этом отношении роман Оруэлла доходит до крайнего абсурда: режим, обладающий абсолютной властью, которому не угрожает никакая реальная опасность ни извне (война, как подчеркивает Оруэлл, ведется «понарошку», за нейтральные зоны), ни изнутри (оппозиция давно разгромлена), стремится даже не уничтожить, а перевоспитать каждого несогласного (вроде Уинстона), тратя на это ценные ресурсы! В аналогичной ситуации Саурон банально скармливал несговорчивых пленников волкам.

11Очень злободневная для эпохи распада Британской империи аллюзия.

12Нужно сказать, что господство в Океании антисексуальной идеологии также выглядит весьма неестественно, поскольку высшие и средние слои обычно воспроизводятся хуже, чем низшие, а антисексуальная кампания приведет к дальнейшему падению численности партии.

13Сознательно осознаваемого именно как зло – что для человека, вообще-то, некомфортно.

14Здесь Оруэлл вкладывает в уста о’Брайена всё то, что правые традиционно приписывают левым – стремление уничтожить семейные ценности, моральные устои, творчество и т.д. и т.п. Попадись такой пассаж в произведение какого-нибудь правого щелкопера – он тут же был бы ославлен как конспиролог.

Об авторе Tapkin