Ещё деконструкция мифов об охране природы

Print PDF

В продолжение предыдущего разбора

Резюме. На ряде нетривиальных примеров рассказывается, почему экологические проблемы неизменно глобальны, хоть локальны воздействия; почему «все экологические проблемы локальны» — глупость или ложь, в зависимости от уровня знаний утверждающего; как взаимодействия в природе и обществе усиливают экологический ущерб, распространяют его на новые территории, вместо локализации, уменьшения и восстановления «затронутых» природных сообществ; и почему «зелёные», если действительно желают успеха своей миссии, вынуждены стать «красными» и действовать против глобального капитализма в пользу общественной собственности и плановой экономики.

«Все экологические проблемы локальны»?

Люди несведущие часто верят, что «все экологические проблемы локальны». Поэтому мол, общество и хозяйство не должны перестраиваться, чтобы не допустить гибели сибирской тайги, амазонской сельвы, коралловых рифов… Даже изменения климата, загрязнения воды, воздуха, прочие всесветные беды, мол, должны менять поведение лишь конкретных ответственных за выбросы, транспорт отходов прочее «производство риска». Как это обычно для лжи, в которую люди готовы верить, у этого утверждения есть свои 60% правды, иногда и больше (известное правило «60/40»).

Они состоят в том, что локальны воздействия: у каждого из экологических бедствий есть «фамилия, имя и отчество» местного актора (властей и хозяйствующих субъектов¹), чьим решением данная практика природопользования стала осуществляться в данном регионе. Однако перерастание «воздействия» в «проблему» и её нерешаемость местными силами связаны с глобальной реакцией обоих систем — биосферы и планетарной мир-экономики на нарушения, созданные первоначальным воздействием. В большинстве случаев эти вторичные отклики системного целого на локальные практики природопользования таковы, что усиливают воздействие и созданный им экологический риск: мультиплицируют их, распространяют на новые территории, придают уже идущему нарушению всё новые и новые аспекты, и оно делается разнообразней по спектру последствий, а по действию — разрушительней.

Мировое хозяйство глобально, а потоки сырья, запчастей, комплектующих структурируются только максимизацией прибыли, и совсем не зависят от размера проблем (загрязнение, затраты, разрушение экосистем, снижение биоразнообразия), созданных «дальним» транспортом природе и обществу². Поэтому он может быть сколь угодно дальним; подобная всесветность торговли, поставок, перемещений рабсилы гарантированно распространяет по миру агенты, обеспечивающие нарушения экосистем в дополнение к уже производимым воздействиям. Их поток попадёт во все, даже самые дальние «углы» планеты, и год от году он только крепнет. Это инвазивные виды, способные уничтожить целые сообщества и/или ускорить разрушение экосистем, уже начатое местными воздействиями; это угрозы биоразнообразию развивающихся стран, созданные глобальной торговлей; это глобальность добычи рыбы и прочих ресурсов Океана, с постоянно растущей нагрузкой — и одновременной интенсификацией торговых перевозок в тех же местах, что ведёт к загрязнению, ухудшающему условия воспроизводства биоресурсов³.

«Данные о «покрытии» Мирового Океана судами, ведущими коммерческое рыболовство, противоречивы. Долю его никто на самом деле не знает, некоторые даже говорят, что полное. Новое исследование Kroodsma et al., 2018, использующее данные спутникового слежения с более чем 70 000 кораблей, создало один из самых подробных на сегодня «моментальных снимков» такого процесса. Использовали огромное количество данных (~22 млрд сообщений с 2012 по 2016 год), сгенерированных маяками для предотвращения столкновений судов. Покрытие составило от половины до трех четвертей морей мира. Только в 2016 году эти корабли прошли более 460 млн км — в пять раз больше расстояния от Земли до Солнца.

Некоторые «горячие точки» рыболовства очевидны — Южно-Китайское море и прибрежные районы Европы, Восточной Азии и Южной Америки [там самые рыбопродуктивные районы т. н. апвеллингов. Прим.публикатора]. Как пишут авторы в статье в Science о том, что вместе с ловлей в открытом море они покрывают около 55% поверхности океана. Однако из-за плохого покрытия спутника некоторые районы океана оказались практически «невидимыми».

При экстраполяции на них существующего распределения судов получается цифра в 73%. Это намного меньше, чем предыдущая оценка в 95% океанов, что позволяет предположить, что большие территории могут стать морскими заповедниками без особых потерь для рыболовства [Это предположение — глупость, ибо хуже облавливаемые участки Океана бедны жизнью, там не очень есть чего заповедовать, и наоборот — наиболее ценные в этом плане экосистемы, с максимумом биоразнообразия и рыбопродуктивности, давно находятся под антропогенным прессом, в т.ч. рыболовства, и их надо спасать в первую очередь. Т.ч. без стычки с гг. предпринимателями не обойтись. Прим.публикатора].

В целом рыболовный промысел охватывает площадь в четыре раза большую чем занято земледелием. Хуже всего, что промысловые усилия, похоже, больше зависят от «человеческого фактора» — графика праздников и политических решений, чем от цен на топливо или экологических факторов…. Соответственно, более половины всей рыбы уже выловлено».

Источник «Рыба наперечёт»

Рисунок 1. «Великое ускорение»: слева 12 кривых, показывающих автокаталитический рост экономики и его следствия в драматических изменениях человеческой популяции, сложности/интенсивности человеческой жизни, структуры потребления. Справа — 12 кривых, отражающих разные аспекты деградации биосферы, не выдержавшей «большого скачка» мирового рынка.

Источник: von Weizsäcker E.U., Wijkman A. Come On! Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet. A Report to the Club of Rome by Ernst von Weizsäcker and Anders Wijkman, co-authors in cooperation with 34 more Members of the Club of Rome prepared for the Club of Rome’s 50^th Anniversary in 2018. NY: Springer, 2018. 232 pp. Русский пересказ см. «Капитализм и разрушение планеты».

Для уравновешивания обоих частей рис.1. нужно создать три отрасли промышленности — восстановления природных биомов, «производящих» т. н. «услуги экосистем», включая защиту почв от эрозии, горожан — от загрязнений и пр.; рециклинга, превращающего отходы в сырьё; рекультивации свалок, золоотвалов и прочих бэдлэндов, с превращением их в озеленённые территории (а с перспективой, после начала функционирования в качестве парков — в полноценные природные сообщества).

«Продукт» всех трёх (особенно первой) большей частью формирует общее благо и плохо используем отдельными хозяйствующими субъектами в своих частных интересах. Поэтому при современном господстве частной инициативе ни одну из трёх не удастся развить в масштабах, необходимых для уравновешивания, даже в самых «экологичных» странах, вроде ФРГ или Финляндии-Швеции, справляющихся с переходом к возобновимой энергии — вопреки тому, что использование экосистемных услуг для борьбы с загрязнением, наводнением, затоплением тайфунами, эрозией почвы, неурожаями и прочими экорисками или стихийными бедствиями много дешевле и значимо эффективней, чем решение тех же проблем техническими средствами⁴.

Сейчас этот подход стали осваивать урбанисты, создавая т.н. «зелёную инфраструктуру городов для защиты от наводнений»⁵. 4 её ключевых составляющих: открытие вторичных русел; создание многофункциональных пространств; создание устойчивой инфраструктуры; восстановление леса в бассейнах рек. Это — практический выход ранее ведшихся работ по ревитализации малых рек и, шире, восстановлению природных сообществ в городах/их зонах влияния, которые сперва представлялись чисто затратными и «нужными только экологам».

Много раньше того, как это стало модно сейчас, такое активно делали в СССР для охраны здоровья трудящихся, см. водно-зелёный диаметр Минска. Практически каждая из природоохранных практик, опробованных и оказавшихся успешными, может быть прибыльной в какой-то из хозяйственных сфер, быть там эффективней чем используемые технологии. Как сохранённые городские леса способствуют психическому здоровью и здоровью сердечников сравнимо с лекарствами, причём тут важны именно ненарушенные экосистемы.

Однако пока что всё перечисленное не отрасли, а благотворительность (и как всякая благотворительность, она не решает проблем, а только пиарится на них, чтобы выбить у общества санкцию на продолжение разрушительных практик). Все три смогут заработать как следует лишь на общественные средства и в рамках планов размещения «производств», т. е. восстанавливаемых сообществ, свалок, ставших месторождением вторсырья и т. д., создаваемых для каждого города, региона, страны в целом

а) на научной основе, а не так, как сейчас, в столкновении интересов бизнеса, с одной стороны, людей, у которых «крадут» право на здоровую окружающую среду, с другой (а экспертов те и другие «перетягивают» на свою сторону, одни подкупом, другие общей судьбой и — у кого есть — сознанием общественного долга, о котором см.последний раздел);

б) в диалоге с жителями, средства которого появились ещё в СССР, а нынешняя эпоха Интернета и онлайн-общения делает его лёгким, привычным, почти обязательным.

Всесветное истребление биоресурсов и хозяйственно ценных видов

Рынок гарантированно истребляет любые биологические ресурсы, которые пробует оценить — вместо того, чтобы сохранять их балансом спроса и предложения, в который верят рыночные фундаменталисты. Подобный баланс не наблюдается никогда и продажа на внешнем рынке гарантирует вымирание вида, буде не остановлена обществом и государством, см.примеры с соколами кречетом и балобаном, добываемыми для элитной охоты. Поскольку торговля и заготовки глобальны, в какой части света не «притаились» бы ценные виды, они гарантированно попадают на рынок, после чего истребляются, см. «Мировая торговля угрожает биоразнообразию развивающихся стран».

Неслучайно правила устойчивого лесопользования немецких крестьян 16-18 вв. требовали запрета продажи древесины на сторону, только использование для местных нужд, хотя рынок тогда был намного локальнее, чем сегодня.

«Восстановление европейских лесов шло не только благодаря лесным установлениям, но и наоборот, за счет их нарушений и конфликтов вокруг леса. если крестьяне не спешили очищать лес от «мертвой древесины», а на указание фёрстера (нем. лесничий) возражали, что валежник удобряет лесную почву, то с экологической точки зрения они были правы.

Если они придерживались плентерного хозяйства (Plenterwirtschaft), то есть выборочных рубок, и по мере надобности рубили отдельные деревья вместо того, чтобы вырубать единым махом целые леса, то это «беспорядочное» лесопользование, презираемое лесоводами как «мародерство», на самом деле способствовало естественному омоложению леса.

Браконьеры снижали численность охраняемых егерями диких копытных, создавая условия для роста лиственных деревьев и смешанных лесов. В сравнении с другими лесными регионами мира четко видно, как в Центральной Европе, несмотря на все хищничества, развивалось практически действенное лесное сознание. Не последнюю роль в его становлении играли споры и разногласия, решавшиеся правовыми и лесохозяйственными методами.

Молчаливое, небрежное уничтожение лесов на протяжении столетий в таких условиях представить себе нелегко. Главную роль при этом играло то, что лесное сознание, формировавшееся сверху, соединялось с другим, шедшим снизу — из городов и крестьянских лесных товариществ. Споры и конфликты вокруг леса могут быть в определенных условиях губительны для него, а именно если все стороны, чтобы продемонстрировать свои обычные права, состязаются между собой в рубках и разграблении. но если конфликты получают правовое оформление, а их разрешение институционализировано, что как раз и наблюдалось в Центральной Европе, то они обостряют лесное сознание и приводят к соревнованию уже за то, кто будет лучшим защитником леса.

Крестьяне нередко и с полным правом отвечали на упреки фюрстов в чрезмерных рубках и разбазаривании дерева встречными обвинениями. Крестьяне были далеко не такими «древоточцами» и «лесными кровососами», какими их представляли княжеские лесные смотрители. В «Двенадцати статьях» Крестьянской войны 1525 года, причины которой не в последнюю очередь следует искать в лесных конфликтах, восставшие крестьяне заверяют, что требуемый ими возврат лесов общинам не приведет к уничтожению этих лесов, поскольку выбранные общиной «депутаты» будут надзирать за рубками (статья 5).

Еще в XVIII веке члены марок в Цоллинге справедливо возражали своему суверену, который в оправдание собственного вмешательства упрекал их в уничтожении леса, что у них есть собственный дровяной устав и что их лес находится в хорошем состоянии (см. примеч. 135). В основном с Позднего Средневековья, с обострением междоусобиц вокруг уже сократившихся лесных площадей, во многих регионах появились лесные товарищества (Waldgenossenschaften). Их основной стандарт соответствовал натуральному хозяйству и принципу «лес должен оставаться лесом». запрещалось корчевать лес и продавать древесину чужим людям. Потребности устанавливались в соответствии с деревенской иерархией. С XV века новые поселенцы часто уже не получали постоянный пай в лесной марке, даже если использовали его de facto.

…В модели устойчивого хозяйства экономические и экологические интересы сначала шли параллельно: ограничение рубок пропорционально приросту древесины не только помогало сохранить леса, но и поддерживало на высоком уровне цены на дерево. но это функционировало лишь до тех пор, пока рынок был региональным. Как только появилась возможность ввозить лес издалека и экспортировать его в дальние страны, пути экологии и экономики разошлись. Хотя в XIX веке принцип устойчивости распространился по всему миру, массовый молевой и плотовой сплав, а еще сильнее — перевозки по железным дорогам, на пароходах и грузовом транспорте стали для него угрозой.

В середине XIX века даже социальный романтик Риль уже не понимал мудрости древнего крестьянского натурального хозяйства и смеялся над рейнскими крестьянами за то, что те срывали торги для продажи их лесов, предписанные в то время государством. Когда «на торги приходили чужие участники, они гнали их из лесов цепами и вилами, чтобы избежать более высокого предложения, и устраивали затем аукцион между собой, продавая собственный лес за смешные деньги.

Йозеф Радкау. «Природа и власть. Всемирная история окружающей среды».

Самый древний пример полного истребления вида, стимулированного рыночными механизмами (ажиотажный спрос, вызывающий хищнические заготовки) – судьба киренского сильфия, или лазера (σίλφιον, лат. silphium, silpium, laser) –вида ферулы, росшего исключительно в Киренаике (современная Ливия). Сильфий ценился исключительно высоко как противозачаточное средство (что резко повысило его стоимость в эллинистическую эпоху, когда традиционные нормы репродуктивного поведения были расшатаны), а также как лучшая пряность и лекарственное средство. Его семена стали прототипом сердечка как символа любви.

Сильфий продавали на вес монет – серебряных денариев, наравне с золотом и драгметаллами он находился в общественной казне, был самой важной статьѐй экспорта Киренаики и еѐ столицы Кирены, единственной данью, которую область платила римлянам. Однако вид был узкоареальным; заготовки велись в районе 50 * 200 км, где его быстро истребили. Катулл (87–57 гг. до н.э.) ещѐ сообщает о богатых урожаях, но уже Плиний Старший пишет о случайно найденном единственном растении, которое, как диковину, послали Нерону. Попытки культивировать сильфий за пределами Киренаики, в Ионии и Пелопоннесе, не дали результатов, а непосредственно промышлявшие его киренцы об этом даже не думали.

Аналогичный сбор для продажи на рынок гонит к черте вымирания виды лекарственной флоры в современной Индии, особо не различая действительные лексредства и растения, используемые в натуропатии, аюрведической медицине и прочем жульничестве. По тем же причинам может исчезнуть т.н. гималайская виагра (самый дорогой в мире лекарственный гриб Ophiocordyceps sinensis).

Другой фактор, обеспечивающий истребление — неспособность вести промысел биоресурсов без своего рода collateral damage — попутной гибели нецелевых видов или, хуже, нарушений сообщества, снижающих его возможности воспроизводить данный ресурс. Так, самый мелкий вид морских свиней Phocoena sinus, населяющий север Калифорнийского залива — вакита, оказался на грани вымирания из-за гибели в жаберных сетях при лове тотоаба Totoaba macdonaldi— также редкой рыбы сем.Горбылёвых. Её плавательный пузырь крайне ценится в китайской медицине, а калифорнийская морская свинья оказывается приловом, чего достаточно для подрыва популяции, сократившейся до 10 особей (!). См. Павел Смирнов. Вакита и тотоаба.

Приспособления, снижающие риск гибели нецелевых видов, скажем при дрифтерном промысле, сравнительно с прибылью от улова стоят копейки, но даже крупные корпорации отказываются ставить их без направленного давления со стороны общества.

Тому же способствуют новые средства связи и коммуникации.

«Имеется множество других менее громких и менее опасных случаев, когда сети принесли вред, однако лишь немногие из них получили всемирную огласку. Согласно докладу СИТЕС (Конвенция о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения) 2010 года, с появлением интернета возник новый рынок, позволяющий покупателям и продавцам вымирающих животных и растений легче находить друг друга. Загросский тритон (Neurergus kaiseri), обитающий только в Иране, вероятно, стал первой настоящей жертвой твиттер-революции. По данным газеты “Индепендент”, более десятка компаний торгуют в интернете пойманными в естественной среде особями этого вида. Неудивительно, что популяция загросского тритона с 2001 по 2005 год сократилась на 80%⁶«.

Евгений Морозов. «Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети»Глобальный капитализм мультиплицирует ущерб от биологических инвазий

Так, инвазивные виды оказываются «основной причиной вымирания растений и животных за последние 500 лет. Инвазивные виды стали единственной причиной 126 из 935 (или 13 процентов) всех случаев вымирания растений и животных, зафиксированных с 1500 года, подсчитали авторы статьи в журнале Frontiers in Ecology and the Environment. Для 25% растений и 33% животных, вымерших за это время, инвазивные виды стали по крайней мере одной из причин вымирания, что делает их лидирующим фактором в этом процессе.

Инвазивные (также употребляется термин «инвазионные») виды попадают в экосистемы в результате деятельности человека: это может происходить как случайно, например, с балластными водами судов (благодаря которым гребневик обосновался в Черном море) или деревянными ящиками для грузов (так распространились азиатский усач и ясеневая изумрудная узкотелая златка), так и намеренно, как, например, это было с мозамбикской тиляпией Oreochromis mossambicus, популярным в аквакультуре видом рыб, или борщевиком Сосновского. Очень часто в новом месте инвазивные виды полностью или почти полностью вытесняют естественных конкурентов.

Тим Блэкберн (Tim Blackburn) из Университетского колледжа Лондона и его коллеги проанализировали данные о вымирании растений и животных с 1500 года в Красной книге, которую ведет Международный союз охраны природы (IUCN). Всего они обнаружили 935 документированных случаев вымирания за это время, для которых определены причины.

Оказалось, что для 300 из 935 (32%) вымираний инвазивные виды были по крайней мере одной из причин, а у 42% из этих 300 — единственной причиной. По крайней мере частично из-за инвазивных видов вымерли 261 из 782 видов животных и 39 из 153 видов растений. Чужеродные виды стали лидером среди 12 факторов вымирания, выделяемых Красной книгой IUCN, обойдя использование биологических ресурсов (18,8% всех случаев вымирания).

Таким образом, отмечают авторы, инвазивные виды не только оказались решающим фактором для большой доли зафиксированных вымираний, но и существенно обошли аборигенные виды (которые не стали единственной причиной ни для одного известного вымирания)». 

Ольга Добровидова в N+1 .

См. самые опасные инвазивные виды животных. Они напоминают успешных бизнесменов и эффективных менеджеров — и свободой от внутрисистемных связей, и умением отвести себе максимум из общих ресурсов, и тем, что их средопреобразующая активность представляет угрозу для биогеоценоза. При этом среди них есть красивые, и даже очень:

Т.е. опасность биологических инвазий в том, что средопреобразующая активность данных видов (в большем или меньшем масштабе среду обитания преобразует каждый вид) разрушительна для естественных экосистем территорий, куда они попадают. Им противоположны ценофильные виды: их средопреобразующая активность, напротив, укрепляет устойчивость, создавая специфическую для ценоза мозаичность.

Последняя в экосистеме играет ту же самую роль, что компартментализация в эукариотной клетке – позволяет экологически близким видам с разными жизненными стратегиями, поселяющимся в разных мозаиках, сопряжённо работать на устойчивость целого, не вытесняя друг друга в конкурентной борьбе. Сходно и в клетке разделение мембранами позволяет разным ферментам протоплазмы сопряжено работать, не лизируя друг друга. Увеличение мозаичности в результате активности ключевых видов (key species, environmental engineers) увеличивает биоразнообразие территории – более разнообразная среда привлекает средопреобразователей более частных и локальных, это ещё более увеличивает мозаичность, делает её более разномасштабной и «многоуровневой», что дальше увеличивает биоразнообразие. И т.д., до предела, обусловленного почвенным богатством и нестабильностью соответствующего ландшафта.

Связь устойчивости биогеоценоза с мозаикой нарушений, созданных каждым из ключевых видов сообщества в «своём» масштабе времени и пространства (своей площади «окна» или прорыва полога, со своей частотой образования и скоростью зарастания в ходе вторичных сукцессий) легла в основу т. н. мозаично-циклической концепции устойчивости лесных ценозов (и с большими или меньшими корректировками распространима на все биомы земли). Отсюда искусственное восстановление мозаичности, свойственной доагрикультурным (разновозрастным и разновидовым) лесам, в нынешних рекреационных лесах внутри и вокруг крупных городов повышает их биоразнообразие и делает устойчивей к рекреационной нагрузке; растительность подобных лесов дольше служит для оптимизации урбосреды (поглощение загрязнений, твёрдых частиц, оптимизация микроклимата) сравнительно с растениями однородных озеленённых территорий.

Нарушения, выступающие затравкой разномасштабных мозаик, создаются тремя причинами:

1) вываливание старых деревьев с образованием ветровально-почвенных комплексов;

2) создание окон, прорывов полога, изменение форм рельефа, запуск осушения и затопления деятельностью бобров, другие нарушения жизнедеятельностью животных;

3) Пожары, ветровалы, геологическая работа рек (воздействия, наиболее редкие в доагрикультурный период). Иногда ценофилами могут стать новоприбывшие инвазивные виды: тогда их вселение спасает нарушенную экосистему или какие-то угасающие виды в ней. Но это бывает редко, примерно как вытащить счастливый билет в лотерее.

Заметная часть экологических рисков везде создана внешними (или глобальными) воздействиями

Биологические инвазии

В результате всего вышеописанного значительная часть экологических проблем каждой местности (загрязнение, гибель лесов, сокращение биоразнообразия etc.) не «местного производства», а приходит со стороны.

Так, ими обусловлена значительная часть гибели лесов на востоке США, и другие континенты не обходит эта напасть⁷. См. статью Габриэля Попкина в Science (12.05.2020) «Смертельный импорт: в одном лесу США 25% потерь деревьев вызвано иностранными вредителями и болезнями».

«От смертоносного грибка, который проявился в 1904 году на американском каштане в Бронксе, до недавно обнаруженной нематоды, уничтожающей американские буки в Огайо, леса в Соединенных Штатах более чем 100 лет подряд подвергаются нападениям со стороны завезенных вредителей и патогенов. Но какая часть вреда, нанесённого лесам, приходится на счёт этого «смертельного импорта»?

Новое исследование показывает, что это вред значителен: они ответственны за ¼ всех погибших деревьев в лесах восточной части США за последние 30 лет. Эта гибель, вероятно, гораздо значительней, чем гибель деревьев от интродуцированных видов с 1940-х по 1980-е годы; на сегодня она «намного больше, чем любой известный эффект изменения климата», — говорит руководитель исследования Кристина Андерсон-Тейшейра, эколог из Смитсоновского института биологии охраны природы. Работа Anderson-Teixeira et al. (2020) опубликована в журнале Ecosystems. Ученые задокументировали не менее 450 чужеродных видов насекомых и патогенов, проникших на восток Северной Америки и вредящих местным деревьям.

Воздействие большинства незначительно, но более дюжины стали крайне разрушительными, буквально стирая отдельные виды деревьев — или даже целые рода — как функционирующих членов лесных экосистем. Ранние болезни деревьев, такие как гниль, уничтожившая спелые каштановые леса в первой половине 20-го века, появились до начала регулярного фитопатологического мониторинга. Его начали вести с 1980-х годов на определённых участках, чтобы получить более четкое представление о воздействии болезней с вредителями. В густо облесённом национальном парке Шенандоа они разметили пробные площадки 24 на 24 м, включающие разные ландшафтные выделы и типы леса.

С 1987 года фитопатологи их обследуют раз в 4 года, отмечая динамику древостоя, изменения видового состава и жизненности отдельных экз, их заражение, усыхание и гибель, когда случаются. Изучение данных по 66 таким квадратам и соседнему лесному массиву Смитсоновского института, Андерсон-Тейшейра с соавт. показали, что около ¼ аборигенных видов деревьев особо страдают от интродуцентов. Наиболее уязвимых 8 — дуб, вяз, ясень, канадская тсуга (хемлок), орех Juglans cinerea, дёрен цветущий Cornus florida, восточное красное дерево Cercis canadensis и американский каштан гибли в разы интенсивней, чем наименее повреждаемые виды.

С 1991 по 2013 год на деревья, погибшие от инвазивных вредителей и патогенов, пришлось около 25% стволов и потерянной биомассы. По словам Андерсон-Тейшейра, эта цифра примерно в три раза больше, чем в период до создания мониторинговых участков. Эта оценка в основном основана на обследовании лесов 1941 года и считается авторами «очень приблизительной». Каштановая гниль, возможно, нанесла ущерб, сопоставимый с сегодняшним уровнем смертности, когда бушевала в начале 1900-х годов. По некоторым оценкам, каждое четвертое дерево в Аппалачах когда-то было каштаном. Неясно, насколько данные результаты применимы к другим лесам США. Возможно, что уникальные факторы, такие как повторяющиеся вспышки размножения непарного шелкопряда (также завезённого), повысили здесь гибель ряда видов, говорит Эндрю Либхольд, энтомолог Лесной службы США.

Были и хорошие новости. Деревья из незатронутых родов усилили рост, так что, несмотря на потери, общая биомасса лесов за годы исследования несколько увеличилась, хотя, вероятно, меньше, чем было бы без воздействия интродуцентов. Биоразнообразие на пробных площадях также оставалось стабильным: новые виды переселялись, чтобы заменить исчезавшие.

«Пока, — говорит Андерсон-Тейшейра, — леса довольно устойчивы».

Она предупреждает, что биогеоценоз может не выдержать, если вредители и патогены продолжат прибывать. Нематода, поедающая листья американского бука, цикада-фонарница, питающаяся десятками видов растений, родственники убийственной для ясеней изумрудной златки Agrilus planipennis — все они появились в США за последнее десятилетие. Защитники призвали государственные и федеральные агентства ввести более жесткие меры биобезопасности, от запрета на импорт потенциально опасных растений до более жестких штрафов для грузоотправителей, чей груз, как установлено, содержит живых вредителей. Ранее в этом году группа исследователей призвала к созданию нового федерального подразделения, занимающегося борьбой с вредителями лесов и их профилактикой».

Источник Science

Биозагрязнение

Дальние перемещения людей для работы и отдыха не меньше экономической деятельности распространяют агенты, ведущие к разрушению экосистем и проблемам для общества, начиная с болезнетворных агентов и заканчивая хозяйственными практиками, выгодными для хозяйствующих субъектов, на разрушительных для эксплуатируемых ими сообществ эксплуатации. Пандемия нового коронавируса; грибки, убивающие бесхвостых и хвостатых амфибий, а также летучих мышей — самые яркие примеры, но отнюдь не единственные.

Так, глобальной проблемой является рост антибиотикорезистентности у бактерий. Он вздувается рыночной экономикой, обеспечивающей бесконтрольное использование антибиотиков в птице- и прочем животноводстве, особенно в третьем мире, а закредитованность фермеров и необходимость выжать максимум прибыли, не думая об экологическом ущербе проблему усугубляет. Новые устойчивые к антибиотикам штаммы появляются сугубо локально — например, в Индии, но всего за несколько лет природные процессы, вроде перелётов птиц, или человеческие потоки в современной мир-экономике их разносят всесветно, аж до Шпицбергена и Антарктики, т. е. туда, где заведомо нет хозяйственной деятельности, вызвавшей их появление.

«Невосприимчивые к антибиотикам бактерии добрались до Арктики. Исследователи обнаружили, что ген устойчивости к антибиотикам blaNDM-1, который обнаружили в Индии в 2008 году, за пять лет добрался до отдаленного района Западного Шпицбергена. Предположительно, он попал на архипелаг вместе с перелетными птицами, которые зимуют на Британских островах, либо его могли привезти люди с большой земли, а разнесли по острову песцы, которые копаются в отбросах в поселениях. Статья будет опубликована в Environment International.

Три года назад ученые сообщили о том, что среди бактерий началось распространение устойчивости к колистину, «антибиотику запаса» — последнему средству, которое применяется против микроорганизмов, устойчивых к другим лекарствам. Особенно ученых пугает то, что невосприимчивые к антибиотикам бактерии из одного региона очень быстро появляются в других частях планеты. Например, ген blaNDM-1, который обеспечивает бактериям устойчивость к антибиотикам, был обнаружен в Индии в 2008 году, а ныне встречается по всему миру. При этом мы до сих пор плохо понимаем, как устойчивые к антибиотикам «местные» бактерии появляются в других регионах мира. Сейчас на распространение микроорганизмов сильно влияет деятельность человека. Осталось не так много мест (например, приполярные районы), где человеческое вмешательство ощущается в меньшей степени и где можно исследовать, как микроорганизмы приобретали устойчивость к антибактериальным веществам до появления лекарственных препаратов.

Известно, что многие микроорганизмы, обладавшие антибактериальной устойчивостью еще десятки тысяч лет назад, обитали в почвах. Однако количество генов, обеспечивающих бактерии устойчивостью к антибиотикам, значительно выросло с 1940-х годов. Даже у микроорганизмов, обитающих в Антарктиде, ученые находили гены устойчивости к антибиотикам, появившиеся в результате деятельности человека. Одним из последних неизученных мест остается Арктика.

Британские, китайские и американские экологи под руководством Дэвида Грэхема (David Graham) из Ньюкаслского университета решили изучить почвы в в районе залива Конгсфьорден на острове Западный Шпицберген. Они выбрали его по нескольким причинам. Во-первых, на Шпицбергене нет сельского хозяйства и промышленных предприятий и здесь живет очень мало людей, поэтому антропогенное вмешательство минимально. С другой стороны, оно все же есть, к тому же здесь обитают животные, так что, скорее всего, здесь есть обладающие антибактериальной устойчивостью микроорганизмы. Во-вторых, климат на острове достаточно холодный, поэтому ДНК в почвах сохраняется достаточно долго. Поэтому ученые решили, что места вокруг залива будут идеальным местом, чтобы изучить причины распространения устойчивости к антибиотикам.

В 2013 году исследователи отобрали образцы почвы в восьми местах в районе Конгсфьордена и выделили из них и проанализировали ДНК. Всего они обнаружили 131 ген антибактериальной устойчивости, которые ассоциировались с девятью классами антибиотиков. Среди них были системы устойчивости к аминогликозидам (к антибиотикам этого ряда относятся стрептомицин и канамицин); к β-лактамным антибиотикам (самый известный среди них пенициллин); системы активного выведения веществ через поверхность клетки, которые обеспечивают микроорганизмам устойчивость к целому ряду лекарств, например, к тетрациклину. Также часто встречались гены, которые позволяли бактериям модифицировать мишени антибиотиков. Так микроорганизмы защищаются от нескольких групп антибиотиков, в частности, макролидов (эритромицин) и линкозамидов (линкомицин). Чаще всего у микроорганизмов встречались механизм активного выведения веществ и ферментативной инактивации (бактерии модифицируют молекулы антибиотиков, так что те не больше могут связываться с ними). И тот, и другой исследователи нашли в 42 процентах случаев. Специфические защитные системы клеток оказались менее «популярны» (12 процентов случаев).

По мнению авторов, неспецифические системы защиты, такие как активное выведение веществ, были «местными» и возникли у микроорганизмов в процессе эволюции. Они действуют не только на антибиотики, но «включаются» в ответ и на другие стрессовые условия, например на тяжелые металлы или органические загрязнители. А вот системы устойчивости к аминогликозидам или макролидам специфичны к антибиотикам. Поэтому, вероятно, что они появились на Шпицбергене в результате антропогенного воздействия.

https://www.youtube.com/watch?v=2K_2oHEAc9s

Чтобы определить, какие гены устойчивости к антибиотикам были местными, а какие — завезенными из других мест, ученые проанализировали их наличие в тех местах, где они брали пробы. 39 из 131 гена оказались во всех восьми кластерах, и исследователи предположили, что они были автохтонными (то есть появились в этой местности). Остальные встречались в нескольких кластерах, и, по-видимому, были привозными. Интересно, что среди них оказался ген blaNDM-1, обнаруженный в Индии в 2008 году. Через пять лет он добрался и до Шпицбергена. В одном из мест, где исследователи отбирали пробы, количество ДНК, несущей этот ген, было примерно в 100 раз выше, чем в других кластерах. По количеству ее было примерно столько же, сколько в почвах рядом с больницами или городскими сточными водами.

После того, как авторы проанализировали химический состав почв в этом кластере, они пришли к выводу, что ДНК с геном blaNDM-1 попала в почву из помета птиц. В заливе Конгсфьорден есть большие колонии мигрирующих и оседлых птиц, как травоядных, так и хищных, питающихся планктоном или рыбой. Здесь же встречаются песцы, которые охотятся на птиц и воруют яйца из гнезд. По мнению исследователей, ген blaNDM-1 мог приехать вместе с какими-то перелетными птицами, например белощекими казарками Branta leucopsis, которые зимуют на Британских островах. Либо, его могли привезти люди с большой земли, а на берегу залива он появился вместе с песцами. Они охотятся на птиц и воруют яйца из гнезд, и роются в отбросах в поселении, которое находится неподалеку.

Екатерина Русакова в N+1

В целом, чем слабей ограничены свобода торговли со свободой предпринимательства, тем глобальней вторичные отклики любого из местных воздействий, и подавляющее большинство из них негативные.

Химическое загрязнение, вредное для здоровья

«Загрязнение воздуха не считается с границами. Электростанция в одном месте часто убивает людей, которые живут далеко с подветренной стороны. Сегодня подробный анализ того, как происходит загрязнение воздуха в Соединенных Штатах, показывает, что с 2005 года преждевременная смертность от двух крупнейших загрязнителей — электростанций и дорожного движения — значительно снизилась. Плохая новость: смертность от бытовых и коммерческих выбросов, таких как отопление и сжигание мусора, выросла почти на 40% за тот же период.

Загрязнение воздуха убивает, когда частицы от горящего угля, древесины или природного газа реагируют в атмосфере, создавая озон и сажу. Эти частицы повреждают дыхательные пути и сердечно-сосудистую систему. В Соединенных Штатах такое загрязнение вызывает много смертей каждый год; оценки варьируются от 90 000 до 360 000.

Но выяснение того, как все различные источники загрязнения распространяются и угрожают здоровью, является очень сложной задачей. Так Стивен Барретт, ученый-атмосферщик из Массачусетского технологического института; инженер аэрокосмической промышленности Ирен Дедусси, в настоящее время работающая в Технологическом университете Делфта, и их коллеги использовали компьютерную модель ветра и химию атмосферы. Они добавили данные исследований загрязнения воздуха Агентства по охране окружающей среды США (EPA) для изучения крупных источников загрязнения, включая электростанции, промышленность, дороги, дома и предприятия. Модель показала, как загрязнение перемещается от штата к штату, реагируя с другими соединениями с образованием вредных частиц. Поскольку люди подвержены загрязнению из нескольких источников, модель оценила вклад всех этих секторов и их дополнительный риск смерти.

С 2005 года наблюдается прогресс. В целом, в 2018 году от загрязнения воздуха погибло около 30000 человек, сообщают они сегодня в журнале Nature. Смертность, связанная с выбросами электростанций, снизилась на 65% до 8500, а смертность, связанная с автотранспортным загрязнением, снизилась на 50% до 18 600. По словам Барретта, большая часть прежних улучшений проистекает из более строгих правил EPA и экономических факторов, которые способствуют более чистому сжиганию природного газа по сравнению с углем.

[Для сравнения — мировой рейтинг загрязнения крупных городов: лидируют Индия, КНР, Пакистан, Бангладеш, Южная Корея и … Сараево с Бишкеком. Прим.публикатора]

«Все эти годы усилий по контролю загрязнения электростанций и, в некоторой степени, автомобильного транспорта, значительно сократили вклад этих источников — и это хорошая новость»,

- говорит Дэн Гринбаум, эксперт по качеству воздуха и президент Института воздействия на здоровье. исследовательская организация, которая изучает загрязнение воздуха.

Но выгоды зависят от того, где вы живете. 41% преждевременных смертей от загрязнения воздуха по-прежнему являются результатом выбросов за пределами штата, как показало исследование.

«Это поразительно высокий показатель»,

- говорит Джон Уолк, который руководит программой по чистому воздуху, климату и экологически чистой энергии в Совете по защите природных ресурсов, организации по защите окружающей среды.

«Это первый раз, когда я вижу такую ​​точную оценку величины загрязнения, приходящего извне».

Электростанции остаются основной причиной смерти в других штатах, потому что эти выбросы распространяются на большие расстояния. Гринбаум говорит, что результаты подтверждают необходимость решения проблемы загрязнения воздуха с помощью национального подхода, как это сделала EPA. По его словам, предоставление штатам большей власти для регулирования качества воздуха поставит под угрозу прогресс.

[См. мировой рейтинг загрязнения воздуха в городах, обновляемый в режиме реального времени. Прим.публикатора]

Барретт говорит, что он был удивлен другим открытием: значительным и растущим воздействием, вызванным загрязнением жилых и коммерческих помещений. Такие выбросы привели к 20400 преждевременным смертельным случаям в 2005 году, но к 2018 г. их число выросло до 28200. Рост на 38% обусловлен не значительным увеличением загрязнения воздуха. В то время как всё меньшее количество диоксида серы и оксидов азота поступает в атмосферу от электростанций, работающих на угле, растёт выбросы побочных продуктов бытового и коммерческого сжигания — аммиака и оксидов азота, с большей вероятностью образующих опасные частицы.

Дэн Голдберг, который занимается исследованием загрязнения воздуха в университете Джорджа Вашингтона, также был удивлен увеличением. Поскольку коммерческие и бытовые выбросы недостаточно изучены по сравнению с другими источниками, он еще не полностью убежден в этой тенденции. Но, и учитывая колеблющиеся оценки, исследователи предполагают, что снижение загрязнения воздуха из жилых и коммерческих источников на 10% даст более чем троекратную пользу в сравнении с 10% снижения от электростанций.

Тем не менее, большинству экспертов не хотелось бы выбирать, какой сектор очистить.

«Для меня, — говорит Барретт, — правильный ответ заключается в нуле опасных выбросов».

Источник Science

Пластиковые «острова»

В Мировом океане плавало около 200000 т. пластика (в середине 2010-х гг. сейчас больше). Ученые из Института пяти водоворотов (Five Gyres Institute) в Калифорнии, США, под руководством Маркуса Эриксена (Marcus Eriksen), использовали данные 24 экспедиций, чтобы прияти к выводу, что на текущий момент в океанах нашей планеты плавает более 5 триллионов частиц пластика общим весом в 268940 тонн. Данные исследования опубликованы в статье на портале PLOS ONE.

Чтобы оценить масштабы загрязнения, ученые провели по всему миру 680 заборов вещества с поверхности океана и 891 визуальное исследование за период с 2007 по 2013 год. Согласно их данным, течения и ветра разносят частицы пластика по водам всего мирового океана. Наибольшая их концентрация наблюдается в районе пяти мощных водоворотов в северной и южной части Атлантического, Тихого и Индийского океанов.

Главным таким скоплением является, безусловно, знаменитое Большое тихоокеанское мусорное пятно (Eastern Garbage Patch) — фактически остров, состоящем из мусора, который дрейфует в северной части Тихого океана, между Северной Америкой, Юго-Восточной Азией и Австралией. Его существование было теоретически предсказано еще в 1988 году, первое сообщение о визуальном наблюдении поступило в 1999 году. Его площадь оценивают очень по-разному — от  5000 до 15 млн км². Дело в том, что большая часть составляющих его элементом — в основном микроскопических частиц пластика — образует взвесь под поверхностью воды и поэтому увидеть его не так легко. Еще раньше, в 1972 году, было обнаружено аналогичное по свойствам, хотя и меньшее по размеру, Североатлантическое мусорное пятно.

Несмотря на то, что в Южном полушарии Земли проживает меньше людей, масштабы загрязнений на этих территориях оказались практически такими же, как и в Северном полушарии. Это означает, что океанские течения распределяют загрязнения во всей поверхности гораздо эффективнее, чем считалось ранее. Другое возможное объяснение, предложенное исследователями, гласит, что наиболее распространенные частицы, так называемый микропластик (менее чем 4,75 мм в размерах), исчезает с поверхности океана быстрее именно в Северном полушарии (расплавляются под воздействием солнечных лучей, съедаются животными вместе с пищей и т.д.). Кстати, фотография, иллюстрирующая данный текст, сделана в порту Манилы (Филлипины), вопреки популярному мнению, будто бы именно так выглядит Большое тихоокеанское мусорное пятно.

Ещё пример. С 1970-х гг. фирмы развитых стран после запрещения тех или иных пестицидов (особенно самых токсичных — ФОС и ХОС 1го поколения, вроде ДДТ, ГХЦГ, диэльдрина и пр.) продают оставшиеся запасы в страны третьего мира, где ужесточение санитарных и экологических правил сильно отстало или вовсе не начиналось. В результате эта отрава найдена не только в крови, молоке и т. д. местных жителей, но с тропическими фруктами и прочей с/х продукцией приходит обратно на стол к жителям развитых стран.

См. таблицу из Ч.Ревелль, П.Ревелль (1994). «Среда нашего обитания». (В 4-x книгах. Книга 4. Здоровье и среда, в которой мы живем. Раздел «Применение пестицидов в развивающихся странах». М.: Мир, 1995. С.96-99).

Известен курьёз: в рамках «войны с наркотиками» США в 1970е гг. потравили мексиканские заросли конопли гербицидом паракватом. Фермеры, пробуя хоть что-то выручить, продали листья, пока они ещё как-то имели товарный вид, почему содержание параквата в образцах достигало 2,264 ч/млн, 1-3 сигареты в день приводили к необратимому рубцеванию лёгких… Даже возникло дело планокуров к правительству США, впрочем ими проигранное. А вот что не смешно — во время уничтожения этих зарослей попутно нанесли сильный вред граничащим с ними уникальным сосново-дубовым лесам, отчего ряд видов вымер, а зимующий там предмет почитания в США — перелётная бабочка-монарх — здорово сократился (а выращенные в неволе не совершают миграций).

Обобщая, понятно, что созданная рыночной экономикой возможность купить сырьё или полуфабрикаты на стороне и привезти, не считаясь с расстоянием — убивает готовность к рециклингу на своей территории, к тому же ведёт готовность спихнуть отходы на сторону, кому победнее. То и другое усиливает экономию на регенерационных затратах у мирового хозяйства как целого и «раскручивает» экологический кризис ещё больше. Сегодня у человечества есть всё необходимое для его остановки и перехода к устойчивости — научные знания, технологии, возможности инноваций — кроме политической воли на переход от рыночной экономики к плановой, см. Ли Филлипс, Михал Розворски «Планируя хороший антропоцен».

«Контуры разрушения», запускаемые антропогенным воздействием

К подобным «расползаниям» местных воздействий, с расширением спектра последствий, захватом новых территорий и т. д. вторичными откликами ведут сукцессивные смены в природных сообществах, когда их нарушение переходит некий предел. Тогда запускаются экосистемные изменения, в отличие от нормальных вторичных сукцессий не восстанавливающие сообщества, а ведущие к ещё большему нарушению, т.н. «контуры разрушения», т.ч. последнее «ползёт», как прореха на гнилой ткани. Так, площадь ущерба для акватории вокруг китайского искусственного острова на коралловом рифе Мисчиф в Южно-Китайском море оказалась в 200 с лишним раз больше площади самого острова — 1200 км² против 5,58 км². Это же верно для загрязнений крупного города — не только «факелов» выбросов в воздух и «полос» сливов в реки, но даже и в почву (там загрязнители начинают мигрировать, особенно интенсивно со свалок).

Один пример такого взаимодействия, саморазрушительного для сообщества: мимозка Prosopis juliflora или мескито, и индийский кулан Equus hemionus khur: распространяя растение, он разрушает собственную среду обитания в одном из последних прибежищ диких особей этого подвида. Другой — т.н. вымирание по пищевым цепям. Герпетологи из США и Панамы провели исследование, целью которого было понять, как вымирание амфибий, вызванное грибком Batrachochytrium dendrobatidis, повлияло на змей в панамском национальном парке «Омар Торрихос». Результаты оказались неутешительными, хотя и ожидаемыми: сообщество змей стало менее разнообразным, часть видов стала встречаться намного реже, а некоторые исчезли совсем. Это демонстрирует, насколько серьезным ударом для экосистемы может стать быстрое падение численности единственной систематической группы».

Что не так с «биоценотической регуляцией эволюции»:?

Существует интересная теория биоценотической регуляции эволюции. Она создана палеоэнтомологами и, шире, палеонтологами (В.В.Жерихин, А.С.Раутиан, А.П.Расницын, А.Г.Пономаренко), исследующими экологические кризисы середины мела, середины юры, перми-триаса и пр. геологического прошлого, когда массовое вымирание одних групп биоты сменялось столь же бурной диверсификацией других, приходящих им на смену, с радикальными изменениями биомов планеты, исчезавшим и появлявшимся подобно отрядам с семействами⁸. В её основе факт целостности экосистем, проявляющийся в т.ч. в способности регулировать эволюцию входящих в них таксонов, задавая не только темп, но и направление эволюционных преобразований видов, родов, семейств и пр., в соответствии с достигнутой степенью дифференциации ниш, плотности их упаковки в гильдиях и других характеристик структуры системы (ценотической).

В соответствии с ней усложнение функциональной организации биогеоценозов тормозит эволюцию видов (родов, семейств, отрядов, классов), связи между которыми — трофические, топические, форические и фабрические — как раз и образуют этот ценоз (вместе с мортмассой — опадом, подстилкой — и биокосным телом, почвой с её обитателями). И наоборот, разрушение сложной структуры сообщества резко ускоряет эволюцию таксонов, которые при этом умудрились не вымереть, особенно макроэволюцию. Торможение эволюции с ростом структурной сложности биоценоза, реализованного на определённой территории, получило названия когерентной эволюции, ускорение эволюционных преобразований после разрушения ценотической организации на определённой территории (прекращения восстановления нарушений до наиболее сложно организованных и устойчивых климаксных сообществ, то есть обрыв сукцессионных смен) – некогерентной эволюции.

Когерентная (медленная и предсказуемая) и некогерентная (взрывообразная, непредсказуемая, на высоком таксономическом уровне) эволюция  — термины В.А.Красилова, развивающего сходные идеи регуляции эволюции «сверху»: от процессов на уровне биосферы в целом до дифференциации отдельных видов, в отличие от обычной СТЭшной интерпретации «снизу». Мол, виды, сперва образуются как географические или экологические изоляты, обособляются, ищут себе среду, и в процессе подобного поиска складываются в сообщества, экосистемы. Последние в этом случае не есть целостности, но лишь эпифеномен истории взаимодействия разных видов на одной территории, то есть биогеоценоз елового или дубового леса, обладающий неповторимым обликом, специфической структурой и много какими эмерджентными свойствами, менее самостоятелен, чем водяной вихрь, возникающий с выниманием пробки из ванной.

Причина постепенного затухания темпов формообразования и снижения таксономического статуса дифференцирующихся форм по мере усложнения организации ценоза объясняется т. н. моделью сопряжённой эволюции сообщества и биоты Н.Н.Каландадзе и А.С.Раутиана (1993). Виды, образующие сообщество, всё точней «делят» ресурсы между собой, экологические ниши видов «упаковываются» всё более плотно, виды начинают больше зависеть от биотических отношений друг с другом – со специализированными хищниками, распространителями или конкурентами, чем от неблагоприятных условий среды. В этом случае специальные приспособления, адаптирующие твою биологию к противостоянию конкретному хищнику или конкуренту, к потреблению неких специальных видов пищи, много выгодней адаптаций широкого значения.

Рисунок 2. Модель сопряженной эволюции сообщества, его таксономического и экологического разнообразия: 1 — пространство ресурсов сообщества, 2 — адаптивная зона, 3 — интерзональная экологическая лакуна, 4 — нечетко выраженная граница адаптивных зон, 5 — слабо специализированный таксой, 6—высоко специализированный таксон первой формации, 7—высоко специализированный таксон второй формации, 8—мера таксономического разнообразия. Из: Каландадзе, Раутиан, 1993.

Следовательно, по мере всё более и более тонкой дифференциации ниш всё большее таксонов вступает на путь узкой специализации вместо прогресса, причём в структуре сообщества возможностей для «увеличения профессионализма» видов а тем более для «создания новой специальности» становится всё меньше и меньше. Метафора связана с тем, что в контексте рассмотрения эволюции сообществ экологическую нишу вида лучше понимать по Элтону – как «профессию» или специализацию вида, аналогично специализации фирм в рыночной экономике на предоставлении определённых товаров, услуг и информации, а не по Хатчинсону – гиперпространством местообитаний, занятых определённым видом в сообществах определённой территории.

В результате экосистемы получаются “твёрдыми, но хрупкими”: на своей территории они успешно препятствуют вторжению новых (иноземных видов), даже если в парном сопоставлении они оказываются конкурентоспособней, чем “коренные”виды из структуры сообщества. Но у всякой системы есть “своё слабое место” — пятна нарушений, созданных внешними силами: подмывы и оползни от геологической работы рек, пятна усыхания от локальных вспышек размножения насекомых, участки пожарищ и ветровалов и пр. Либо, наоборот, “пятна повышенной продуктивности”, вроде мест изобильного созревания плодов или размножения термитов в тропическом лесу, где концентрируются все кому не лень и пируют.

Каждое сообщество, помимо ценотических мозаик, характеризуется мозаикой нарушений разного масштаба (в смысле размера и скорости «зарастания»), созданных т.н. ключевыми видами или экосистемными инженерами⁹. Устойчивость сообщества обеспечена равновесием их образования и зарастания на территории того или иного массива, устойчивый пространственный паттерн подобных мозаик («окон» или прорывов полога, не доходящих до травянистого яруса), находящихся на разных стадиях «зарастания» в ходе вторичной сукцессии характеризует сообщество, позволяет определить его как таковое и отличить от других, смежных или близких. См. «Восстановление доагрикультурного лесного покрова».

Т.е. устойчивость сообщества имеет динамическую природу и определяется наличием такого разнообразия ключевых видов, которое может — через средопреобразующую деятельность каждого из них — обеспечить непрерывный оборот популяций видов – эдификаторов, поддерживая на территории лесного массива равенство числа/площади «окон», возникших при гибели их старых особей (в следующий момент они начнут зарастать, проходя последовательно все сукцессионные стадии) и участков растительности, достаточно восстановившейся для того, чтобы в следующий момент стать позднеклимаксовой. В лесах это деревья I-го яруса вместе с зубром, бобром и (некогда) туром, в саваннах и (некогда) тундростепях – мегафауна фитофагов вместе с регулирующими их крупными хищниками и т.д.

Но беда, если человек добавит нарушений — рубки, пожары, пятна вытаптываний, или хозяйственной деятельностью сдвинет баланс образования «окон»/прорывов полога и их зарастания. Скажем, в желании увеличить численность охотничьих видов начнёт борьбу с вредными хищниками, копытные немедля размножатся и лес станет прозрачным на уровне морды оленя, как в Беловежской пуще в 1912 г., чернохвостые олени в национальном лесу Кайбаб (штат Аризона) и пр. В качественном отношении эти, экзогенные мозаики нарушений (в отличие от эндогенных, созданных жизнедеятельностью ключевых видов внутри самого биогеоценоза — зубров, бобров, листогрызущих насекомых, стволовых вредителей, кабанов и т. д.) не выходят за пределы природного диапазона — и рубки, и пожары, и  пастьба скота в лесу, и даже загрязнение тяжёлыми металлами — все имеет своих природных аналогов.

А вот в количественном – человек сводит, фрагментирует и трансформирует сообщества существенно большими темпами, чем это делают процессы, порождающие нарушения в природе, так что «материки» лесных или травяных биомов превращаются в «архипелаги». И если мозаика нарушений развита свыше некоторого предела, сообщество перестаёт контролировать этот «архипелаг». Там поселяются т. н. ценофобы, неспециализированные чужеродные виды, не имеющие отношения к коренным сообществам территории (не участвующие в его восстановлении даже на пионерных стадиях сукцессии). Рост численности их популяций (и видового разнообразия) в местах нарушений ведёт к натурализации в природных сообществах — вторжении на непосредственно их территорию, смешение с коренными видами, разделившими ниши в ходе процессов, описанных в модели Н.Н.Каландадзе и А.С.Раутиана (1993). Всё это рано или поздно вызывает экологический кризис по механизму положительной обратной связи.

Размножение пришельцев-ценофобов нарушает восстановление сообщества самом в пятне нарушения и на некой кайме ненарушенной  территории вокруг (краевой эффект), это расширяет пятно нарушения, в него подселяются новые ценофобы, пятна нарушений сливаются… И так до тех пор, пока собственно коренным сообществам не останется малая и настолько фрагментированная территория – «архипелаг», а не «материк», что начнут массово вымирать самые крупные и самые специализированные виды, коадаптированные друг к другу. Деятельностью человека в такой «архипелаг» давно уж превращены последние малонарушенные территории бореальных лесов мира, т. е. о «зелёном море тайги» говорить не приходится, тем более о сплошных полосах лесов умеренного пояса, степей и полупустынь — всё сократилось и фрагментировалось.

Как показывает анализ В.В.Жерихина и А.С.Раутиана, вымирание идёт сразу «структурными блоками» сообщества, или консорциями. В структуре сообщества возникают «бреши», появление ии расширение которых запускает взрывообразную  эволюцию групп, способных заполнить эти «прорехи», причём на высоком таксономическом уровне — возникают новые рода, семейства, отряды, а не только виды. Вымирание по пищевым цепям — один из случаев; также исчезают растения вслед за их опылителями, или распространителями плодов и семян, или насекомые, живущие в мёртвой древесине после её уборки «для санитарных целей», или вторичные дуплонёздники (в тропических лесах — также герптили или беспозвоночные) вслед за дятлами и другими производителями дупел. В общем, чем тесней связь видов Х и У биотическими отношениями, созданная предыдущей эпохой быстрой специализации того и другого в докризисный период, тем сильней дестабилизируется популяция и быстрей вымрет У вслед за исчезновением Х во время экологического кризиса, притом что подобное укрепление «связок» между видами в сообществе, идущее «наперегонки», сам момент кризиса если не приближает, то делает неизбежным при таком внешнем воздействии, к которому данный биом был устойчив¹⁰.

То есть из модели биоценотической регуляции эволюции следует эмпирический факт целостности экосистем, тормозящей эту самую эволюцию, и делающий виды растений и животных не свободными в своих взаимоотношениях с территорией земного шара, а жёстко прикреплёнными к своим сообществам, точней к биоценотиическим партнёрам, на которых они коадаптированы. Даже на неспециализированных, ценофобных видов действует это «крепостное право», просто реализуемое иначе — необходимость всё время «прыгать» между пятнами нарушений, которые появляются и зарастают не сами по себе, а под действием эндогенной динамики данного сообщества (конечно пока оно не нарушено, и за создание «окон», заселяемых пионерными видами, ответственны ключевые виды самого сообщества¹¹, а не внешние агенты, почти всегда антропогенной природы).

Кроме этого факта, из концепции биоценотической регуляции эволюции следуют два предположения, которые можно проверить на современном материале. I: расширение нарушений и приток чужеродных видов, внедряющихся по нарушениям и затем натурализующихся в природных сообществах, вызывает экологический кризис, блокируя  восстановление коренных сообществ на данной территории через разрушение нормальной сукцессионную динамики. Иными словами, «злая четвёрка» Джареда Даймонда (о ней — таблица ниже) везде запускает положительную обратную связь, ведущую к экспансии нарушений, увеличивающейся агрессии интродуцентов и в конце концов — к потере целостности коренных сообществ даже на «контролируемой» ими территории. II: разрушение экосистем в ходе антропогенного экологического кризиса по механизму, описанному выше, начинает ускорять эволюцию, то есть толкает все виды, занимающие территории в зоне кризиса, быстро эволюционировать, образовывать новые виды и (чем чёрт не шутит!) роды, семейства и пр. Сам автор — В.В.Жерихин, прилагая модель биоценотической регуляции эволюции к проблемам охраны природы, считает, что при разрушении естественных экосистем темпы видообразования «оставшихся» форм, занимающих образующиеся лакуны и такие перспективные ландшафты, как современные города, подскочат на 1-2 порядка. Случится массовое и непредсказуемое появление форм растений и животных с новыми свойствами, и это, мол, самое опасное для человека.

Понятное дело, мир-экономика последних 600 лет (или раньше) даёт массу фактического материала для проверки обоих следствий. Она не только разрушает живой покров биосферы, изолируя последние сохранившиеся «острова», интенсифицируя нарушения на каждом из них, вроде пожаров, вырубок, etc., задавая негативную динамику «архипелагов», оставшихся в зонах влияния городских центров (а это почти уже весь земной шар), способствует дальнему транспорту видов-интродуцентов, делает их попадание на «острова» коренных сообществ из случайного и редкого события закономерным и массовым процессом.

Сейчас уже можно уверенно говорить – да, I выполняется, натурализация интродуцентов в местах нарушений угрожает целостности коренных сообществ, способствует территориальной экспансии группировок, складывающихся в местах нарушений, с сокращением способности воспроизводства коренных биогеоценозов.

Вот как этот процесс шел на Гавайских островах в связи с интродукцией кустарника Mirica faya, обладающего активными азотфиксирующими симбионтами (детально изучен группой профессора Стэнфордского университета Петера Витоусека).

«Это растение, интродуцированное в конце XIX века португальцами с Канарских, Азорских островов и острова Мадейра, благополучно прижилось на 5 самых больших островах Гавайского архипелага, быстро разрастаясь на открытых местах бедных вулканических почв, занимая повреждённые при извержениях вулканов участки сезонно-влажных горных и дождевых лесов. В отличие от местных видов Metrosideros polymorpha и Vaccinium reticulatum, интродуцированные виды Myrica faya и Buddeleja asiatica обладают азотфиксирующими способностями.

Buddeleja asiatica

Mirica faya

В результате они вчетверо увеличивают содержание азота в почве и изменяют химический состав подстилки. Азот, фиксированный интродуцированными видами растений, быстро вовлекается в круговорот веществ и становится доступен для всех видов растений. Эти изменения в почве привлекают те виды дождевых червей, которые также были завезены человеком. В результате, биомасса дождевых червей становится в 3 раза выше по сравнению с естественными лесами, а почва — более пригодной к приёму новых интродуцентов.

Наблюдения за взаимоотношениями Myrica faya и птиц выявили, что хотя 4 вида местной авифауны садятся на ветви кустарника, они редко поедают его плоды. В то же время, из 7 экзотических видов птиц, посещающих Myrica faya, 5 видов лакомятся его плодами. Наиболее часто на ветках кустарника встречается интродуцированный вид — японская белоглазка Zosterops japonica, являющаяся и главным распространителем семян Myrica faya (47% фекалий отловленных японских белоглазок содержали семена кустарника). Прорастание семян Myrica faya происходит быстрее при небольшом затенении. Поэтому когда птицы, распространяющие семена, улетают далеко от сомкнутых лесов и садятся на одиночные деревья местного происхождения Metrosideros polymorpha, формирующие разреженный полог на нарушенных участках, они увеличивают шансы прорастания семян Myrica faya.

При изучении влияния Myrica faya на прорастание и развитие местных видов древесных растений было выявлено, что опад Myrica faya в большинстве случаев лимитирует прорастание семян местного дерева Metrosideros. Развитие последнего может происходить только при освобождении участков почвы от опада Myrica faya. Как уже отмечалось, Myrica faya  не проникает в сомкнутые, зрелые леса, но зато успешно развивается на разреженных, нарушенных в результате извержения вулкана участках леса и быстро образует одновидовые насаждения, под пологом которых возобновление других деревьев и, в частности — Metrosideros, исключено.

Необходимо отметить, что уничтожение Myrica faya всеми возможными способами не приводит к восстановлению естественного растительного покрова в результате захвата ранее преобразованной кустарником почвы интродуцированными злаками, которые являются на ней более конкурентоспособными, чем местные виды. Интересно отметить, что аналогичная история с другим интродуцированным кустарником, распространяющимся интродуцированной же индийской майной, происходила на Гавайских островах более чем за четверть века до истории с экспансией Myrica faya.

Другим важным агрессивным агентом нарушения естественных сукцессий и разрушения экосистем тропических лесов на Гавайских островах являются одичавшие свиньи. Они вытаптывают растительность, делают порои, грязевые ванны, валят древовидные папоротники и выедают их сердцевину. Всё это приводит к нарушениям и осветлению древних первичных лесов, в которых появляется возможность для развития интродуцентов. Наиболее опасной из них является Passiflora molissima — лиана из Южной Америки. Она быстро растёт, оплетая и затеняя соседние древовидные папоротники и обильно плодоносит. Её плоды и семена также охотно поедаются и разносятся свиньями и интродуцированными птицами.

Некоторые нарушенные экосистемы ещё можно восстановить, изолировав от них наиболее деструктивный вид. Например, на очищенных от свиней и огороженных участках дождевого леса на острове Гавайи уже через 7 лет численность почвообитающих коллембол, принадлежащих к эндемичным видам, увеличивается в 10 раз, а численность космополитных видов падает в 3 раза».

В.С.Фридман. Глобальный экологический кризис: биологические основы, имитационные модели, социальные приложения. М.: URSS, 2017. С.115-116.

Кроме прогноза деградации коренных сообществ под влиянием биоценотической активности иммигрантов, натурализовавшихся «в пятнах нарушений», концепция предполагает, что целостность экосистем работает «в обе стороны»: как только коренные сообщества будут разрушены, среди иммигрантов и других неместных/неспециализированных форм (ценофобов) произойдѐт взрыв видообразования, и они «сложатся» в новое сообщество, станут его «коренными видами» (ценофилами). См. «Эволюция сообществ и эволюция в сообществах».

Но, судя по всему, «в обратную сторону» эта модель не работает. За 15000 лет антропогенного разрушения разных природных сообществ (см. таблицу этапов от плейстоценового перепромысла до «устойчивого развития»), повлекших вымирание значительной доли видов, везде оказывалось, что это последнее идёт в хорошем согласии с концепцией – ценофильные, эдификаторные и ключевые виды первыми делаются угрожаемыми, не вынося усиления экзогенных нарушений своих сообществ, хотя эндогенные, вроде бы того же типа, они превосходно «умеют затягивать». Они же и выпадают первыми, что мы и видим, — увы! — в нынешней биосфере, разрушенной нашим хозяйством примерно на треть-половину, иногда больше, и весьма «понадкусанной» в оставшейся части.

В соответствии с прогнозом модели первыми делаются крупные, территориально консервативные, К-виды и пр. обеспечивающие себе успех больше постоянством резидентного населения, контролирующего пространство, нежели вспышками размножения после гибели особей в «локальных катастрофах», см. анализ двух способов обеспечения жизнеспособности популяций и их «пропорции» у разных видов грызунов, и других групп (Щипанов, 2000, 2003, 2016, 2019; Щипанов, Купцов, 2004; Фридман, 2012). Поэтому крупные травоядные во всех группах позвоночных оказываются уязвимей, чем хищники — им нужна большая территория, особенно с учётом дальних сезонных перекочёвок большими стадами.

Однако всплесков видообразования не наблюдали ни разу; в отличие от вымираний геологического прошлого, вымирание в новое и новейшее время – и быстрое, и нескомпенсированное. Порождаясь разрушением биомов планеты, оно, однако, не влечёт за собой формообразования, что делает сохранение биоразнообразия ещѐ актуальней.

Действительно, следствие II не выполняется нигде и никогда. За антропогенной трансформацией коренных сообществ, за формированием новых антропогенных ландшафтов (от полей, садов, сельских населённых пунктов до городских ареалов, размеры которых с 1960-х гг. сравнялись с массивами лесов, лугов и болот «своего региона», а зоны влияния — с площадью целых биомов) ни разу не следовало всплеска видообразования, тем более дифференциации новых родов, семейств и т.д. При этом изменённые человеком ландшафты, от островов пластикового мусора до городских ареалов включительно, активно осваиваются «дикими» видами растений и животных, и обычно успешно. Больше того, созданная человеком «вторая природа» ландшафтов, поддерживаемых именно и только хозяйственной деятельностью, от полей, садов, рекреационных лесов до современого города, потенциально может быть освоена всеми дикими видами, даже ныне считающимися урбофобами. См.наш анализ соответствующей ситуации с орнитофауной: Фридман и др., 2016; Фридман, 2018. В ряде случаев сохранение вида в городе, или в других используемых человеком элементов ландшафта, от техногенных водоёмов до военных полигонов, более вероятно, чем в исходных местообитаниях.

«Вторая природа» созданная человеком — урболандшфт, с/хландшафты, прочие рукотворные ландшафты — активно и небезуспешно осваивается «дикими» видами птиц, млекопитающих, герптилий, растений, собственно, всеми таксонами биоты. Адаптивная эволюция — новые экотипы, урбанизированные популяции и пр., отделяющихся от материнских — идёт здесь гораздо быстрей, чем в природе: тем быстрей, чем сильней трансформация ландшафта, и быстрее всего в городах (Alberti et al., 2017). Т.е. антропогенная трансформация ландшафта ускоряет микроэволюционные изменения, направленные на приспособление местных видов к этой локальной катастрофе, и тем больше, чем сильней трансформация, отсюда понятен максимум скорости в городах, где исходный ландшафт, местообитания, рельеф, почвы и климата, — всё составляющее условия существования вида, преобразовано сильней всего.

Однако это неизменно развитие адаптаций, а не формообразование. Широко известные «городские расы» разных видов животных, от комаров Culex pipiens до «городских» скворцов, чёрных дроздов, вяхирей, канареечных вьюрков, сорок, и пр., это лишь экотипы, пусть обособленные в демографическом отношении от «негородских» популяций, но даже не подвиды¹². Новые виды образуются сами собой – или медленно и постепенно, в связи  в основном с географической изоляцией, дифференциацией на островах, или быстро «в остром опыте» под действием стресса, однако это не связано с событиями в жизни местных или окрестных биогеоценозов, с появлением «лицензий» для вида в структуре сообщества, если оно устойчиво и развивается, или «лакун», если оно разрушено кризисом, - т. е. с причинами, предполагаемыми в биоценотической концепции эволюции. Они регулируют эволюцию видов, уже «сложивших» сообщества, детерминируют их «вползание» в кризис, управляют вымиранием по ходу последнего — однако бессильны в отношении видообразования в группах, не попадающих под удар кризиса.

Из более чем 50-летней истории прослеживания реакции коренных сообществ на нарушение, в т.ч. вторжения интродуцентов (или естественное расселение многих «диких» видов, также отмеченное в ХХ веке) следует, что концепция биоценотической регуляции эволюции точно верна в «запрещающей части», но в «разрешающей» скорей всего нет. То есть формирование устойчивой нишевой структуры сообщества и её диверсификация в процессе специализации видов и коадаптации их друг на друга – да, тормозит эволюцию, а вот разрушение этой сложной структуры её не стимулирует. То есть нет «крепостной зависимости» эволюции вида от эволюции сообщества, в структуру которого он входит, даже если вид специализирован. Вид эволюционирует сам по себе и в своём ареале, в силу тех причин, которые изучает СТЭ в классическом варианте Э.Майра.

А вот виды, сообитающие на определённой территории, с определенной интенсивностью потока ресурсов через неё, определённым уровнем нестабильности условий среды, со специфическими формами рельефа складываются в сообщества (независимо от того, когда и как они сюда пришли), которые, раз возникнув, оказывают обратное влияние на процессы адаптивной специализации видов, но отнюдь не на формообразование. То есть идёт своего рода «диалог» между видом, существующим в своём ареале, и сообществом, воспроизводящимися на определённой территории, сходный с описанным между особями с их индивидуальностями и прочими «качествами», оцениваемыми отбором, и популяционной структурой, в которую они «вписываются» (иначе не максимизируешь итоговую приспособленность) и, конкурируя между собой, воспроизводят не столько себя, сколько видоспецифический паттерн подобной структуры — вместе с «вакансиями» для своих потомков, прошедших отбор. См. «Групповые адаптации не нуждаются в групповом отборе».

Рост биоразнообразия «рукотворных ландшафтов», когда эти последние начинают всё больше реализовать ранее неочевидные потенции заказника, не просто не вызвал взрыва видообразования. Хуже того (для анализируемой концепции), городские популяции разных видов, конкурирующих друг с другом, или связанных отношениями «хищник-жертва», либо топическими и фабрическими, отнюдь не «делят» нишевое пространство, всё больше специализируясь в этих взаимодействиях между собой, и не складываются в те биогеоценозы, которые привычны нам по «дикой природе». В этом суть т. н. «парадоксов городских экосистем».

Отсюда сугубая «неестественность» современного экокризиса и отличия (в худшую сторону) от кризисов палеонтологического прошлого, обусловленных преимущественно эндогенными факторами и в этом смысле «естественных»:

1. Экстремально высокий темп разрушения природных сообществ и вымирания видов, превышающие таковое в доантропогенный период на 2-3 порядка. В т.ч. для растений в 350 раз, причём вымирание идёт быстрей в т.н. «горячих точках» биоразнообразия, где максимум видов сконцентрирован на минимальной площади (их карты см.рис.1-2), для позвоночных - в 1000 раз. С ростом нашего знания нынешнего биоразнообразия эти оценки уточняются, увы, лишь в сторону повышения. При сохранении этой скорости в течении ближайших столетий % вымерших видов сравняется с таковым в экокризисах прошлого Земли, растянутых на несравненно большее время.

2. Деструктивные процессы не сопровождаются компенсаторным взрывом видообразования среди групп, богатых ценофобными видами, не входящими в нынешнюю сукцессионную систему (что всегда происходит в кризисах прошлого). Хуже того, антропогенное вымирание видов, последние 150-200 лет шедшее с ускорением, никак не влияло на диверсификацию других, сохранившихся видов: ни родственных в тех же таксонах, ни экологически близких в той же гильдии. Для амфибий показано, что клады с большим темпом видообразования под воздействием человека и вымирают быстрее (Greenberg, 2017), что прямо расходится с предсказаниями биоценотической концепции эволюции (это должны быть другие клады, «приходящие на смену»).

3. Вопреки предсказаниям теории биоценотической регуляции эволюции разрушение природных биомов — не только в городе, но и в зонах влияния «урболандшафтов», и в «мировой деревне» — не ведёт к складыванию вместо них новых из ценофобных видов, выигравших от происходящего и начавших специализацию.

Via wolf_kitses и Охрана окружающей среды

Подобных примеров множество по всему миру: везде биогеоценозы «устроены» так, что вымирание ключевых видов сокращает популяции нескольких видов, от них зависимых, живущих в созданных ими мозаиках. Скажем, реинтродукция зубров формирует экологически полночленный комплекс дождевых червей из 4-х функционально различных групп видов, с наибольшей численностью и биомассой, там где почвенные условия сами по себе этого не допускают (Киселёва и др., 2018). Что, в свою очередь, ослабляет их средопреобразовательную активность, то и другое нарушает воспроизводство парцеллярной структуры сообщества — фрактала, составленного «вложенными друг в друга» разномасштабными мозаиками разных ключевых видов, от «работающих» на уровне всего биогеоценоза до всё более и более мелкомасштабных¹³. В свою очередь, это снижает устойчивость сообщества в целом, делает её уязвимей и к прежним воздействиям (даже если они не усиливаются / не распространяются сильнее в пространстве), и к любым новым событиям, вроде биологических инвазий, стихийных бедствий, лет с экстремальной погодой и пр. А в подавляющем большинстве случаев их «давление» только усиливается из года в год, почему в долгосрочной перспективе большинство природных биомов «сжимаются» в пространстве и разрушаются внутри себя быстрее, чем восстанавливаются (табл.1).

Экологически устойчивое развитие vs глобальный капитализм?

Таблица 1. Процессы нарушения («злая четвёрка» Джареда Даймонда) vs восстановления биоты (видов и местообитаний) при нынешнем уровне антропогенной трансформации

1. Прямое истребление, в стимуляции которого бедность и элитное потребление «работают» рука об руку14.	1. Восстановление видов биотехническими мерами, реинтродукцией, привлечением в техногенные аналоги природных ландшафтов, их реставрацией15.
2. Уничтожение (вариант, фрагментация) местообитаний, ведущее к вымиранию видов16.	Экообустройство и экореставрация, возвратная урбанизация редких и уязвимых видов, дающая их популяциям устойчивость в изменённом ландшафте. Управление расселением и планирование дорожной сети (графа дорог, режима движения, вида транспорта), и других форм фрагментации так, чтобы минимизировать «островной эффект17», в т.ч. управление размещением в регионе разных форм хозяйства, ранжированных по экоопасности, в зависимости от уязвимости и незаменимости природных ландшафтов, оказывающихся под воздействием, для минимизации последнего18.
3. Вымирание по пищевым цепям (и другим биотическим связям).	3. Самосборка новых «цепочек» за счёт инвазивных видов, оказывающихся спасительными для нарушенного сообщества (вместо обычного усугубления нарушений).
4. Разрушительное для сообщества воздействие инвазивных видов.	4. Инвазивные виды «включаются» в поддержание местных экосистем, чем «спасают» вид или сообщество от п.3. (~1 из 10).

Примечание. В современных условиях природопользования по схеме «природа-соратник» (Фридман, 2017, op.cit., C.303-305, 362-364) текущий баланс правой и левой части таблицы задаёт траекторию развития на завтра и послезавтра. Перевешивает правая — глобальный экологический кризис ускоряется и углубляется, его динамика обретает устойчивость большую, чем доселе, левая — развитие «выворачивает» в сторону экологической устойчивости («нулевой рост» в известной модели Денниса и Донеллы Медоуз, Фридман, 2017, op.cit.29).

Экологически устойчивое развитие требует равенства скоростей слева и справа таблицы, пока что недостижимого. Так получается потому, что восстановление антропогенно нарушенных природных биомов — ныне благотворительность, производимая на долю от прибыли, полученной от уничтожения их же рыночной экономикой. И весьма небольшую, выделяемую природоохранникам как своего рода отступное, а то и подкуп, чтобы не критиковали систему, ответственную за перевес «злой четвёрки» Дж.Даймонда над восстановлением экосистем — капитализм, не соблазнялись системой, где данный перевес минимален, а по ряду позиций достигалась устойчивость — социализм советского (ГДРовского, кубинского) образца.

Это верно и для других «экологических» трат корпораций, вроде рециклинга. Оказывается, у гигантов нефтяной промышленности еще в 1980-х была информация о том, что переработку в необходимых масштабах запустить невозможно. Заранее было понятно, что перерабатывать невыгодно и пластик после переработки хуже, чем первичный. Уже четыре десятилетия объем перерабатываемого пластикового мусора не превышает 10% от общего. Но производители ежегодно вкладывают десятки миллионов в рекламу переработки — все ради того, чтобы пластиковые товары не запрещали и 400-миллиардная отрасль продолжала расти. См. расследование NPR об обратной стороне переработки пластика, via Вика Мызникова.

«Контуров разрушения», подобных вышеописанным, множество в каждом из биомов планеты — уж слишком все они сокращены человеком, а оставшееся «понадкусано» извнутри и с боков, почему «рассыпаются» полностью от местных воздействий, особенно когда те «подпитываются» дальними влияниями природного (водные и воздушные течения, изменения ареалов видов) и антропогенного характера.

Среди этих последних цепочки поставок, людские потоки и, главное, системная реакция связанных ими городских экономик на стихийные бедствия и другие местные события, влияющие на выпуск, товароборот и прибыль. Вызванное или локальное замедление экономического роста немедленно компенсируется по всему миру, а ускорение при благоприятной конъюнктуре ведёт к подстройке новых городов, связанных с данным, к случившемуся экономическому росту.

Поэтому местные экономические трудности могут вести к упадку городов, вроде Детройта или Нового Орлеана, крупных городов российской провинции, однако не к «отдыху», дающему природе восстановиться¹⁹. И наоборот, нарушения, созданные прибыльным, но вредным для природы бизнесом, заимствуются прочими экономическими агентами, смежниками или конкурентами, и быстро распространяются по миру. Благодаря этой связности и системному ответу планетарной сети городов на местные события, влияющие на экономику, вклад «дальних» воздействий и негативных изменений, «пришедших со стороны», в любую из местных экопроблем оказывается чем дальше, тем больше. Это верно для вылова рыбы, гибели лесов, сброса электронных и прочих отходов, уничтожения местообитаний, выбросов загрязнений, других глобальных проблем.

Резиновые странники и китайская заморозка рыбы

«[Пишущая] Машинка, которой я сейчас пользуюсь, возможно, состоит из деталей, изготовленных из алюминия Ямайки или Суринама, железа Швеции, магния Чехословакии, марганца Габона, хрома Родезии, ванадия Советского Союза, цинка Перу, никеля Новой Каледонии, меди Чили, олова Малайзии, ниобия Нигерии, кобальта Заира, свинца Югославии, молибдена Канады, мышьяка Франции, тантала Бразилии, сурьмы ЮАР, серебра Мексики и деталей, содержащих следы других металлов со всего света. Вполне возможно, что эмаль содержит титан Норвегии, пластмасса сделана из нефти Ближнего Востока, переработанной с помощью американских редкоземельных катализаторов, и хлора, извлекаемого вместе с испанской ртутью. Формовочная смесь прибыла с австралийского побережья, в обрабатывающих станках использовался китайский вольфрам, а уголь добывался в Руре. И кто-то может сказать, что для выпуска «конечного продукта» потребовалось слишком много скандинавских елей».

Деннис и Донелла Медоуз. «За пределами роста». М.: Прогресс, 1994. С. 97.

Естественным образом это ведѐт к дополнительным затратам энергии, бόльшему выбросу загрязнений и потерям готовых изделий, становящихся отходом немедленно, а не по прошествии времени пользования. Так, океанологи для прослеживания течений вместо классических бутылок с записками пользуются товарами, смытыми при перевозках, – скажем, из Восточной Азии в США. Один раз это были грошовые резиновые утята, совершившие путешествие через Берингов пролив и вокруг канадской Арктики 351 (рис.2). А самый крупный «флот потерянных вещей» составили 34000 хоккейных перчаток «Nike».

Тогда, в январе 1992 г., в северной части Тихого океана бушевал шторм. Вообще, в тот период суда теряли в море до 10000 контейнеров. Команда Ever Laurel боролась с ураганным ветром и гигантскими волнами, пытаясь сохранить судно и доставить груз. По статистике, в тот период суда ежегодно теряли в море до 10 000 контейнеров. 12 контейнеров с судна – таки были смыты, по стечению обстоятельств один раскрылся, и по морю пустились порядка 30000 пластиковых игрушек для ванной — красных бобров, зеленых лягушек, голубых черепах и желтых утят.

«…Так двадцать лет назад флот из красных бобров, зеленых лягушек, голубых черепах и знаменитых желтых утят начал длительное путешествие по просторам Мирового океана. Людям давно известно, что плавучие предметы перемещаются по морям, преодолевая тысячи километров. Например, Христофор Колумб отправился искать новые земли на запад потому, что именно оттуда приносило части неизвестных в Европе деревьев. Еще Чарльз Дарвин предположил, что заселение растениями затерянных в океане вулканических островов происходит именно за счет переносимых океаном семян.

А уплывшие игрушки стали просто подарком для океанологов. Они «катапультировались» с Ever Laurelу линии перемены дат (180° в. д.) на 44° с. ш. и попали в поверхностное Северо-Тихоокеанское течение, которое входит и в Субтропический, и в Субполярный круговороты Тихого океана. Оттуда было два пути: на юг, вместе с Калифорнийским течением, или на север, с Аляскинским. Применив математическую модель, ученые предположили, что большая часть «резиновых странников» отправится на север в Субполярном круговороте. В итоге так и получилось. Первые утята достигли суши в районе города Ситка (Аляска) спустя десять месяцев после пропажи контейнера. С тех пор они массово появляются у берегов Аляски примерно раз в три года, когда «карусель» Субполярного круговорота приносит флотилию обратно.

Однако нескольким «отрядам» все же удалось вырваться из замкнутого круга. Один из них повернул на юг, в Субтропический круговорот, и позже утят и лягушат находили на побережье штата Вашингтон и гавайских пляжах. Согласно математической модели, у этих игрушек есть все шансы перебраться в Индийский, а оттуда и в Атлантический океан. Второй «отряд» также нацелился на Атлантику, выбрав более короткий, но трудный путь. Покинув Субполярный круговорот в его северной части, вероятно, утята вошли в Арктику через Берингов пролив, вмерзли в лед и путешествовали так в течение нескольких лет. Они, вероятно, повторили путь «Фрама» Фритьофа Нансена, который вморозил судно в ледяное поле в надежде пройти вместе с Трансарктическим течением через Северный полюс.

Ожидания Нансена не оправдались: до Северного полюса «Фрам» не дошел — в итоге его вынесло через пролив между Гренландией и Шпицбергеном, который теперь носит имя легендарного корабля. Через пролив Фрама в Северную Атлантику попадает основная масса арктического льда, и с ним игрушки должны были выйти в Гренландское море. Часть из них, обогнув Гренландию, могла попасть в Лабрадорское течение, идущее вдоль берега Северной Америки.

В 2003 году изрядно потрепанный, но похожий на своих собратьев утенок выбрался на берег в штате Мэн, а одна зеленая лягушка закончила свое плаванье в Шотландии, и с тех пор от наших героев в Атлантике не было вестей. Двадцать лет и десятки тысяч километров не шутка: солнце выбелило некогда желтых утят, пластик деградировал, и от бутафорской флотилии, возможно, уже почти ничего не осталось. Но, гуляя по берегу, посматривайте под ноги. Быть может, именно вам случится найти одного из знаменитых странников и доказать, что некоторым участникам игрушечной армады удалось обогнуть половину земного шара.

Николай Колдунов «Резиновые странники».

Другой пример – китайская переработка рыбы, идущей на приготовление филе вторичной заморозки.

«Из Норвегии часть трески возвращается в Россию, но уже как импортируемая норвежская рыба. Судьба другой части пойманной в Баренцевом море трески еще более удивительна. Ее везут… в Китай. Рабочая сила в Китае дешева, организация труда эффективна, поэтому выгодно привозить за тысячи километров замороженные тушки, размораживать их, готовить из них филе, снова замораживать и отправлять в обратный путь. Китай постоянно увеличивает экспорт филе вторичной заморозки. Конечно, в эту группу продуктов входит не только и не столько треска: тут и минтай, и хек, и другие рыбы…. Понятно, что китайская переработка – это своего рода «насос», который выкачивает ресурсы из Мирового океана»

Спиридонов В.А., Мокиевский В.О., 2004. Просто треска. М.: WWF. С. 33.

Всё это хорошо иллюстрирует разные стороны экоопасности современной экономики:

– и в связи с интенсивностью перевозок (в последние 30 лет росла с ускорением, см. PS). Их загрязнение, вместе со смытым с берегов пластиком, уже образовало «мусорные острова» в районах циклических течений в центре Тихого океана, в Саргассовом море, или «на задворках» известных курортов, вроде Мальдивов²⁰;

– и в связи с неадекватной ценой углеводородного топлива, отрицающей поговорку «За морем телушка полушка, да рупь перевоз»,

– и в связи с экономикой США, где «средний класс» уже в 2000е был неспособен прожить без дешѐвых китайских товаров.

Год без «Сделано в Китае»

«Я  бы  хотел  провести  обзор  некоторых  из изданных  сравнительно недавно  в США книг, которые представляют собой интересный взгляд на Америку изнутри, на не такую, какой она представляется миру по голливудским фильмам. Как бы невероятно это ни звучало, но время от времени простые американцы начинают задаваться вопросами о природе окружающего их изобилия. Некоторые из них действительно приостанавливают свой бег за «Американской мечтой» общества потребления и с изумлением младенца оглядываются по сторонам.

Реакции, следующие за этим, разнятся: кого-то накрывает депрессия, и он берется за оружие, кто-то бросает все и уходит в глушь жить жизнью пионеров освоения Дикого Запада, но большинство же, переведя дух и став вегетарианцами/веганами, вновь бросаются в погоню за манящими и исчезающими за горизонтом соблазнами телевизионного счастья. Некоторые из тех, кто пытается как-то  переосмыслить происходящее,  публикуют  результаты  своих способов жить в Америке «альтернативно» или просто попыток заглянуть за фасад рутинного существования. За последнее время в США вышло несколько интересных книг, выросших из подобного любопытства.

Я бы хотел остановиться на бестселлере, название которого можно перевести  как «Год без “Сделано в Китае”: подлинная история приключений одной семьи в глобальной экономике» (A  Year  without  “Made  in  China”: One  Family’s  True  Life  Adventure  in  the Global  Economy).  Герои  этой  книги  –  интеллигентная  американская  семья,  где  муж  –  преподаватель университета, а жена – журналистка бизнес-изданий, которая, собственно, ее и написала. В ней также фигурируют дети автора, ее родственники, коллеги, знакомые и масса других жителей США. Идея данного подвига родилась после  очередного праздника Рождества,   когда автор Сара Бонджиорни и ее муж Кевин обнаружили, что их дом в основном заполнен товарами с маркой «Сделано в Китае».

Семья поставила себе задачей избегать товаров с этикеткой «Сделано в Китае», однако множество товаров и продуктов, поставляемых из КНР, не несут на себе опознавательных знаков. Речь идет о тех из них, что являются составными частями других. Китай –  крупнейший в мире производитель витаминов и таких пищевых ингредиентов, как ароматизатор ванили, лимонная кислота и сушеные ягоды. Он также является крупным  мировым экспортером лекарственных ингредиентов, но вы никогда не прочтете об этом на  этикетках лекарств. Семья Бонджиорни осознавала  это, понимая, что полностью избавиться от китайской продукции она не в состоянии. Семья  решила  оставить  в  употреблении все те китайские товары и устройства, которые были в ее распоряжении на момент начала бойкота, поэтому теоретически все было просто – не покупать ничего нового из Китая.

Инициатором выступила мать семейства – Сара Бонджиорни – журналистка деловых СМИ, которая, по роду деятельности, не могла не замечать тревожной статистики  – торговый баланс между США и КНР в 2005 г. составил -201 млрд. долларов, а в 2007 г., несмотря на серию скандалов с ядовитыми игрушками, неисправными автомобильными покрышками и некачественной зубной пастой, вырос до -256 млрд. долларов. Потеря же Америкой рабочих мест из-за перевода производств в страны с более дешевой рабочей силой (например, в КНР) ощущалась обычными американцами уже давно и была повторяющимся мотивом «разговоров на кухне» и источником растущего напряжения.

Несмотря на актуальность этой проблемы, сделать шаг от абстрактного негодования по поводу печальной утраты США своей промышленности до осязаемого протеста оказалось непросто. Муж хозяйки, Кевин, был первым человеком, которого надо было обратить в активные сторонники бойкота. Именно он не раз проклинал корпорации за то, что те в погоне за лучшими финансовыми показателями «продали» американский рабочий класс.

Предварительная инвентаризация  дома показала,  что  восемь из  десяти имеющихся товаров и изделий в семье были сделаны в Поднебесной. Этот впечатляющий факт серьезно поколебал уверенность университетского профессора в успехе всего предприятия.

Тем не менее супруге удалось заручиться его поддержкой, которая, однако, не была безоговорочной и принципиальной: готовый терпеть личные неудобства наподобие ношения детских солнечных очков или разномастных сандалий из-за проблем с закупкой новых некитайских, он наотрез отказывался приносить в жертву интересы детей. Попытки Сары удержать его в альянсе и найти альтернативных поставщиков товаров, часто безуспешные, составляют основной объем описания этой годичной «Одиссеи».

Надо отметить, что у миссис Бонджиорни имелся опыт принятия активной гражданской позиции по  вопросам потребления:  в  частности,  она навечно  вычеркнула  гиганта мирового ритейла Walmart из  списка магазинов,  где  она  совершает покупки. Причины были чисто этическими – Walmart не допустил инспекторов по труду на свои зарубежные фабрики.

[так, приход Уолмарта для розничной торговли Мексики означал быстрое ускорение монополизации. Пришлось меняться сектору розничной торговли и его поставщикам. Единая, компьютеризированная система сбыта, стандарты упаковки, жёсткие расписания поставок и всё такое. Кроме этого, за право выхода на рынок в масштабе страны Wal-Mex как правило требовал исключительно низких оптовых цен от поставщиков, на что последние соглашались.

Это привело к тому, что развиваться в таких условиях смогли только немногие, у которых были ресурсы для увеличения качества, остальные — разорялись. Там этот эффект показан на первых двух графиках, особенно последний. Таким образом, приход международной торговой сети обострил конкуренцию и тем самым привёл к росту монополизации рынка. Via san4es].

Хотя принципиальности ей и не занимать, тем не менее Сара однозначно заявила, что их акция не являлась крестовым походом против нарушений прав рабочих в Китае, лишения американских рабочих их мест из-за Китая или поддержкой Тибета. Это был чистый эксперимент.

Многие из тех, кому семья рассказывала о своем проекте, были не в состоянии поверить в  это. Вообще реакции американцев на  этот бойкот представляют собой интересный срез общественного мнения на проблему «засилья» США китайским. Одни считали, что поразительная  дешевизна  китайских  товаров  подозрительна  и  в  один  прекрасный день КНР надоест продавать Америке все за копейки и тут-то США придется туго, потому что все производство уже давно и надежно перевезено в Поднебесную. Другие реакции включали в себя неприятие: «А как вы прикажете выживать всем тем малолетним детям, которые шьют нам на этих фабриках, если мы перестанем покупать плоды их труда»? Иногда участников бойкота считали в лучшем случае недальновидными и уверяли, что не пройдет и месяца, как они вернутся к прежнему образу жизни, а сопротивление «Китаю» бесполезно и глупо.

Описание неравной битвы, которую ее семья ведет с китайским ширпотребом, становится немедленным хитом на любой вечеринке, куда Сару и ее мужа приглашают друзья и  знакомые. Как правило, хозяева мероприятия  очень скоро  устанавливают, что их жилище также практически целиком «Made in China». Это вызывает всеобщее одобрение ее начинания и высказывания в ключе, что «всем нам неплохо бы начать что-либо подобное», «обязательно расскажу своему мужу – эта ситуация его давно выводит из себя» и т.д.

Обращаясь  к Интернету как источнику вдохновения и идей для своего нелегкого начинания, Сара использовала фразу «Boycot China» и   наткнулась на целый слой американских китаененавистников. Формы этой ненависти приобретают  самые  различные очертания – от наклеек на бампер (излюбленная американская практика публичной декларации своего мнения по самому широкому кругу вопросов) до избирательного избегания американских корпораций, использующих китайский труд. Среди порожденных Китаем психозов лично мне показался интересным следующий: по словам одного из блоггеров, китайцы уже дали всем американским  городам китайские названия. Судя по количеству обсуждений, вызванных этим заявлением, американцы всерьез обеспокоены, что следующий за этим логический шаг – это переезд ЦК КПК в Вашингтон.

Проблемы, связанные с бойкотом, начинаются быстро. Первой встала проблема обуви. Американские кроссовки, являющиеся наряду с джинсами символом этой страны (например, Nike), с  1990-х годов полностью выпускаются за границей. Некитайская обувь стоимостью $70 за пару детских ботинок для американцев, избалованных  низкими ценами, кажется верхом расточительности. В частности, самыми ходовыми очками в Калифорнии считаются китайские по  $5  за штуку,  а покупка итальянских, столь популярных в России, – удел бездетных молодых пар. Солнечные очки обнажили еще один парадокс современной Америки: в  этом царстве консьюмеризма возможности выбора на самом деле весьма и весьма скромны.

Случай с поисками замены сломавшемуся пылесосу тут очень иллюстративен. Продавец весьма четко обрисовал сложившуюся картину. У вас есть выбор: китайская дешевка, которая сломается через два года, или навороченная немецкая модель с ценником от $400 до $1000. А это, по американским меркам, заоблачные цены. Посередине же ничего нет. Иногда дилемма становится более оригинальной: в доме описываемой семьи завелись мыши, и миссис Бонджиорни захотела избавиться от них с помощью гуманной ловушки, а не традиционной убивающей мышеловки. Как в плохой комедии, даже в такой ситуации предлагалось поступиться принципами: во всей стране (даже в Интернете) не было ни одной гуманной ловушки – все как одна были из КНР.

Вообще, обзвон представителей американских производителей Сарой   Бонджиорни позволяет нарисовать картину, способную действительно испугать слабонервного. Помимо вышеупомянутых кроссовок, не менее критическая ситуация сложилась и с электроприборами, а именно лампами. Согласно одному производителю, за последнее десятилетие их производство почти полностью переместилось в Китай. Основная причина одна: «китайцы» очень дешевы. Американский производитель может конкурировать  с ними, только если он выполняет какой-то неформатный заказ. Его собственная фирма, в частности, выжила лишь благодаря тому, что его семья – единственный ее акционер. В противном случае давление акционеров вынуждает искать дешевую рабочую силу и поставщиков. Все они – в КНР. Даже все до единого электровыключатели, продаваемые в США, тоже китайские.

[а на смену КНР идут «потенциальные Китаи», страны с ещё более привлекательной для капиталиста рабсилой.

Источник usfunds.com]

Эти перемены не проходят незамеченными и для журналистов. Миссис Бонджиорни цитирует одну статью, где указывается, что за последние четыре года в КНР было создано восемь миллионов рабочих мест. Подразумевается, что за счет производств, свернутых в США и Европе. Автор книги не удивляется этому. Более того, после визита в отдел игрушек местного супермаркета ее изумляет то, что эта цифра не на порядок больше.

Собственно, именно детские игрушки стали другим сложно преодолимым и постоянно возникающим на пути бойкота препятствием. По большому счету все, кроме детских книг, поставляется из Китая. Ситуация с ними решалась по-разному и иногда приводила к форменным конфузам, как в случае, когда кто-то из друзей привез целую машину старых игрушек и выгрузил все перед дверью их дома. Меньше всего Саре хотелось, чтобы ее детей стали считать подходящими адресатами для гуманитарной помощи.

Немногочисленные производители игрушек из Европы были предметом постоянной тревоги несчастных родителей, обеспокоенных тем, что и их производство в течение года будет переведено куда-нибудь под Шанхай. Беспокойство это было вовсе не беспочвенным  –  новости периодически возвещали о банкротстве очередного американского предприятия и потере очередных тысяч рабочих мест. А Китай тем временем отправлял в небо космонавтов…

Посещая в течение года и по мере необходимости все новые и новые секции магазинов, Сара не перестает удивляться масштабам произошедшего «товарного захвата» Китаем Америки. Что, однако, кажется ей знаковым и одновременно потенциально пугающим, так это то, что постепенно Китай оказывается в состоянии выпускать суперкачественную продукцию для дорогих брендов, вроде Chanel, чью одежду лишь в последнюю очередь заподозришь в столь «неблагородном» происхождении.

Подобные неприятные  открытия питают  сценарии  «судного  дня»  в  головах  американцев, сталкивающихся с таким изобилием каждый день. Люди на Интернет-форумах и в барах вопрошают друг друга:

«И куда это все ведет? Что дальше? Производство автомобилей? Реактивных самолетов»?

По-видимому, в США еще не проникли уже ставшие     знакомыми россиянам поделки китайского автопрома. Иначе один из кошмаров среднего американца – шкаф, забитый дешевой дизайнерской одеждой и горой обуви при отсутствии работы и будущего – станет казаться еще более близкой реальностью.

Выясняется также, что не только отдельные отрасли производства принадлежат Китаю, но и целые времена года и праздники. Все, что может понадобиться вам для летнего отдыха, – от пластикового бассейна до набора для ныряния с трубкой и зонтика от солнца, – сделано в Китае. Из книги мы также можем узнать, что такие праздники, как Рождество и День Независимости (4 июля), полностью зависят от китайской продукции. Что примечательно, продажи рождественских товаров начинаются в июле, а товаров для Дня Независимости (в основном фейерверков) – в феврале-марте. Родители вынуждены были проявлять примеры недюжинной смекалки, самостоятельно изготавливая фейерверки и карнавальные костюмы для Хэллоуина в домашних условиях, постоянно благодаря бога, что дети у них еще не столь разбираются в изящности надеваемых на них вещей. В качестве подарков друг другу им также иногда приходилось находить нетривиальные решения вроде абонемента на обучение игре на фортепиано.

Такие проблемы вынуждают думать креативно. В итоге, ради избежания кризиса и припадков у ребенка, который не в состоянии вынести годичное эмбарго на все игрушки, кроме датского конструктора «LEGO», всем родственникам и знакомым было разрешено дарить семье Бонджиорни товары любой страны происхождения, что, естественно, означает «произведенные в Китае». Вообще помощь друзей и родственников сложно переоценить. Большинство из них превратились в добровольных помощников проекта, выискивая по возможности изделия без пресловутого ярлычка или наклейки  «Made  in China» и сообщая о редких находках осажденной семье. В книге, кстати, обнаруживаются ставшие анекдотичными пробелы американцев в географии: семье приходится сдать несколько купленных товаров, когда выясняется, что «Made  in Hong Kong» тоже подпадает под объявленное КНР «эмбарго». С другой стороны, радостной новостью становится известие о том, что Тайвань – не часть Китая, а вполне  законный  объект поиска среди этикеток.

Отдельно через все повествование проходит постоянная борьба родителей с эффектом бойкота на формирующуюся психику и мировоззрение их трехлетнего сына. Им пришлось идти на самые неожиданные ухищрения и объяснения, чтобы у малыша не сложилось превратного мнения о Китае и его жителях.

«Они, должно быть, плохие, раз мы решили у них ничего не покупать»

– это, согласитесь, весьма логичное, с точки зрения дошкольника, мнение.

Временами отчаяние вынуждало их идти наперекор другим своим принципам, в частности, отказу от сети Walmart. Визит в самый популярный торговый центр Америки и подсчет пропорции китайских товаров среди выборки из 106 предметов подтвердил догадки об их преобладании над товарами других стран: 52 (или 49%). США оказались на втором месте с 23 предметами (22%); на третьем, далеко позади – Гондурас с 4 предметами. Самым экзотическим торговым партнером компании оказалось крошечное Лесото.

Время от времени в течение года Саре удавалось чудесным образом отыскивать товары некитайского происхождения. Текстиль из Мексики, Турции и Кореи, надувной бассейн из Таиланда, некоторые другие товары из Израиля, Пакистана. Открытием стал тот факт, что такой простой и, казалось бы, дешевый товар, как пуговицы из Китая, однако, не ввозится. Американцы также пока не доверяют китайцам своего здоровья – китайские лекарства в аптеках редкость. Они плюс косметика с едой для домашних животных пока остаются вотчиной американских производителей. Жалко, что автор не упомянула об индийских фармацевтах – если судить по России, то они весьма и весьма активны.

Подводя итоги  года,  автор признается,  что своим  успехом  они  во многом  обязаны удаче. Они не представляют, что бы делали, если бы у них, например, сломался телевизор, что для семьи с одним небольшим, но очень активным поглощателем мультфильмов было бы равно коллапсу. Показателем успешности бойкота стал очередной подсчет подарков, полученных семьей Сары на Рождество от родных и близких и подаренных ими самими своим детям и друг другу: 11 из Китая, 42 – из остального мира. В предыдущем, добойкотном, году баланс выглядел иначе: Китай  –  25,  остальной мир  –  14. Прогресс был очевиден.

История семьи Бонджиорни имела определенный резонанс в Америке, они стали героями телепередач и газетных интервью. Китайское телевидение не замедлило нагрянуть к ним домой, задавая провокационные вопросы и пытаясь определить точную меру несчастий, обрушившихся на семью из-за отказа от благ Поднебесной. Несмотря на то, что чета и их дети с честью и без потерь преодолели все препятствия, в КНР материал вышел тщательно отредактированным и содержал заголовки наподобие этого: «У детей нет игрушек. В прошлом остались их улыбки и радостный смех».

Заканчивает книгу автор на примирительной ноте:

«Отринуть китайские товары не представляется практичным, так как это будет означать отказ от сотовых телефонов, водных пистолетов и телевизоров. Нам  не  хотелось  бы  навсегда  расставаться  с  этими вещами. На будущее мы решили по возможности искать альтернативы китайским товарам и покупать их, когда это единственно реальный вариант, как чаще всего и случается».

Вместе с окончанием эксперимента к автору пришло и осознание сложившейся ситуации.

«Я начала видеть, что моя семья связана с Китаем бесчисленным количеством способов и что идея самодостаточности, как на уровне семьи, так и на уровне страны, является пережитком прошлого. Мы слишком прочно привязаны к Китаю и остальному миру, чтобы разорвать эти связи именно сейчас, как бы заманчиво это иногда и ни выглядело. Меня заботит ситуация с правами человека и условиями труда на китайских фабриках, но уже поздно думать, что мы можем решить эти проблемы, просто игнорируя Китай».

«Откуда я одет?: Мировой тур по странам, фабрикам и людям, которые делают нашу одежду»

 Вторая книга, написанная Келси Тиммерманом, называется «Откуда я одет?: Мировой тур по странам, фабрикам и людям, которые делают нашу одежду» (Where  am  I Wearing?: A Global Tour  to  the Countries, Factories, and People That Make Our Clothes).

Эта работа также посвящена внезапному осознанию бытовой  глобализации. Прозрение наступило в момент, когда взгляд автора остановился на ярлыке с информацией о стране-изготовителе. На этот раз  –  его  собственной  одежды. Названия  стран  звучали  экзотично: футболка из Гондураса, джинсы из Камбоджи, шлепанцы из Китая. Не мудрствуя лукаво, автор решил посетить эти страны, найти фабрики и рабочих, которые делали эти вещи. Узнавая по пути много нового об их быте и условиях труда, он также  знакомит читателей (американских, в первую очередь) с взглядами этих рабочих на глобализацию.

Прежде всего он попытался найти ответы на вопросы этического плана. Так, он выяснил, что рабочие в Бангладеш рады работе, даже если за нее платят лишь 50 долларов в месяц. Девочки  с  ткацкой фабрики  в Камбодже не  хотели  бы,  чтобы  люди  «первого мира» бойкотировали продукты их труда, ведь, например, к производству одной пары джинсов Levi’s причастно, оказывается, целых 85 человек. И, конечно, они хотели бы работать меньше и зарабатывать больше. Интересна также реакция сотрудника китайского Walmart  на  провокационный  вопрос покупателя-китайца:

– Почему вы работаете на американцев, это же не патриотично?

– Я работаю на них за деньги. Мне кажется более уместным вопрос, зачем вы приходите сюда и отдаете им свои?

В книге постоянно перекликаются ситуации рабочих в странах Третьего мира с реакцией на подобную эксплуатацию в США. Автор рассказывает о современном движении против чрезмерной эксплуатации рабочих на производствах и особенно о возмущении по поводу использования детского труда. Кампании, развернутые журналистами и омбундсменами привели к серьезным имиджевым и финансовым проблемам для многих американских производителей. А политика, направленная против производителей униформы, произведенной с нарушениями трудового законодательства, уже взята на вооружение шестью штатами, которые не покупают у таких компаний. Компании вводят контроль и проверки на фабриках, шьющих для них. Учреждаются организации, которые проводят инструктаж новичков, распространяют DVD и комиксы, в которых объясняются и описываются права рабочих, нормы гигиены. На заводах делают перерывы на гимнастику.

[Реальность, впрочем, это не улучшает. Но хорошо уже то, что бизнесмены взяты под подозрение общества, и дальше подозрение с неприязнью будут только расти – по мере того, как бизнес будет всё изощрённей обходить эти правила, в том числе устремляясь в ещё более удобные страны, чем КНР, его роль как источника социальной опасности, рисков и «язв» вырисовывается всё чётче и чётче. См. «Автомобильные аналогии»]

Так, в Камбодже используется кодекс Международной организации труда, состоящий из 500 пунктов, положениям которых фабрики должны соответствовать. 80% фабрик отвечают этим требованиям. Всего 300 фабрик находятся под мониторингом и обеспечивают работой более 350 тыс. рабочих. 75% экспорта Камбоджи – одежда, поэтому здесь фабрики наиболее отзывчивы ко всем гуманитарным начинаниям корпораций. Не в последнюю очередь потому, что новые торговые соглашения КНР с США делают позиции других стран более уязвимыми, а перевод заказов в менее щепетильный Китай –  более выгодным для Nike и иже с ними. Поэтому, как сообщают Тиммерману, за полгода выявлен только один случай детского труда  (моложе 15 лет). В подавляющем большинстве случаев дети сами проникают на фабрики по поддельным документам.

[Интересно, кто это сообщает, рабочие или администрация? Классикам журналистского расследования, тому же Гюнтеру Вальрафу, чтобы вскрыть весь ужас эксплуатации гастрарбайтеров в ФРГ, пришлось изменить внешность, превратиться в турка и в качестве такового «искать работу». И вот как реально зарабатывают деньги дети в Камбодже, Бангладеш, Индии, Гане, Киргизии, КНР и других странах третьего мира; часто тем, кто на ткацкой фабрике, ещё повезло. Прим.публикатора].

Тем не менее бесспорно, что часто условия труда тяжелы, сам он монотонен и сложен. В качестве примера Тиммерман вновь приводит джинсы, которые хрупкие камбоджийские девушки мнут вручную, делая их мягкими для носки. Затем рабочие-мужчины «старят» ткань пескоструйкой, придавая им вид модной поношенности. Автор также свидетельствует, что массовый переезд производств пришелся на 1990-е годы. Из компаний-производителей  джинсов  дольше  всех  сопротивлялась  Levi’s. На момент закрытия последнего завода в Сан-Антонио, штат Техас, она платила своим рабочим 10–12 долларов в час. Теперь она платит фабрикам, таким как в Камбодже, которые в свою очередь платят своим рабочим по 12 долларов в неделю.

Мимоходом автору удается показать некоторые интересные аспекты глобализации с обратной стороны. Так, в частности, работницы-камбоджийки  заявляют ему, что хотят иметь белую  кожу, как у насаждаемых рекламой стереотипных красавиц. Рассказы о студиях загара на Западе вызывают у них неподдельное изумление. В свою очередь, автор изумляется агрессивности навязывания этих стандартов восточным странам. Так, Walmart в Китае не имеет кукол Барби с азиатскими лицами, хотя в США они существуют во всех разновидностях, и отсутствие раскосых кукол вызвало бы немалый переполох, протесты и иски.

В  заключение необходимо  сказать,  что  автор проникается  симпатией  к  своим проводникам в мир трущоб и грошевого труда. Ему начинает казаться, что жизнь в бедности по-своему красива, и смех или улыбка ребенка в Бангладеш выглядят куда радостнее, чем у его ровесника в Америке. В эпилоге автор рассказывает о вновь открывшемся текстильном производстве недалеко  от  своего  городка. Несмотря на высокие по азиатским меркам расходы на персонал, фабрике спортамуниции удалось сыграть на патриотизме американцев и восстановить производство. Как я уже упоминал в начале, подобные «расследования» и эксперименты довольно популярны сейчас в Америке. Некоторые из них откровенно популистские и написаны только благодаря моде, другие же являются отражением глубоких исканий, полных неожиданных открытий и тонких наблюдений. Их изучение представляется мне весьма полезным.

Д.А. Песков. Рецензия на: S. Bongiorni. A Year without “Made in China”: One Family’s True Life Adventure in the Global Economy. Hoboken:  John Wiley & Sons,  2007.  256  p.; K. Timmerman. Where am I Wearing: A Global Tour to the Countries, Factories,  and People that Make Our Clothes. Hoboken: John Wiley & Sons, 2008. 272 p.

Этнографическое обозрение. №5. 2011.

via wolf-kitses

В силу всего перечисленного в последние 150 лет нарушенность всех биомов планеты росла с ускорением, также как вымирание видов (второе подстёгивает первое и наоборот): даже тех, чьё общее сокращение вроде бы удаётся остановить или, осторожней, затормозить, вроде лесов Европы и Северной Америки, делаются всё более неустойчивыми к разным воздействиям, от нападения ксилофагов до экономических изменений в соответствующих странах. Поэтому роль «контуров разрушения» в мультипликации ущерба сегодня сравнялась с ролью «дальних» влияний общепланетарного характера, природных и социальных.

Немного личного

И наконец, at last but not least, важный момент – личный (или этический). Что побудило всерьѐз разобраться с концептуальной основой охраны природы в начале 2000-х? Мне стало стыдно при чтении замечательного четырѐхтомника Е.А. Коблика «Разнообразие птиц» (М.: изд-во МГУ, 2001). Я вдруг осознал, что большая часть редких видов, за которых лет тридцать назад ещё не надо было беспокоиться (достаточно просто присматривать за их состоянием и следить, чтоб не уничтожить местообитания), сейчас «естественным ходом вещей» поставлена на грань вымирания.

Эти «безвозвратные потери» мировой фауны вызваны не прямым преследованием или корыстным использованием, большинство из них мелкие и малоизвестные виды. Просто «мировая экономика» смела походя местообитания или из соображений пустячной выгоды вселила нового хищника (паразита, конкурента – так случилось со многими видами южноамериканских поганок).

Вот толика «побочных жертв» рыночной экономики²¹:

– Попугайная цветочница оу Psittirostra psittacea

– Чубатая вьюрковая овсянка Sporophila melanops

– Гавайская серпоклювка нукупуу Hemignathus lucidus

– Чернолицая гавайская древесница пооули Melamprosops phaeosoma

– Косумельский кривоклювый пересмешник Toxostoma guttatum

– Крапчатокрылый бюльбюль Phyllastrephus leucolepis

– Рио-де-жанейрский муравьиный крапивник Myrmotherula fluminensis

– дрозд камао Myadestes myadestinus

– Красногорлый украшенный лори Charmosyna amabilis

– Белоклювый дятел Campephilus principalis

– Сангихский лесной зимородок Ceyx sangirensis

– Голубоглазая земляная горлица Columbina cyanopis

– Атитланская поганка Podilymbus gigas

– Алаутранская поганка Tachybaptus rufolavatus

Помню детское увлечение орнитологией. Тогда, в середине 1970-х появились первые сводки по редким и исчезающим видам птиц (В.А.Винокурова и др.). Хотелось верить, что теперь-то люди поймут, что и как они теряют, и затем совместными действиями уменьшат этот ущерб. Нет, всё идёт своим чередом, деградация местообитаний и потери видов только ускорились на фоне, повторю, многочисленных и несомненных частных успехов. С 1993 г. благодаря деятельности человека от вымирания спаслись от 21 до 32 видов птиц и от 7 до 16 млекопитающих. Есть тут, однако, и «ложка дёгтя»: спасённые в большинстве своём остаются функционально вымершими, на «попечении человека» (т.е. их содержание ложится дополнительным бременем на «природную» часть планеты),  в экосистемы вернуть их не удалось, хотя к этому и стремятся.

Беда в том, что число таких видов и сообществ «на грани» в целом не уменьшается, но растѐт. Да, успехи природоохранников значительны: некоторые виды спасены от, казалось бы, совершенно неизбежного вымирания. Для каждого из них, кроме современного уровня знаний и больших трудозатрат, были задействованы большие деньги: одно разведение калифорнийского кондора в неволе с предварительной отработкой методов выпуска в природу на кондоре андском стоило $55 млн. Но при капитализме «пряников сладких всегда не хватает на всех»: до видов из «чёрного списка» «не дошли» не столько руки и головы природоохранников, сколько именно средства из рыночной экономики.

Мой примерный подсчёт по четырём томам «Разнообразия птиц» показал: на каждый спасённый от вымирания или восстановленный вид за последние 40 лет приходится от двух до восьми таких «потерянных»435 видов (в зависимости от отряда). Думаю, лет через 100–150 их запишут на счѐт одобрения нынешними экологистами ценностей «свободного мира» и «свободного рынка», и либеральной общественной ориентации – вместо напрашивающейся коммунистической. Ведь природа при капитализме — т. е. в обществе, где ценят и берегут один капитал, а людей/страны оценивают по обладанию им, оказывается в гораздо более зависимом и подчинённом положении, чем наёмный труд. Просто потому, что эксплуатация глобальным капитализмом для биомов планеты ещё разрушительней, чем для здоровья и человеческого потенциала рабочих.

Рисунок 3. Тенденции изменения среднего индекса положения видов в Красной книге для земноводных (Amphibians), млекопитающих (Mammals) и птиц (Birds) всего мира. Если индекс равен единице, можно сказать, что состояние видов не вызывает опасения. Если он равен нулю — все виды вымерли. По мере того как всё больше видов переходят в категорию «уязвимых» и далее — вплоть до категории, находящихся в «критическом состоянии», — значение индекса снижается. Все линии показывают наклон, свидетельствующий, что во всех этих группах происходит приближение вымирания. На правой панели (B, C, D) черными линиями показано, как на самом деле меняется индекс положения видов в Красной книге, а красными — изменение, ожидаемое в отсутствии мер, которые улучшили положение некоторых видов. Из обсуждаемой статьи в Science

Эта интуиция подтверждается точными расчётами, произведёнными несколько лет спустя в статье Hoffmann et al. (Science. V.330. 10.12.2010.).

«…в группе, объединяющей млекопитающих, птиц и земноводных, за период с 1980-го по 2008 год в среднем по 52 вида ежегодно перемещались на одну категорию ближе к вымиранию. Эта тенденция выявляется и для каждого класса позвоночных в отдельности, хотя детали несколько различаются. Больше всего вызывает тревогу ситуация с земноводными. Из 6247 известных науке видов этой группы 41% включен в Красную книгу МСОП. При этом скорость изменения статуса в сторону вымирания среди земноводных — самая высокая. Наиболее благополучная (хотя, на самом деле, тоже тревожная) ситуация с птицами. Их известно 9895 видов, и из них 13% включены в Красную книгу. И в этой группе животных, так же как и среди земноводных, средний статус краснокнижных видов изменяется в сторону возрастания опасности вымирания.

Рисунок 4. Глобальное распределение угрозы вымирания позвоночных животных на суше (показано разными оттенками коричневого) и в океане (показано разными оттенками синего). Данные по пресноводным животным отнесены к суше. Шкала справа — число видов, состояние которых вызывает опасения. Хуже всего ситуация в Юго-Восточной Азии, где обитает множество редких видов, имеющих небольшой ареал распространения. Из обсуждаемой статьи в Science

Степень угрозы вымирания видов в разных районах Земного шара не одинакова. Наибольшее количество видов, состояние которых вызывает опасения, сосредоточено в тропиках, прежде всего — в Юго-Восточной Азии (рис. 4). Это район, где обитает множество видов — эндемиков, имеющих очень ограниченный ареал распространения, — и вместе с тем это район, где быстро возрастает хозяйственная активность человека. В частности, огромный урон дикой природе в тропиках наносит сведение лесов для высвобождения площадей под плантации масличной пальмы, используемой для получении биотоплива… Вообще, от биотоплива пока больше вреда, чем пользы.

К сожалению, ряд видов за время существования Красной книги уже исчез с лица Земли. Так, в промежутке между 1988-м и 2008 годом вымерли два вида птиц — дрозд камао (Myadestes myadestinus) с острова Кауаи (Гавайские острова) и алаотранская поганка (Tachybaptus rufolavatus), встречавшаяся ранее на озере Алаотра на Мадагаскаре. Еще шесть видов птиц числятся как «вероятно вымершие». Почти наверняка в период с 1980 года исчезли девять видов земноводных, в том числе «золотая жаба» (Incilius periglenes), обитавшая во влажных горных лесах Коста-Рики. Еще 65 видов земноводных считаются «вероятно вымершими». Среди млекопитающих не отмечено видов, исчезнувших с 1996-го по 2008 год, хотя скорее всего следует считать вымершим пресноводного дельфина байцзи (Lipotes vexillifer), жившего в реке Янцзы в Китае.

Золотая жаба

Речной дельфин байцзи

…Констатируя снижение биоразнообразия и возрастание угрозы вымирания во всех изученных группах позвоночных животных, авторы обсуждаемой работы в то же время задаются вопросом, насколько эффективны меры, предпринятые для сохранения краснокнижных видов. Из 928 случаев смены статуса видов в Красной книге в 68 случаях (7%) статус вида улучшился (степень опасности вымирания уменьшилась) — за исключением 4 случаев отмеченное улучшение безусловно было результатом природоохранных усилий. Для выявления эффекта этих усилий авторы рассчитывали среднюю величину «индекса положения в Красной книге» для определенной группы животных в разные моменты времени, а также величину этого индекса, которая наблюдалась бы в том случае, если бы виды, улучшившие свой статус, оставались в прежней категории. Тогда сравнение двух кривых изменения индекса во времени показывает эффективность мер по охране видов. Чем больше различие между графиками, тем ощутимее влияние предпринятых мер. Из приведенных графиков видно (рис. 3), что более или менее значимый результат достигнут для птиц и млекопитающих, а вот для земноводных его практически нет.

Алексей Гиляров (2011). Всё большему числу видов позвоночных грозит вымирание.

Недавний анализ динамики биоразнообразия в рамках проблемы сохранения т. н. Cети жизни планеты (IPBES) показывает, что эти тенденции не удалось переломить, напротив, «движение индексов» положения угрожаемых видов в Красной книге к 0, т. е. вымиранию в следующее десятилетие только ускорилось.

«Глобальные темпы вымирания видов уже сейчас по меньшей мере в десятки и сотни раз выше чем средний темп за последние 10 миллионов лет и ускоряются (оценка неполная, уточняется в сторону повышения по мере прогресса исследований плохо изученных групп и районов планеты). Действия человека вызвали вымирание по меньшей мере 680 видов наземных позвоночных с 1500 г., включая гигантских черепах на Галапагосах и Маскаренских островах, хотя усилия природоохранников спасли не менее 26 видов птиц и 6 — копытных, в т.ч. аравийского орикса и лошадь Пржевальского. Угроза вымирания ускоряется, а спасения — нет: в наиболее изученных таксономических группах большинство угрожаемых видов оказались под угрозой исчезновения в последние 40 лет, до этого были благополучны или неизучены (оценка неточная, может меняться, скорей всего в сторону увеличения). Доля таких видов в более-менее изученных группах (наземные, пресноводные и морские позвоночные, ряд групп беспозвоночных или растений) составила ~25%. Под угрозой исчезновения — более 40% видов амфибий, почти треть рифообразующих кораллов, акул и их родственников и более трети морских млекопитающих. являются в настоящее время находится под угрозой.

Источник. Доклад IPBES 6 мая 2019 г.

Доля насекомых, которые могут исчезнуть — ключевой фактор неопределенности, но данные подтверждают предварительную оценку в 10% (может меняться). Эти пропорции предполагают, что из примерно 8 миллионов видов растений и животных (75% из них насекомые), около 1 миллиона находятся под угрозой исчезновения. Сходные цифры получены независимо из анализа сокращения природных биомов — местообитаний для дикизх видов, и расчётов на основании зависимостей «виды — площадь», позволяющих оценить, какая доля видов каждого таксона оказывается под угрозой уничтожения при сокращении площади своих местообитаний наполовину или на 90%. В целом биомы планеты под антропогенным прессом сократились по площади на треть, целый ряд существенно больше (см. выше рисунок с данными 2000 г., приводимый там прогноз в следующие 20 лет, увы, «перевыполнен»). В результате из 5,9 миллиона наземных видов 9% (>500 000 видов) не имеют достаточной территории для самоподдержания, или она слишком фрагментирована, почему без восстановления местообитаний вымрут в ближайшие десятилетия.

Вспомним: в рыночной экономике деньги, выделяемые на сохранение природы и распределяемые через гранты, фонды, личные контакты между разнообразными НПО, представляют собой определѐнный процент от общей суммы ВВП, заработанного мировым бизнесом. Борьба идёт лишь за увеличение этих «отчислений», но не за отказ общества от данной зависимости. В таком случае этот 1 спасённый вид на фоне 2–8 погубленных попросту «плата за молчание», за то что «зелёная» идеология останется либеральной и не потребует отказа от частной собственности со свободой предпринимательства безусловно гибельных для дикой природы. По тем же самым соображениям глубоко религиозные аболиционисты США отвергали рабство на Юге, считавшееся эффективным экономически²² – как погибельное для души.

Лично мне стало стыдно при «свежем» взгляде на этот мартиролог – ведь он означает, что при существующей идеологии всякий успех в природоохранных действиях имеет обратный результат. В каждом таксоне куда больше ранее благополучных видов и местообитаний «переводится» за грань уничтожения (или ставится на эту грань, когда их судьба зависит от случая), чем спасается существующими средствами. Думаю, это неприемлемый collateral damage, и связан он именно с идеологией «демократического либерализма» (интеллектуальные несообразности которой применительно к нашей проблеме описал В.Н. Грищенко). Он будет только прирастать, если экологическое движение будет по-прежнему заимствовать идеологию и практику (значит, и этику) т.н. «демократического либерализма», с его приматом «свободы» над виной и ответственностью.

Отсюда – вывод или, точней, выбор; трудный и морально тяжёлый, как все выборы этического характера. Можно продолжать «охранять природу» или, паче чаяния, «защищать права природы» – но в рыночном мире это возможно только на деньги корпораций и фондов, заработанные, в конечном счѐте, на разрушении той же природы. Соответственно, каждый частный успех в более развитых странах (новый заповедник, ещё один спасённый вид ) обернётся -кратной потерей видов и экосистем в третьем мире, где находится максимум биоразнообразия. Так что следовать идеологии демократического либерализма просто неэффективно. Не буду обсуждать, как это выглядит в моральном плане – не хочу навязывать свою этику.

Второй вариант: ради спасения биосферы охрана природы прежде этики обретёт социальную философию (по отношению к ней этика вторична, и обсуждать надо первую). Она проста: «зелёные» хотят остановить и демонтировать механизм разрушения природы также как «красные» – эксплуатации рабочих, поскольку это один и тот же механизм частной собственности со свободой предпринимательства. Чтобы спасти природу, «зелёным» вместе с «красными» надо остановить, а не обслуживать эту мясорубку. Или хотя бы «не крутить ручку»: нашими заявками на гранты, «позициями» в НПО…

Неспособность осознать реальность перемалывающих природу «рыночных механизмов», непонимание личного участия в работе этого Молоха – этический дефект того же рода, что у пилотов бомбардировщиков в войне во Вьетнаме. Они тоже просто «хорошо делали свою работу», выводя воздушное судно на цель, благо высота полёта и современный механизм бомбометания избавляет от необходимости лично наблюдать результаты (как и в рыночной экономике).

Как-то на рубеже XIX и XX веков в Императорской Академии наук обосновали необходимость реформы русского календаря. И пытались еѐ провести, создав «комиссию по введению нового стиля», но отсталый общественный строй ставил препоны и топил в болоте (как и с электрификацией и другим потребностями развития страны).

«Впоследствие [С.Ф.] Ольденбург вспоминал, как часто члены комиссии говорили: «Мы будем работать годы и не двинемся с места, а придѐт когда-нибудь революция и введѐт новый стиль в несколько дней».

Действительно, революция ввела календарную реформу декретом, составленным с революционною решительностью и быстротой. Проект декрета обсуждался при участии директора Пулковской обсерватории Белопольского и [тогда] непременного секретаря РАН Ольденбурга и был принят декретом СНК РСФСР 24 января 1918 г., в соответствии с которым вводилась поправка на 13 суток²³».

Также будет и с переходом к устойчивому развитию — если только капитализм не убьёт биосферу раньше, чем люди перестанут его терпеть.

Примечания