Интеллигентские споры

Итак, довелось тут высказаться в журнале одного из друзей (в реале друзей, а не тех, которых случайно сумел зафрендить в ЖЖ) по-поводу споров и того, как их допускается, с точки зрения высказывающего своё прогрессивное мнение, проводить. Ну к примеру — нормально ли привлекать другую сторону, как и какими аргументами пользоваться. Я там высказался в том смысле, что всё зависит исключительно от количества сторон в споре — один, двое, толпа. В последнем случае — дрын/пулемет/что-нить подобное — крайне полезный и веский аргумент, если только Ваше мнение не является мнение масс, но тогда — Вы сами же находитесь по другую сторону баррикад.

В процессе опроса выяснилось, что мнений на этот счет много разных, но более всего, меня лично позабавило то, что многие, вполне натурально, не понимают чем вообще является спор и пытаются применить к нему всевозможные гуманистические коннотации. Это не просто смешно, это просто такое откровенное подтверждение того, что интеллигенция занимает промежуточное положение, межклассовое положение (а по своему сознанию она ближе именно к мелким буржуа, чем к пролетариату).

Совершенно простой пример — спор между большевиком, представляющим сознательные элементы рабочего класса, и своим товарищем совершенно спокойно отстаивающим реформистские представления. И какие тут «гуманизмы», какие тут научные аргументы? Тут прямое столкновение идеологий и классовых представлений (кое в чем — опосредованно). Спор превращается в разновидность классовой войны и соответственно начинает вестить совершенно по другим, прописываемым филистерам от риторики, правилам — передергивание, неверное цитирование, идеологические штампы, угрозы силой, принудительное удаление оппонента, призывы к классовому положению, аппелирование к эмоциям, да мало ли к чему ещё? В конце концов — это и становится одним из этапов классовой войны, поскольку приводит к уменьшению/увеличению аудитории влияния более состоятельной точки зрения, ведь такие споры — натурально идеологическая кампания, ведущаяся повседневно, буквально ежеминутно. Но коль скоро общество, которое не является независим субъектом, своими буржуазными институтами и их представителями путем СМИ, науки, досужих мнений и прочего ведет идеологические компании, по-военному пользуясь численным преимуществом, обманывая, передергивая, активно примения провокации, возникает вопрос — надо ли, исходя из каких-то навязанных моральных предпочтений не пользоваться всем этим арсеналом, в борьбе со своими противниками? Нет конечно! В конечном итоге — это как отказываться от борьбы за право свободного образования профсоюзов, профсоюзной борьбы — вообще борьбы за изменение экономических условий труда рабочих и шире, трудящихся, только потому, что это не «революционная» борьба и не может сразу же привести к устраивающему «архи»-левых группировочек изменению характера общественных отношений.

Таким образом — во многих ситуациях — спор скорее напоминает военные действия, чем мирные посиделки за кружкой чая совместно с друзьями. Означает ли, что последнего не бывает? Ни в коем случае, если обмен мнениями идёт внутри сообщества, которое не антагонистично относится друг к дружке по обсуждаемому вопросу — тогда, да — это более чем возможно, равно как и взвешенное обсуждение. Ещё более интересный пример — договоренность между участвующими сторонами об обсуждении по существу. Тем не менее, последний пример лишь подтверждает то правило, что чем более антагонистичны занимаемые сторонами положения, в дискуссии это будет приводить к тяготению к двум вышеописанным схемам.

Последний, отдельный, пример — это споры вокруг систем настолько абстрактных, что к ним никак не удается привязать социальное положение и разделяемые, в связи с этим общественные взгляды (которые будут в массе своей тесно связаны с ним, положением, но могут в части сторон и меняться и даже — переходить на совершенно противоположную сторону). Это единственные вид споров, потенциально возможных, в которых возможно осуществить тезис, что только «в споре рождается истина» (на самом деле — даже в таких вещах, как математика, инженерные и технические науки, казалось бы наиболее далеко отстоящих от прямой связи с сущностью существующей общественной системы и от общества в частности — это не так, поскольку последние напрямую затрагивают производительные силы общества, а значит не менее тесно связаны с общественными отношениями, чем все остальные, второе — в силу оторванности и идеализации моделей, которые приводят к попытка «обидеализировать» общественные науки именно в тех местах и там, где это либо не возможно сделать принципиально, либо ведет к редукции рассматриваемых вопросов и их извращении в идеологическом плане, так как необходимо задать некую точку отсчета, которая с точностью до запятой начинает совпадать с идеолгическими предпочтеними почтенных академиков).

Однако, всё вышесказанное не отменяет ни того, что, статистически выделяемая, часть представителей того или же иного социального слоя/прослойки, либо же класса, способна подняться над специфическими интересами своего класса, занять другую, антагонистичную ему позицию; ни уж, тем более, того, что ученые/инженеры/философы/рабочие/буржуа и прочие, не смотря ни какие разделяемые общественные убеждения, способны совершать научные открытия, двигать вперед науку, договариваться между собой и ценить именно научную состоятельность и убеждения оппонента.