Пара цитат

на примере которых обсуждается разный разрыв между словом и делом у "белых" (либералы и правые), с одной стороны, и "красных" (социалисты и коммунисты), с другой

Print Friendly Version of this pagePrint Get a PDF version of this webpagePDF

Marsz_7

Марш ультраправых в Варшаве. «в каком-то тумане эйфории, Туманович кричит: Kto nie skacze — ten z policji! Hop-hop-hop! Я глазам своим не верю: толпа начинает скакать. И скачет, скандируя, с минуту-две»

Продолжая анализ риторики реакции

«Несмотря на то что либерализм нигде не нашел полного признания, его успех в XIX веке был настолько серьезным, что некоторые из наиболее важных принципов либерализма стали считаться неоспоримыми. К 1914 году даже наиболее упорные и злейшие его враги вынуждены были примириться с тем, что многие либеральные принципы воспринимались как не подлежащие сомнению. Даже в России, куда проникли лишь несколько слабых лучей либерализма, защитникам царской деспотии, преследуя своих противников, все же приходилось принимать во внимание либеральные мнения в Европе.

В течение [первой] мировой войны военные партии воюющих наций при всем своем рвении все же должны были в борьбе против внутренней оппозиции проявлять определенную умеренность.

Только когда исповедующие марксизм социал-демократы завоевали господство и захватили власть в полной уверенности, что эпоха либерализма и капитализма ушла навеки, тогда исчезли и последние уступки либеральной идеологии, которые до этого все еще считались необходимыми. Партии Третьего Интернационала считают любое средство допустимым, если им кажется, что оно сулит помощь в борьбе за достижение их результатов. Тот, кто не признает безоговорочно и целиком единственно правильного их учения и не поддерживает их, несмотря на все препятствия, заслуживает, по их мнению, смертного приговора; и они, не колеблясь, уничтожат и его, и всю его семью, включая детей, — там и тогда, где и когда физически возможно.

Откровенное проведение политики истребления оппонентов и убийства, совершаемые во исполнение этой политики, положили начало противоборствующему движению. Пелена внезапно спала с глаз некоммунистических врагов либерализма. До этого они верили, что даже в борьбе против ненавистного противника все же следует уважать определенные либеральные принципы. Им приходилось, хотя и неохотно, исключать убийства и террористические акты из списка мер, к которым можно прибегать в политической борьбе. Им приходилось мириться со многими ограничениями в преследовании оппозиционной прессы и в подавлении свободы слова. Теперь вдруг они увидели, что появились оппоненты, которые не обращают внимания на подобные соображения, для кого все средства хороши, чтобы нанести поражение противнику. Милитаристские и националистические враги Третьего Интернационала почувствовали себя обманутыми либерализмом. Либерализм, думали они, остановил их руку, когда они хотели нанести удар по революционным партиям, пока было еще возможно это сделать.

mises-1962_750x516

Людвиг фон Мизес

Если бы, полагали они, либерализм им не помешал, они бы кровью в корне пресекли революционные движения. Революционные идеи получили возможность укорениться и расцвести только благодаря терпимости, проявленной ими к противникам, а их сила воли была ослаблена чрезмерным вниманием к либеральным принципам. Если бы много лет назад им пришла в голову идея, что можно просто-напросто жестоко разгромить любое революционное движение, то никогда не стали бы возможны победы, одержанные Третьим Интернационалом начиная с 1917 года. Когда дело доходит до стрельбы или драки, то милитаристы и националисты полагают, что они — самые меткие стрелки и самые искусные бойцы.

Фундаментальная идея этих движений, которая, по имени самого грандиозного и хорошо организованного среди них, итальянского, может быть названа фашистской, состоит из тех же самых недобросовестных методов борьбы против Третьего Интернационала, которые оно использует против своих противников. Третий Интернационал стремится истребить своих врагов и их идеи тем же способом, которым врач-гигиенист старается истребить заразные бактерии — он не считает себя хоть как-то связанным условиями какого- либо соглашения, которое он мог бы заключить с противниками, и полагает, что любая ложь и любая клевета в этой борьбе допустимы. Фашисты по крайней мере, в принципе, открыто высказывают такие намерения.

То, что они пока не так сильно, как русские большевики, преуспели в освобождении себя от соблюдения определенных либеральных представлений, идей и традиционных этических норм, следует связывать единственно с тем фактом, что фашисты делают свое дело среди наций, в которых невозможно одним ударом уничтожить интеллектуальное и нравственное наследие нескольких тысячелетий, а не среди варварских народов по обе стороны Урала, отношение которых к цивилизации всегда было примерно таким же, как отношение мародерствующих обитателей лесов и пустынь, привыкших совершать время от времени грабительские набеги на цивилизованные земли в погоне за добычей (!).

Из-за этой разницы фашизму никогда не удастся столь абсолютно, как русскому большевизму, освободиться от либеральных идей. Только под свежим впечатлением убийств и зверств, совершаемых поборниками Советов, немцы и итальянцы смогли вычеркнуть из памяти традиционные сдерживающие принципы справедливости и нравственности и получить импульс к кровавой расправе. Деяния фашистов и других им соответствующих партий были эмоциональными, рефлекторными действиями, вызванными возмущением против деяний большевиков и коммунистов. Как только прошел первый приступ злости, их политика приняла более умеренный курс и, возможно, станет еще более умеренной с течением времени.

Эта умеренность является результатом того, что традиционные либеральные взгляды по-прежнему продолжают неосознанно влиять и на взгляды фашистов. Но как бы то ни было, и переход правых партий к тактике фашизма показывает: сражение против либерализма окончилось такими успехами, которые всего лишь немного времени назад считались бы совершенно немыслимыми. Многие люди одобряют методы фашизма, потому что, несмотря на то что его экономическая программа является в целом антилиберальной, а политика — совершенно интервенционистской, они далеки от того бессмысленного и неограниченного деструкционизма, которым коммунисты заклеймили себя как архивраги цивилизации.

Другие, полностью отдавая себе отчет в том, какое зло несет фашистская экономическая политика, смотрят на фашизм, в сравнении с большевизмом и советизмом, как, по крайней мере, на меньшее из зол. Однако же для большинства открытых или тайных сторонников и почитателей привлекательность фашизма состоит именно в насильственном характере его методов.

Теперь невозможно отрицать, что единственный способ, которым можно оказать действенное сопротивление насильственным методам, — это насилие. Против оружия большевиков в качестве ответной меры следует применять оружие, и было бы ошибкой проявлять слабость перед убийцами. Ни один либерал никогда не подвергал это сомнению. Либеральную политическую тактику от фашистской отличает не различие во взглядах на необходимость использовать силу оружия для сопротивления вооруженным нападениям, а различие в фундаментальной оценке роли насилия в борьбе за власть. Огромная опасность, угрожающая внутренней политике со стороны фашизма, лежит в его безграничной вере в решающую роль насилия. Для того чтобы добиться успеха, надо быть исполненным воли к победе и всегда действовать силой. Это высочайший принцип фашизма. Что происходит, однако, когда чей-либо противник, точно так же воодушевленный волей к победе, действует точно так же насильственно? Результатом должна стать битва, гражданская война. Окончательным победителем будет более многочисленная сторона.

В конечном итоге меньшинство, даже если оно состоит из наиболее способных и энергичных, не может добиться успеха в сопротивлении большинству. Решающий вопрос, следовательно, остается всегда один: каким образом можно добиться большинства для своей партии? Это, однако, дело чисто интеллектуального характера. Такого рода победа может быть одержана только с помощью разума, а не силы. Подавление всей оппозиции одним только насилием — наиболее неудобный способ завоевания сторонников любого курса. Использование прямой силы — так уж устроено общественное мнение — попросту вербует новых друзей для тех, с кем пытаются таким образом бороться. В борьбе между силой и идеей всегда побеждает идея.

Фашизм может восторжествовать сегодня потому, что всеобщее возмущение бесчестьями, творимыми социалистами и коммунистами, завоевало ему симпатии широких кругов. Но когда свежее впечатление от преступлений большевиков несколько потускнеет, социалистическая программа снова станет привлекать массы».

«Потому что фашизм не делает ничего для того, чтобы побороть эту программу, кроме подавления социалистических идей и преследования людей, которые их распространяют. Если бы он действительно хотел одолеть социализм, то ему бы пришлось противопоставить социализму идеи. Существует, однако, лишь одна идея, которая может эффективно противостоять социализму, а именно идея либерализма.
Часто говорилось, что ничто так не способствует делу, как сотворение мучеников. Это верно, но только отчасти. Укрепляет дело преследуемой стороны не мученичество его защитников, а тот факт, что на них нападают с помощью силы, а не с помощью разума. Подавление грубой силой — это всегда признание неспособности использовать лучшую силу — силу разума — лучшую, потому что только она обещает конечный успех. Это фундаментальная ошибка, от которой страдает фашизм и которая в конечном счете приведет к его падению. Победа фашизма в ряде стран — это только эпизод в долгом ряду сражений «за» и «против» собственности. Следующим эпизодом будет победа коммунизма. Окончательный исход борьбы, однако, будет решаться не оружием, а идеями. Именно идеи разделяют людей на борющиеся группировки, вкладывают оружие в их руки и определяют, против кого и за кого это оружие употребить. Только они, а не оружие в конечном счете решают исход дела.

Эти соображения касаются внутренней политики фашизма. Его внешняя политика, основанная на открыто признаваемом принципе силы в международных отношениях, не может не вызвать бесконечной серии войн, способных уничтожить всю современную цивилизацию, и не требует дальнейшего обсуждения. Чтобы поддерживать и повышать дальше наш нынешний уровень экономического развития, нужно, чтобы был гарантирован мир между народами. Но народы не могут жить вместе в мире, если основополагающая идеология состоит в вере в то, что какой-то народ может обеспечить себе мир в сообществе наций только силой.

Нельзя отрицать того, что фашизм и близкие к нему движения, направленные на установление диктатур, полны лучших намерений, и их интервенция в данный момент спасла Европейскую цивилизацию. Заслуга, которую фашизм таким образом завоевал себе, навечно останется в истории. Но несмотря на то что его политика принесла в данный момент спасение, она не принадлежит к числу тех, что может сулить продолжительный успех. Фашизм был временным чрезвычайным средством. Расценивать его как что-то большее было бы фатальной ошибкой».

Людвиг фон Мизес. Либерализм. 1927 г.

«В своей работе «Фашисты» я показал, как много ветеранов фронта и политических активистов вступало в парамилитарные организации. За исключением гражданской войны в России и Испании, оружие в руки брали правые, а не левые. В Италии, Германии, Австрии, Венгрии, Румынии (и даже в Испании) потери левых убитыми в массовых беспорядках в два раза превосходили потери правых. Левые много говорили о революции и вооруженной борьбе, но это были только разговоры, Когда чернорубашечники Бенито Муссолини устраивали вооруженные вылазки, итальянские левые выходили на демонстрации — и не более. Идеология левых отторгала идею милитаризма, и это обрекало их на поражение»

Майкл Манн, «Темная сторона демократии», С.149-150.

i

P.S.публикатора

Здесь, как и везде (право) либеральная риторика основана на том, что психологи называют проекцией: когда Х носит в себе нечто гнусное и/или опасное для окружающих, но не может признать, и обвиняет в этом других, чаще всего оппонентов, против которых это — весьма успешная тактика. Поэтому в гражданских войнах разных стран жертв белого террора оказывается в 10-100 раз больше, чем красного, в т.ч. потому что в виду привлекательности идей красные действовали куда больше «проповедью», чем «палкой», защитники капитализма — наоборот. А созданная кругом Мизеса чуть позже концепция тоталитаризма (амальгама «фашизм + коммунизм») это чисто уловка: осуждение фашизма — лишь поза, используемая только чисто для диффамации коммунизма.

На деле в борющихся с тоталитаризмом странах «свободного мира» фашистские движения легальны и свободно себя чувствуют1 в рамках «демократии»: от ультраправых и неонацистов в США или ФРГ до Польши, Украины и Балтии. А то и во власти участвуют, причём центристы легко с ними идут на союз: Австрия, Италия, Эстония etc.

Вообще, Мизес был совсем не дурак: современный капитализм осуществил чаемый им синтез либеральных идей и фашистской практики для их воплощения, от Чили до Украины2. Там ультраправые, парамилитарес, неонацисты и прочая публика, заточенная на избиения и убийства своих оппонентов, вместо того чтобы враждовать с либералами, им верно служили, получая взамен юридический иммунитет и свободу рук. Да и сам Мизес был «советником по экономическим вопросам» при австрофашистском канцлере Дольфусе (когда Австрия даже официально была не только клерикальным, но и сословным государством), как его «идейные внуки» — при Пиночете, и оба ультраправых режима были сравнимы по части террора. Как говорил Эптон Синклер, фашизм — это капитализм плюс убийство.

Красные же — увы! — куда больше говорили о революции, терроре и прочем применении силы, чем её применяли, вместо того чтобы маскировать их употребление рассуждениями про мир, свободу, права человека и прочие чаемые людьми вещи. Как говорил св.Доминик, где не помогает проповедь, и наоборот — только «проповедь» превращает насилие в закон и порядок, который не прейдеши. Поэтому важно, что они шли рука об руку.

Примечания

1См. Юрген Ли. «Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов». Глава 9 «Из маргиналов в мейнстрим».

2Началось это существенно раньше — миф о «другой Германии», связанный с событиями 20 июля 1944 г., был прикрытием для использования бывших нацистов с коллаборантами в «холодной войне» безотносительно к их прошлому, преступлениям и т. д. Лишь бы были последовательными антикоммунистами, если ещё и профессиональными военными или пропагандистами — тем лучше. Защита свободы, понимаешь — равно важной в риторике для ультраправых и либералов. См. Юрген Ли, op.cit.

С другой стороны, Финляндия 1930-1940-х показывает, что можно использовать все нацистские практики — уличный террор и убийства, тюрьмы и концлагеря для «врагов» с «чужаками», агрессивную войну и колонизацию, — и формально остаться буржуазной демократией. За пределами этого ада, в кругу «патриотов» или вынужденных ими казаться бурлит жизнь «гражданского общества», происходят «свободные выборы» и т.д. Один из президентов этой страны, Урхо Калева Кекконен, «весной 1918 г. командовал караульным взводом в Хамина, приводившим в исполнение смертные приговоры». То есть в 18 лет он был самым настоящим палачом. Без кавычек.

Об авторе Редактор