Князь и общество Северо-Восточной Руси

Print PDF

Для лучшего понимания данной статьи советую обратиться к моим предыдущим публикациям, посвященным Северо-Восточной Руси конца XIII – начала XIV веков (1, 2, 3).

Согласно распространенной точке зрения, именно заимствованный из Орды «монгольский деспотизм» вдохновлял централизаторскую деятельность русских князей, что-де привело к установлению в объединенной московскими князьями Северо-Восточной Руси такого же «деспотизма» с централизацией и единоличной властью правителя.

Данная точка зрения неверна хотя бы потому, что в действительности монголы, наоборот, зачастую поддерживали оппозиционные по отношению к великокняжеской власти силы¹.

Так, в 1270 году они взяли сторону новгородцев и костромского князя Василия Ярославича в их конфликте с великим князем Владимирским Ярославом Ярославичем, хотя тот был вполне лоялен Золотой Орде. В 1281 и 1293 годах именно благодаря монгольской помощи младший брат великого князя Дмитрия Александровича Андрей Александрович, претендовавший на великое княжение при поддержке ростовских Константиновичей и ярославского князя Федора Черного, смог захватить власть на Руси.

В этом плане нельзя не упомянуть о Житии Михаила Тверского, повествующего о жизни и гибели этого русского князя, одно время занимавшего великокняжеский стол. С фактологической точки зрения Житие неидеально – все компрометирующие главного героя факты аккуратно опущены. Но его создатель – современник Михаила, его духовник отец Александр. То есть на базе этого Жития можно реконструировать представления русских того времени об устройстве общества. Даже если какие-то факты переданы в нем неверно (с учетом тенденциозности автора), мы можем судить о их оценках – как, по мнению человека тех времен, должен был вести себя с подданными справедливый князь.

Первое, что бросается в глаза – резко негативное отношение к монголам (у которых, по мнению Пайпса, Широпаева и Ко, Русь и переняла «деспотизм»), что особенно показательно на фоне того, что в целом Михаил Ярославич Тверской большую часть своего правления был лоялен Золотой Орде даже в большей степени, чем его злейший враг, московский князь Юрий. Монгольское владычество над русскими землями рассматривается как высшая мера божьего наказания за грехи, «конечная (!) пагуба»:

«Господь же премилостивый Богъ, не терпя видѣти погибающа от диявола род нашь, претяше намъ казньми, хотя нас обратити от злобъ нашихъ, посла на ны казнь, овогда глад, овогда смерть въ человѣцехъ и скотѣхъ; конечную пагубу преда нас в руцѣ измаилтяном».

Монгольское иго именуется «великим жестоким пленением» русским, а Золотая Орда сравнивается с Вавилоном, символизировавшим зло для христианской культуры. Вот что говорится о золотоордынском хане Узбеке, современнике Михаила:

“…и оттолѣ начаша не щадити рода крестьяньска, якоже бо о таковых рекоша царския дѣти, въ плѣну в Вавилонѣ сущии, глаголаху: «Предасть ны в руцѣ царю немилостиву, законопреступну, лукавнѣйшу паче всея земля»”

Само монгольское владычество, по мнению автора, кара Божья, но носит временный характер:

«Егда бо Господь Титу предасть Иерусалимъ, не Тита любя, но Иерусалимъ казня. И паки, егда Фоцѣ преда Царьград, не Фоцу любя, но Царьград казня за людская прегрешения»².

Каковы же, согласно автору Жития, пределы власти правителя? В случае со злоключениями Михаила в Орде, когда после суда на князя на него «возложиша колоду велику», Кавгадый, издеваясь, говорит:

«Вѣдая буди, Михайле, такъ царевъ обычай: аже будетъ ему на кого нелюбо, хотя от своего племяни, то таково древо въскладаютъ на него. Егда же царевъ гнѣвъ минет, то паки в первую честь введетъ его. Утро бо въ предидущий день тягота сии отъидет от тебе, потомъ в болшей чести будеши».

Убийство Михаила Тверского

«…беззаконнаго треклятаго» Кавгадыя, одного из ордынских вельмож, в ходе совместной с Юрием интриги погубившего Михаила, Житие рисует исключительно черными красками – как, впрочем, и хана Узбека с остальными его соплеменниками. Очевидно, что в данном случае практика неограниченного произвола³ ордынского «царя» по отношению ко всем своим подданным мыслится автором как характеризующая его отрицательно. Михаил со своими (знатными) подданными обращается совсем по-другому:

“…великий князь Михайло призвавъ епископа своего, и князи, и бояре и рече имъ: «Братие, видите, княжения отступился есмь брату моему молодшему, и выход далъ есмь, и се над тѣмъ, колика зла сътвориша в отчинѣ моей, аз же терпях имъ, чаяхъ, убо престанет злоба сия. Наипаче вижю, уже головы моея ловят. А нынѣ не творюся, в чем ему виноватъ буду или в чем виноватъ, скажите ми».

Напомню, этот совет, согласно Житию, происходит в критической ситуации — прямо перед Бортеневской битвой. То есть в условиях, когда москвитяне и ордынцы разоряют его земли, Михаил, по сути, предоставляет своим приближенным решать, продолжать ли ему войну с Юрием или нет.

В столь же критической ситуации – когда Михаил находится в Орде и ему предлагают бежать, он отказывается со словами:

«Не дай же ми Богъ сего сътворити, николиже бо сего сътворих во дни моя. Аще бо азъ, гдѣ уклонюся, а дружину свою оставя в такой бедѣ, кою похвалу приобрящу».

«Дружина» на языке того времени – «спутники, товарищи, (свои) люди»⁴. На этих примерах мы видим, что в представлении людей того времени князь должен был согласовывать свои решения с интересами своих вассалов и/или других представителей господствующего класса, находящихся у него на службе.

Это особенно показательно на фоне того, что как раз Михаил стремился к установлению сильной великокняжеской власти и столкнулся с сопротивлением удельных князей (в первую очередь – Москвы), что также нашло свое отражение в Житии. Так, находясь в Орде, Михаил цитирует Псалмы Давида:

«Се бо умножишася на мя паче влас главы моея ненавидящеи мя без ума. И преже сего мой хлѣбъ ядяше и мою любовъ видѣвша, а нынѣ укрѣпишася на мя врази мои, быша досажающи ми бес правды».

Надо думать, имеются в виду те князья и бояре, которые были недовольны правлением Михаила и поддерживали Юрия – те самые, которые после его убийства «въ единой вежи пияху вино, повѣстующе, кто какову вину изрече на святаго». Не случайно перед поездкой Михаила и Юрия к хану московский князь «поидоста наперед во Орду, поимше с собою вси князи суздальские и бояре из городовъ и от Новагорода». То есть перед нами — триумф аристократической оппозиции над незадачливым централизатором⁵.

Впрочем, даже не учитывая «ордынский» фактор, существовал ещё один социальный институт, ограничивавший власть князя. Этим институтом была церковь. Когда в 1304 году после смерти великого князя Владимирского Андрея Александровича Юрий поехал в Орду, стремясь добыть ярлык на великое княжение, митрополит Максим «со многою молбою браняше ему итти въ Орду», то есть по сути выступал как сторонник Михаила. Взамен он обещал Юрию, что Михаил пожалует ему во владение многие земли⁶.

Когда Максима сменил Петр, с которым у великого князя отношения не сложились, это привело к ослаблению позиций Михаила на Руси. В 1311 году Борис Данилович, младший брат Юрия, овладел Нижним Новгородом, и сын Михаила Дмитрий собрал войско для похода на него – но Петр «не благослови» его, что вынудило тверитян отступить⁷. Показательно, что поражение Михаила Тверского в борьбе за великое княжение произошло именно после того, как он сумел настроить против себя сразу князей, церковь и Новгород, а также ранее дружественную по отношению к нему Орду⁸.

В этом отношении крайне характерно, что на момент получения великого княжения Михаил имел хорошие отношения с монголами, церковью и значительной частью господствующего класса (особенно – проордынской), а также Новгородом. Наоборот, перед лишением ярлыка на великое княжение он успел рассориться с ними. То есть всякому великому князю нужно было учитывать не только внешне- (монгольский), но и внутриполитические (позицию удельных князей, церкви, новгородцев) факторы. Ещё один любопытный эпизод – переговоры Михаила и Юрия перед Бортеневской битвой:

«Брате, аже тебѣ далъ Богъ и царь великое княжение, то азъ отступлю тебѣ княжения, но в мою оприснину не въступайся» — говорит Юрию Михаил.

«Оприснина» здесь – наследственные владения Михаила, Тверская земля. То есть, вопреки тезису Пайпса о «вотчинном» характере русского феодализма, при котором государство рассматривалось как наследственная собственность правителя, в действительности русские князья разделяли свои наследственные, родовые владения и государство в целом.

Придирчивый читатель может спросить, можно ли по сочинению начала XIV века судить о русском феодализме XIV века в целом? На мой взгляд – безусловно, да. Хотя бы потому, что в «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русскаго», созданном уже в конце XIV или даже в первой половине XV века⁹ (причем не в Твери, а в Москве, традиционно ассоциирующейся с «деспотизмом»), концепция власти остается всё той же самой – в уста Дмитрию Донскому вкладываются следующие слова:

«Бояр своих любите, честь им воздавайте по достоинству и по службе их, без согласия их ничего не делайте» — говорит он своим сыновьям. Затем он обращается к боярам: «И мужъствовах с вами на многы страны, и противным страшен бых в бранех, и поганыа низложих Божиею помощию, врагы покорих, княжение укрѣпих, миръ и тишину на земли сътворих. <…> Вы же не нарекостеся у мене бояре, но князи земли моей».

То есть и тут идеал правителя — тот, кто действует заодно с боярами, учитывает их интересы и не покушается на жизнь и собственность представителей господствующего класса¹⁰.

Нелепо было бы предполагать, что в этом отношении концепция власти при двоюродном деде Дмитрия и сопернике Михаила Тверского — Юрии — принципиально отличалась. Тем более что он, в отличии от Михаила, не только установил тесный союз с рядом князей и бояр, но также пользовался поддержкой населения ряда городов (Переяславля, Костромы, Нижнего Новгорода¹¹). Большой популярностью он обладал и в Новгороде – на политику которого, несмотря на олигархический характер новгородской «республики», также имели значительное влияние торгово-ремесленные слои населения¹².

Подведем итоги. Концепция «усвоения деспотизма от монголов» очевидным образом не работает. Русь XIV века (в целом) – обычное средневековое феодальное государство со всеми его характерными атрибутами: сложными отношениями как сюзерена с вассалами, так и светской власти с церковной. Великий князь стремился максимально подчинить своей власти князей-удельников, но при этом был вынужден учитывать их и бояр (как и монголов) интересы, если хотел сохранить власть над Русью.

Примечания

1 Собственно, трудно ожидать иного поведения сюзерена по отношению к вассалу – тем более в ситуации, когда вассал его властью, разорительной и невыгодной, откровенно тяготится, пусть и не восстает прямо.

2 Вышеупомянутый Фока считался эталоном жестокого и деспотичного, но недолговечного тирана.

3 Узбек действительно был крайне деспотичным правителем, отличавшимся не только рационально объяснимой жестокостью (массовое истребление Джучидов в рамках политики централизации Орды), но и откровенное самодурство — см. посвященный ему раздел в книге Р. Ю. Почекаева «Цари ордынские».

4 Стефанович П. С. Бояре, отроки, дружины: военно-политическая элита Древней Руси в X-XI веках. – М.: Индрик, 2012, с. 259.

5 Соперник Михаила Юрий одно время имел ровно такие же проблемы со своими младшими братьями Александром и Борисом, поссорившимися в 1306 году с братом и временно «отъехавшими» в Тверь. По-видимому, за их отъездом стоял полномасштабный заговор, ставивший своей целью свержение Юрия с московского «стола» при поддержке тверских и ордынских войск – см. Борисов Н. С. Политика московских князей: Конец XIII – первая половина XIV вв. – М.: Изд-во МГУ, 1999. – с. 110-111.

6 «Азъ имаюся тебѣ съ княгинею, с материю князя Михаила, чего восхочешъ изъ отчины вашея, то ти дасть» — показательно, что великий князь здесь (через митрополита) не говорит с Юрием, т.е. удельным князем, пусть и достаточно могущественным, на языке силы, а, по сути, пытается с ним сторговаться.

7 См. с. 1 статьи Е. Л. Конявской «Дмитрий Грозные Очи в оценке современников и потомков».

8 Что могло быть связано как с сокращением объема выплачиваемой Орде дани в условиях общеевропейского похолодания 10-ых годов XIV века, так и с неспособностью Михаила навести порядок на территории Владимирского великого княжения (усмирить новгородцев и москвитян), поскольку антиновгородский поход Михаила 1316 года кончился отступлением тверитян без боя (новгородцы сумели собрать для отпора ему войско со всех своих владений, а с тыла Твери угрожал Иван Калита – брат Юрия).

9 См. работу М. Ф. Антоновой.

10 «И чяда вашя любих, никому же зла не створих, ни силно что отъях, ни досадих, ни укорих, ни разграбих, ни безчинствовах, но всѣх любих и въ чести дръжахъ, и веселихся с вами, с вами же и скръбѣх».

11 См. мою предыдущую статью про Михаила.

12 Так, несмотря на утрату ярлыка на великое княжение Владимирское в 1322 году по причине финансовых махинаций с выплатой дани в Орду, Юрий оставался новгородским князем (хотя традиционно в Новгороде княжил великий князь и/или его наместник) до самой смерти и весьма успешно правил там – см. Борисов Н. С. Политика московских князей: Конец XIII – первая половина XIV вв. – М.: Изд-во МГУ, 1999. – с. 172-180.